Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай(без илл.) - Купер Джеймс Фенимор. Страница 48
— Конечно, Луис, будем надеяться на лучшее. Жаль, что море разгулялось и мы не можем помочь «Пинте», но Мартин Алонсо и в самом деле моряк опытный: положимся на его сообразительность. Но меня тревожит не это, хотя потерять управление в океане дело тоже нешуточное. Тут все много серьезнее! Вы знаете, что «Пинта» была реквизирована для нас по приказу королевы за какие-то провинности жителей Палоса, и, уж конечно, против воли ее владельцев? Так вот, хозяева «Пинты», Гомес Раскон и Кристоваль Кинтёро, находятся на своей каравелле. Для меня ясно: эта поломка не случайная. Они и раньше, еще в Палосе, делали все возможное, чтобы задержать наше отплытие, и, как видно, продолжают нам вредить даже в открытом океане.
— Клянусь верностью королеве, сеньор дон Христофор, поручите это дело мне, и я живо расправлюсь с изменниками! Позвольте мне сесть в шлюпку и отправиться на «Пинту»! Я только скажу этим господам Раскону и Кинтеро, что, если у них опять сорвет руль или случится еще что-нибудь подобное, первый будет повешен на рее его собственной каравеллы, а второй выброшен за борт, чтобы исследовать ее киль и всю подводную часть вместе с тем же рулем!
— Не сюит прибегать к таким крутым мерам без крайней необходимости, особенно когда мы не можем доказать их вину, — возразил Колумб. — Разумнее будет подыскать на Канарских островах другую каравеллу. Я уверен, что мы не избавимся от неприятностей, пока не отделаемся от обоих судовладельцев и их судна. Кроме того, сейчас спускать шлюпку опасно, иначе я бы сам отправился на «Пинту». Так что пока остается только положиться на Мартина Алонсо и его умение. Колумб ободрил издали экипаж «Пинты», и матросы принялись за дело. Часа через два повреждение было исправлено, и каравеллы на всех парусах вновь двинулись к Канарским островам.
Несмотря на остановку, в течение дня и ночи удалось пройти добрых девяносто миль. Но на следующее утро руль снова сорвало с места, и гак как на сей раз повреждение оказалось более серьезным, то, чтобы устранить его, потребовалось гораздо больше времени. Эти повторяющиеся поломки привели адмирала в негодование. Они ясно свидетельствовали о чьем-то злом умысле, и Колумб окончательно решил отделаться от «Пинты», если только на островах удастся подыскать другое подходящее судно. Из-за долгой задержки каравеллы прошли в тот день всего каких-нибудь шестьдесят миль, хотя попутный ветер не утихал. Утром все три каравеллы сблизились, чтобы капитаны и кормчие могли сравнить свои наблюдения и совместно определить местоположение эскадры.
Одним из достоинств Колумба было его умение точно определяться, несмотря на несовершенство приборов того времени. Правда, все мореплаватели уже более столетия пользовались компасом, однако о магнитном склонении note 57 , знание которого в дальних плаваниях не менее важно, чем знание самого инструмента, никто не знал. Моряки тогда не осмеливались отходить далеко от берегов и не имели понятия об этом таинственном явлении природы, да и вообще, прокладывая путь, они больше полагались на солнце и звезды, чем на свои вычисления. Колумб был редчайшим исключением среди этих людей. Он досконально изучил все, что могла дать мореплавателю наука той эпохи, чтобы применить эти знания для достижения: великой цели, ради которой, казалось, он только и жил.
Как и следовало ожидать, точно определить местоположение каравелл сумел один адмирал, и кормчие вскоре убедились в его правоте, когда в предсказанное им время на горизонте в юго-западном направлении появились вершины Канарских островов, похожие на четко очерченные темные тучи, встающие над океаном. Но поскольку с моря да еще в ясную погоду горы видны на очень большом расстоянии, каравеллы достигли главного острова Гран-Канария только 8 августа, то есть почти через неделю после выхода из Палоса.
Суда вошли в порт и стали на якорь. Колумб немедленно принялся за поиски новой каравеллы, но, потерпев неудачу, отправился на остров Гомеру, полагая, что там скорее отыщет необходимое ему судно.
Пока «Санта-Мария» и «Нинья» находились на Гомере, Мартин Алонсо оставался на Гран-Канарии, так как «Пинта» нуждалась в ремонте. Но поиски Колумба оказались безрезультатными, и он тоже вскоре вернулся на Гран-Канарию. Здесь выяснилось, что, помимо всего прочего, «Пинта» была плохо проконопачена, видимо, тоже для того, чтобы сделать ее непригодной к плаванию. Все эти недоделки пришлось устранять сейчас. Наконец эскадра двинулась к Гомере, откуда Колумб намеревался пуститься в неведомый океан.
Тем временем среди матросов нарастало глухое недовольство, да и те, кто командовал ими, тоже начинали смотреть на будущее все более и более мрачно.
Во время плавания от Гран-Канарии к Гомере Колумб со своими постоянными собеседниками, среди которых был и Луис, стоял, как обычно, на юте, когда вдруг до него донесся разговор матросов, собравшихся внизу у грот-мачты. Была уже ночь, ветер затих, и голоса разносились гораздо дальше, чем полагали возбужденные спорщики.
— Говорю тебе, Пепе, наша судьба непрогляднее этой ночи! — яростно доказывал какой-то горластый матрос. — Посмотри на запад — что ты там видишь? Ничего! Никто и не слышал, чтобы за Азорскими островами была еще какая-нибудь земля. Материк окружен бесконечным океаном лишь с редкими островами, чтобы никто и не думал из любопытства соваться в недоступные людям просторы. Надо быть последним дураком, чтобы этого не понимать!
— Ладно, Пэро, говори что хочешь, — ответил Пепе, — но я знаю — и моя Моника думает так же, — что наш адмирал выполняет волю божью. А с божьей помощью мы совершим великое открытие и принесем язычникам истинную веру!
— Вечно ты со своей Моникой! Уж такая она ученая, умная да благоразумная, так мудро решает все за себя и за тебя, что быть бы ей не Моникой, а доньей Изабеллой! Впрочем, для тебя она и есть королева, весь Могер это знает. Дай ей волю, она всем городом будет вертеть, как вертит тобой! Не зря говорят…
— Не смей говорить ничего плохого о матери моего сына! — сердито прервал его Пепе. — Я еще могу снести твою глупую болтовню, пока ты ведешь речь обо мне, но, если ты заденешь Монику, берегись! Даром тебе это не пройдет!
— Уж больно ты смел на словах, дружище Пэро! — вмешался кто-то третий (Колумб и Луис тотчас узнали голос Санчо Мундо). — Особенно когда удалишься миль на сто от своей собственной дражайшей половины, которая сойдет за все девять десятых! Вольно же тебе высмеивать Пепе! Мы-то знаем, кто командует у тебя на борту: в своей семейной каюте ты кроток, как дельфин, попавший на крючок, а здесь хорохоришься. Но довольно болтать о бабах! Если хотите говорить, поговорим, как подобает морякам. Вместо того чтобы спрашивать Пепе — он еще слишком молод и мало видел, — спрашивайте лучше у меня, я готов ответить!
— А что скажешь ты об этой неведомой земле, которая будто бы лежит за океаном и которой никто никогда не видел да и не увидит?
— Скажу, что у тебя язык без костей: ты, Пэро, сам не знаешь, что мелешь. А еще скажу, что было время, когда Канарских островов тоже никто не видел, когда моряки вообще боялись отходить от берегов, когда португальцы даже не слышали о такой земле, как Гвинея, и уж, конечно, не знали, что у них там будут владения и рудники. А теперь я сам побывал в Гвинее, и благородный дон Христофор тоже — я его видел там собственными глазами!
— При чем здесь Гвинея и португальские рудники, когда мы говорим о путешествии на запад! Все знают, что есть такая страна Африка, и нет ничего удивительного, если португальские моряки доплыли до земли, о которой давно знали. Но кто поручится, что за океаном есть другие материки? Это все равно что говорить, будто есть другая земля на небесах!
— Хорошо сказано, Пэро! — поддержал матроса один из его единомышленников. — Придется Санчо пошевелить мозгами, чтобы на это ответить!
— Хорошо для болтливой бабы, которая не думает, о чем говорит, — холодно заметил Санчо. — А вот королева и наш адмирал рассудили по-другому! Слушай, Пэро, ты, видно, знаешь только одну дорожку — между Палосом и Могером, а потому считаешь, что от Севильи до Гранады и пути нет! В каждом деле бывает начало, и наше плавание, конечно, проложит дорогу в Катай. А плывем мы на запад, а не на восток потому, что, во-первых, так ближе, а во-вторых, — это единственный водный путь. Ответьте, друзья, может каравелла или любая другая посудина с любой оснасткой пройти под парусами через горы и долины целого материка?
Note57
Севилья и ее округ входили в границы Кастилии, но считались особым владением, а не исконно кастильским городом.