Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай(без илл.) - Купер Джеймс Фенимор. Страница 46

— Вы хотите казаться невежественнее и сумасброднее, чем есть на самом деле. К чему это, юный мой сеньор? Впрочем, не стоит сейчас об этом говорить. У нас еще будет предостаточно времени, и я успею познакомить вас со всеми своими сложными соображениями и самыми убедительными доказательствами. Подумайте о другом. Разве это не милость судьбы, что вот наконец я в открытом океане, удостоенный высокого доверия двух монархов, облеченный званием адмирала и вице-короля? И под моим командованием королевский флот, который должен распространить власть Испании и нашей церкви до самых дальних пределов земли!

Все это было сказано спокойно, однако с горячей убежденностью, отличавшей великого мореплавателя, с той убежденностью, которая у одних вызывала насмешливое недоверие, а у других — глубокое уважение. Что касается Луиса, то на него, как и на всех, кто был близко знаком с Колумбом и мог по достоинству оценить здравость его суждений, такие речи всегда производили большое впечатление, и даже сама Мерседес вряд ли могла бы здесь что-либо изменить. Искра такого же высокого восторга теплилась и в душе юноши, а потому ему было нетрудно понять благородные побуждения родственного сердца.

— Луис ответил, как думал, и слова его не противоречили мыслям адмирала. Еще долгое время стояли они на юте и поверяли друг другу свои надежды, однако беседа их вскоре стала настолько выспренной и отвлеченной, что пересказывать ее невозможно да и вряд ли необходимо.

Каравеллы вышли из реки около восьми часов утра. С тех пор прошло много времени. Далеко позади растаяли холмы Палоса и очертания знакомых берегов. Эскадра шла курсом прямо на юг.

В ту эпоху рангоут note 54 на судах был куда беднее, они несли гораздо меньше парусов, чем современные быстроходные корабли, поэтому и двигались сравнительно медленно. Плавание, которому, как многие полагали, вообще не будет конца, во всяком случае обещало быть долгим. Две морские лиги в час считалось тогда отменной скоростью даже при свежем попутном ветре. Было, правда, несколько дней, когда каравеллы, судя по записям самого Колумба, проходили за сутки до ста шестидесяти миль, и такие дни мореплаватели отмечали с законной гордостью. Но просвещенному читателю, конечно, известно, что в наше время и при наших скоростях хороший парусный корабль прошел бы точно такое же расстояние в два-три раза быстрее!

Солнце первого дня этого достопамятного плавания клонилось к закату. Каравеллы шли уже одиннадцать часов, подгоняемые «сильным ветром», как отметил сам Колумб. К этому времени они уже удалились от своего порта на добрых пятьдесят миль, следуя прежним курсом на юг. Палое окончательно скрылся из глаз, и лишь кое-где на востоке над гладью океана еще проступали неясные вершины гор, которые мог различить только опытный глаз моряка. Но вот сияющий диск солнца исчез за западной кромкой океана, и наступила ночь.

Как раз в эту минуту Колумб и Луис снова поднялись на , полуют, чтобы бросить последний прощальный взгляд на исчезающие берега Испании. Неподалеку от них два матроса сращивали перетершийся трос. Они сидели прямо на палубе, чуть в стороне, как бы из уважения к адмиралу, и сначала тот их не заметил.

— Вот и солнце скрылось за волнами необозримого океана, сеньор Гутьерес, — заметил Колумб, который из осторожности всегда пользовался одним из вымышленных имен Луиса, когда кто-либо находился поблизости. — Солнце покинуло нас, друг мой Педро, но оно продолжает свой путь, и в этом я вижу доказательство шарообразной формы земли, а также того, что, плывя на запад, мы непременно достигнем берегов Катая.

— Я всегда охотно склоняюсь перед мудростью ваших планов, предположений и помыслов, сеньор дон Христофор, — ответил Луис де Бобадилья, строго соблюдавший почтительность в обращении к адмиралу. — Но, признаться, я не вижу никакой связи между круговоротом солнца и местоположением Катая или дорогой, по которой следует к нему плыть. Мы знаем, что великое светило нескончаемо совершает свой путь по небесам, что утром оно поднимается из моря и уходит на ночь в свою водяную постель. Если мы это видим в Кастилии, то же самое, наверное, увидим и в Катае. Только почему круговорот солнца должен предвещать нам успех или неудачу?

Непонятно!

При этих словах оба моряка прекратили работу и с любопытством уставились на адмирала, ожидая его ответа. Заметив их, Луис узнал в одном Пепе и кивнул ему; другого он, кажется, встречал впервые.

По виду это был заправский моряк того времени, или, как сейчас говорят в Европе, настоящий морской волк. В это понятие обычно вкладывается представление о человеке, полностью слившемся со своей морской профессией, которая наложила отпечаток на все его привычки, внешность, мысли, язык и даже мораль. Ему можно было дать лет пятьдесят. Приземистый, широкоплечий, мускулистый и в то же время очень подвижный, он был, как говорится, грубо скроен, да крепко сшит; его простое лицо с угловатыми, тяжелыми чертами светилось лукавством, за которым угадывались природный юмор и сильная воля. Колумб сразу признал в нем первоклассного матроса, и не только по виду, но и по делу, которым тот был занят, потому что сращивание, или, по-морскому, сплесневание канатов доверяют лишь самым умелым и опытным членам команды.

— Непонятно? — переспросил адмирал, тоже бросив взгляд на двух моряков. — Что ж, я объясню вам, сеньор. Солнце ведь не зря и не без толку ежедневно обходит землю. Трудно вообразить, что такое благодатное и щедрое светило растрачивает свое тепло и свет понапрасну. И, наоборот, если мы представим — а я в этом уверен! — что день вслед за ночью все время движется на запад, что солнце всегда изливает свои живительные лучи на землю и покидает одну страну лишь для того, чтобы осветить другую, тогда вся система обретет законченность и гармонию. То самое солнце, что уже ушло от нас, еще освещает Азорские острова. А поутру его увидят где-нибудь на востоке, Смирне или в Греции, на час с лишним раньше, чем оно взойдет над нами. В природе нет ничего бесполезного или неразумного, а потому я уверен, что солнце, покинувшее нас, вскоре будет светить над Катаем, за ночь пройдет над всем обширным Азиатским материком и, обойдя кругом землю, снова пошлет нам свой утренний привет. Короче говоря, друг мой Педро, мы на своих каравеллах совершаем тот же самый путь, что солнце в небесах, только помедленнее да поскромнее. И, если бы у нас было довольно времени, мы оба обошли вокруг всего земного шара и вернулись в Испанию с востока, через земли персов и татар.

— Значит, залог нашего успеха в шарообразной форме земли? — спросил Луис. — Я правильно вас понял?

— Совершенно правильно, сеньор де Муньос! — ответил адмирал. — И я буду весьма огорчен, если хоть один человек на борту моих каравелл в этом еще сомневается. Да вот, кстати, два матроса, они, наверно, слышали наш разговор! Давайте их спросим: мнение опытных моряков всегда полезно знать… Это с тобой я разговаривал на берегу вчера вечером? — обратился Колумб к более молодому матросу. — Тебя, кажется, зовут Пепе?

— Так точно, сеньор адмирал! Для меня великая честь, что ваша милость меня заметили и запомнили…

— Как же не запомнить такое честное лицо! Видно, и сердце у тебя столь же честное, и я уверен, что в случае чего смогу на тебя положиться.

— Не сомневайтесь, ваша милость! Вы для меня не просто сеньор адмирал! Человек, который сумел уговорить мою Монику, для меня все равно что король!

— Благодарю, честный Пепе, я тебя не забуду. А ты, приятель, — продолжал Колумб, обращаясь ко второму моряку, — как твое имя? Похоже, тебя никакая буря не испугает!

— Ваша правда, благородный адмирал, волны мне нипочем, и имя у меня тоже есть! — ответил моряк с видом человека, который за словом в карман не полезет. — Правда, я обхожусь без «дон» или «сеньор», — ничего не попишешь! А зовут меня по-разному. Приятели, когда торопятся, зовут просто Санчо, а когда у них есть время для церемоний, прибавляют еще Мундо note 55 , так что полное мое имя Санчо Мундо.