Иероглиф - Токарева Елена О.. Страница 20

Уходя, Дун пообещал мне, что в следующий раз мы будем изучать педикюр и массаж стопы.

– В каком смысле? – спросила я.

– Вам надо научиться делать массаж стопы и педикюр. Это даст вам огромные преимущества перед теми, кто их делать не умеет.

Я – и педикюр… и массаж чьей-то потной стопы…

Эта перспектива меня потрясла. Интересно, на чьей потной ноге я должна буду тренироваться?

3. Про науку массажа

«Все самое главное – внизу, на стопе. Правда – в ногах. Напрасно люди так сильно поэтизируют душу».

На следующий день Дун пришел ко мне с маленькой фарфоровой китаянкой. Ее личико было прекрасно, будто его рисовал тонкой кисточкой китайский художник. И вся она была такая нежная, будто цветок лотоса. У нее были прелестные маленькие кисти рук. Рядом с ней стояла большая сумка.

– Это Ли, – сказал Дун. – Она сделает вам китайский массаж стоп и педикюр.

Ли улыбнулась мне так, как будто ей предстояло огромное удовольствие.

Из своей объемистой сумки она вынула симпатичную деревянную кадушечку и пошла вперед по квартире – искать уютное место. Она оглядела мои апартаменты и остановилась на родительской спальне, которую я давно облюбовала себе.

Жестом она показала мне на краешек постели и велела сесть. Она быстро нашла ванную, наполнила кадушечку горячей водой и высыпала в нее из пакетика свежие лепестки роз, желтых и красных. Потом всыпала в воду горсть прозрачной морской соли. Затем она сняла с моих ног теплые носки, в которых я люблю ходить по квартире, и опустила мои ноги в воду с лепестками роз. При этом Ли трогательно улыбалась, стараясь поймать мой взгляд. И когда наши глаза встречались, Ли чрезвычайно радовалась. Так, должно быть, ведет себя любимая собака. Но собака не умеет делать массаж стоп.

Пока мои ноги уютно размокали в кадушке с розовыми лепестками, Ли разминала мои ладони и ловила мой взгляд.

Я закрыла глаза, чтобы лучше чувствовать ее движения. Но едва я приоткрывала их, как ее лучистый взгляд ласкал меня и искал моего взгляда.

Потом Ли принялась за мою шею и плечи. Она находила какие-то точки, и захватывала щепотью кусочек моей плоти, и быстро зажимала его между своими пальцами. Под ее руками я все более расслаблялась, и, когда она взялась за стопы моих ног, я совсем заснула.

Черт возьми, я хотела бы иметь всегда под рукой эту китаянку!

– Ли, – сказала я, – ты понимаешь по-русски?

Она кивнула.

– Приходи ко мне каждый день делать массаж ног – я буду платить тебе, сколько ты скажешь. Ладно? Сколь стоит твой массаж? Какой массаж ты еще умеешь делать?

– Всякий, – сказала Ли. – Китайский, тайский, японский… Ты хочешь учить массаж?

Ли была слишком хорошего мнения обо мне. Я хотела не учиться, а получать удовольствие.

– Да, Ли, я буду у тебя учиться, – сказала я, чтобы ее не обидеть. – Сколь лет надо учиться тому, что умеешь ты?

– С детства, – сказала Ли. – Но если ты способная, то недолго, год-два…

Я взяла в свои руки ее маленькие ладошки и стала рассматривать их. Мне хотелось понять, откуда в этих ладошках такая сила. Когда Ли нажимала на избранные ею точки, она будто прожигала своими пальчиками кожу и плоть. На одной из ладошек, на внешней стороне, я увидела маленькую наколку в виде четырехзначного номера. Ли страшно покраснела, когда я погладила номер и спросила:

– Что это? Ты стояла в очереди за мукой?

Мама мне рассказывала, как в голодные времена в России люди писали на ладонях номера, когда стояли в очередях за хлебом.

Ли молчала, и глаза ее выражали ужас. Я видела, что она вот-вот заплачет.

– Ли, я пошутила. Не обращай внимания на мои слова, я грубая девочка. Я в детстве дралась с мальчишками.

Ли через силу улыбнулась. Потом быстро собрала свои вещички и, попрощавшись, ушла.

Мне быстро прискучило обучение сервису. Я знала, что хочу командовать, а не ухаживать. Мне казалось, что мой учитель Дун ведет меня к моему скромному офисному счастью слишком длинным и извилистым путем. Зачем так много уметь, чтобы стать канцелярской крысой в Чайна-тауне? Как говорится, юбку покороче – и за компьютер!

И я решилась сказать ему об этом.

– Я вообще-то не хочу так углубляться ни в историю, ни в философию. Ни тем более в педикюр и массаж. Мне бы узнать что-нибудь такое, чтобы сразу начать получать много денег. Раз уж мне не досталось славы. Когда денег мало, они очень быстро кончаются. Иногда у меня нет денег даже на массажистку. Или на бензин.

Китаец удивился моим словам. Он поднял брови в знак удивления.

– Чайнатаун начали строить еще при старом мэре, – сказал китаец, скромно опустив глазки.

– И что из того?

– И строили его день и ночь, без выходных и перебоев в снабжении. Много людей привезли строить этот город. И никто не знает, куда потом делись эти люди… Никто не знает теперь, кто владеет этим городом. Никто не знает, как устроен город. Даже те, кто живет внутри него. Потому что никто так сильно не ошибается, как очевидцы. Надо знать секрет устройства. Но большие люди не выдают свои секреты даже своим детям. Иначе они лишатся власти…

Больше китаец ничего не сказал. Он достал китайскую азбуку и стал показывать мне главные китайские иероглифы. Первый и главный – это иероглиф богатства. «Это король китайских иероглифов», – сказал мне Дун. Затем иероглиф-благополучие. Здоровье. И гармония.

Я училась рисовать китайской кисточкой. Я слушала, как иероглифы звучат.

В заключение урока Дун рассказал мне:

– Теперь вы все время должны тренироваться в улыбках и поклонах. Это вам пригодится на всю жизнь. В Китае надо уметь кланяться и улыбаться. Вот та-ак. – И он, опять сложив ладошки вместе, прижав их к груди, от всего своего китайского сердца поклонился мне.

– Вы так будете кланяться своему нанимателю. Своему хозяину. Охране. Шоферу. Всем.

– А мне кто-нибудь будет кланяться?

– Вам будут кланяться нижестоящие.

– Значит, я буду нижестоящая даже для шофера.

Дун кивнул: «Да».

– В Китае легко стать богатым?

– Очень легко, – сказал Дун. – В Китае легко стать богатым. В Китае многих назначали богатыми. Многих ответственных товарищей. Когда китайская компартия раздавала собственность и назначала миллионеров, мои родители, к сожалению, уже были в России. Они слишком поспешили. И слишком увлеклись европейским марксизмом. Но другие люди, которые обладали истинно китайским терпением, они получили от КПК миллионы и стали очень богатыми людьми. В Китае большое количество миллионеров. А жизнь в Китае очень дешевая. Всего двести пятьдесят долларов нужно семье из четырех человек, чтобы жить очень хорошо. Потом и новые китайцы стали вступать в КПК. Двести тысяч вступило. И сейчас в КПК состоит семьдесят миллионов человек. Это одна большая дружная семья.

Во всех больших компаниях председатель Совета директоров является одновременно секретарем парткома. Главная китайская добродетель – это богатство, а путь к богатству – это накопление.

– Зачем же китайцы уезжают из Китая?

– Чтобы стать еще богаче. Накопить и стать богатыми. И чтобы стать свободными. Многие китайцы хотят уехать из Китая. А потом вложить в Китай свои капиталы. Это очень выгодно. В Китае дешевый труд. Однако в Китае почти нет свободы. Если в Китае мужчину застанут в гостинице с женщиной, которая не является его женой, – мужчина лишится своей должности. Если он чиновник. Он опозорится. Недавно уволили высокого чиновника и исключили его из партии. Его застали с чужой женщиной. Поэтому многие китайцы хотят, чтобы все было, как в Китае, но чтобы была свобода, как в Европе или в Америке. Вот поэтому во всем мире возникают чайна-тауны. Теперь очередь докатилась до России. У вас построен необычный Чайнатаун.

– А что в нем необычного?

– Это специальный засекреченный питомник для «поколения единственных детей», – зашептал Дун. – Это проект новых китайцев. Оппозиции. И западных людей. Там, за высокой стеной, получает образование и проходит тренинги лучшее поколение Китая. Элитные дети, которые потом возглавят страну. Сейчас в Китае правят коммунистические кланы. Они в темноте варят политическую кашу. Никто не знает, о чем договариваются кланы. В Китае нет открытой политики. Запад хочет, чтобы была прозрачная западная политика, демократия. Система контроля за Китаем. Это большой политический проект.