Ангелотворец - Лэкберг Камилла. Страница 42

— Почему же? — спокойно встретил его взгляд Леон.

Но вместо Хедстрёма ответил Йоста:

— Четверо отпрысков богатых семейств, привыкших получать все, на что укажут пальцем. Естественно, между вами было соперничество. И Йозеф из бедной семьи, да еще и еврей… — Флюгаре сделал паузу. — А все мы знаем, каких взглядов сегодня придерживается Йон.

— Йон тогда таким не был… — протянул Кройц. — Знаю, что его отцу не нравилась идея послать сына в школу, где учится еврейский мальчик, но по иронии судьбы именно они в школе были лучшими друзьями.

Патрик кивнул. Интересно, что заставило Хольма так сильно измениться? Может, с возрастом он попал в зону влияния взглядов отца? Или на то есть другая причина?

— А остальные? Что вы о них скажете?

Леон задумался, а потом потянулся и крикнул в сторону гостиной:

— Ия! Ты там? Сделаешь нам кофе?.. Перси — шведский аристократ до мозга костей, — продолжил он вспоминать, снова откинувшись на спинку инвалидного кресла. — Высокомерный и избалованный, но не злой. Просто привык с детства думать, что он лучше других. Любит похвастаться отвагой предков в бою, но сам боится собственной тени. А Себастиан, как я уже сказал, на все готов ради выгоды. Кстати, он даже на острове вел бизнес. Никто не знает, как ему это удавалось. Я думаю, он платил рыбакам за то, чтобы они доставляли на Валё шоколад, сигареты, лимонад, спиртное и порножурналы, которые он потом загонял по двойной цене. Кстати, на спиртном он, по-моему, и погорел.

На веранду вышла Ия с подносом и поставила на стол чашки с кофе. Было видно, что она неплохо освоилась в роли домохозяйки.

— Надеюсь, кофе вам понравится. Я так и не научилась управляться с этими машинами, — вздохнула женщина.

— Конечно, — сказал Леон. — Ия не привыкла к столь спартанскому образу жизни. Дома в Монако кофе нам готовили слуги. Так что переезд сюда для нее — большая перемена.

Патрику показалось, что он различил нотки сарказма в голосе Кройца, но тот быстро вернулся к роли любезного хозяина.

— Сам я научился жить просто именно на Кальвё. В городе у нас были все мыслимые и немыслимые удобства, но на острове, — он посмотрел на море, — папа расставался с костюмом и ходил в шортах и футболке. Мы ловили рыбу, собирали землянику, купались… находили счастье в простых вещах.

Он прервался, чтобы налить кофе.

— Нельзя сказать, что все эти годы вы жили просто, — пробормотал Йоста.

— Туше́, — усмехнулся Леон. — Да, простоты мне не хватало. Меня все время тянуло на приключения.

— Искали адреналин? — спросил Патрик.

— Это было бы слишком просто. Для меня приключения — это как наркотик, несмотря на то что я никогда не отравлял себя никакой химией. Я не мог жить без приключений. Начав однажды, уже не мог остановиться. По ночам лежал без сна, думая: можно ли залезть выше? Нырнуть глубже? Проехать быстрее? И встав утром, отправлялся искать ответ на эти вопросы.

— Но теперь все в прошлом, — констатировал Флюгаре.

Хедстрём в который раз пожалел, что не послал Йосту вместе с Мелльбергом на курсы ведения допросов, но Леон, судя по всему, не обиделся.

— Да, в прошлом, — сказал он просто.

— Где произошла авария? — решил спросить Патрик, раз уж об этом все равно зашла речь.

— В Монако, — ответил Кройц. — Обычная автомобильная авария. Ия была за рулем. Как вам известно, дороги в Монако узкие, горные, с крутыми виражами. Ия увернулась от встречной машины, мы вылетели на обочину, машина перевернулась и загорелась… — Леон уставился перед собой, вспоминая аварию; в голосе его слышалась боль. — Знаете, как редко машины загораются на самом деле? Это в фильмах машины взрываются, стоит им столкнуться с препятствием. В жизни все по-другому. Но нам не повезло. Особенно мне — зажало ноги, и я не мог выбраться из машины. Чувствовал, как горят руки, ноги, одежда, лицо, потом потерял сознание. Знаю, что Ия вытащила меня из машины. Она обожгла себе все руки. В остальном она отделалась небольшими травмами — парой рваных ран и сломанными ребрами. Ия спасла мне жизнь.

— Когда это случилось? — уточнил Хедстрём.

— Девять лет назад.

— И нет никаких шансов?.. — Йоста кивнул на инвалидное кресло.

— Нет. Я парализован ниже талии. Мне еще повезло, что могу самостоятельно дышать, — вздохнул Кройц. — Но я быстро устаю и обычно сплю после обеда. Могу я еще чем-нибудь вам помочь, господа? Или могу просить меня извинить?

Напарники переглянулись. Патрик поднялся первым:

— Нет, думаю, у нас пока больше нет вопросов. Но если что, мы еще заедем.

— Всегда пожалуйста.

Полицейские пошли в дом. Леон покатился за ними в инвалидном кресле. Его жена спустилась вниз попрощаться с гостями. На пороге Йоста обернулся к Ие, торопившейся закрыть за ними дверь:

— Можно взять адрес и телефон вашего дома на Ривьере?

— Боитесь, что мы сбежим? — улыбнулась фру Кройц.

Флюгаре пожал плечами. Ия записала адрес и телефон в блокнот, резким движением вырвала листок и протянула ему. Полицейский, не говоря ни слова, сунул его в карман.

В машине он попытался обсудить встречу с Леоном, но Патрик его не слушал. Он был занят поисками мобильного телефона.

— Я, наверно, забыл телефон дома, — сказал он наконец. — Можно одолжить твой?

Прости. Я привык, что у тебя всегда с собой мобильный, и не взял свой, — развел руками его напарник.

Хедстрём подумал было просветить Йосту, почему полицейскому так важно всегда иметь при себе телефон, но решил, что момент для этого не самый подходящий.

— Заедем ко мне по дороге, — решил он. — Я заберу телефон.

Они ехали молча. Патрика не оставляло чувство, что они упустили что-то важное в разговоре с Леоном. Он не понимал, касалось ли это того, что их собеседник сказал — или, наоборот, не сказал, — но интуиция подсказывала ему, что здесь что-то кроется.

Шель с радостью предвкушал обед. У Карины вечером работа, вот она и предложила пообедать вместе дома. Им было сложно сочетать рабочие расписания. Карина работала посменно, и бывало, что они не пересекались неделями. Но Рингхольм ею гордился. Эта женщина была прирожденным бойцом. После его развода с Беатой она много работала, чтобы содержать их сына. Только потом Шель узнал, что у нее были проблемы с алкоголем, но и с этой проблемой она справилась самостоятельно. Удивительно, но отец Шеля Франтц принял ее болезнь близко к сердцу и уговорил Карину бросить пить. Это было совсем на него не похоже — такая доброта, думал Шель, все еще рассерженный на отца за его равнодушие к нему самому и его ребенку.

А Беата была полной противоположностью Карине. Она вообще не хотела работать. Пока они жили вместе, она только и делала, что ныла о деньгах. Ныла, что его не повышают, а зарплату его не индексируют, но при этом сама работать даже не думала. «Я занимаюсь домом», — говорила она. Припарковав машину, Шель сделал глубокий вдох. Ему неприятно было вспоминать бывшую жену, вспоминать, каким он сам был рядом с ней. Как можно было потратить несколько лет своей жизни на такую женщину? Нет, он не жалел, что они завели ребенка. Жалел лишь, что так долго был слеп. Беата ослепила его своей красотой и молодостью, ему лестно было внимание молодой женщины, и он быстро попался в ее сети. Выйдя из машины, журналист запретил себе думать о Беате. Это только испортит ланч с его любимой женщиной.

— Привет, милый! — обрадовалась ему Карина. — Садись. Еда почти готова. Я пожарила оладьи.

Она поставила перед ним тарелку, и Рингхольм с наслаждением вдохнул идущий от нее аромат. Он просто обожал оладьи.

— Как дела на работе? — спросила его подруга, присев напротив.

Журналист посмотрел на нее с нежностью. Даже старела она красиво. Морщинки от смеха вокруг глаз ей очень шли. А ее любимое хобби — садоводство — обеспечило Карине эффектный загар.

— Не очень, — вздохнул Шель. — Я пытаюсь узнать побольше о Йоне Хольме, но это не так легко.

Он откусил кусочек. Божественно…