Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб - Конофальский Борис. Страница 11
– Ну, и где же он, этот скотина? – спросил мухобой.
– Не знаю, не знаю. Я что ли должен их ловить? Это ваша работа ловить негодяев, вот и ловите. А я – гражданин… Я не позволю…
– Может, вам эту бабу поймать? – спросил толстый, указывая дубинкой на фермершу, – Подозрительная она какая-то.
– Зачем мне эта дура-баба? – завизжал синьорчик. – Стоит какая-то корова коровой, мне абсолютно ненужная. Вы жуликов ловите. Мальчик, эй ты, с носом, – синьор обратился к Буратино, который наблюдал эту сцену, – ты не видел, куда делся жулик?
– Какой жулик? – искренне удивился Пиноккио.
– Как какой, что значит какой? Вот тут сидел, – синьор подбежал к месту, где сидел Лука, и стал там приплясывать, – вот! Вот здесь он сидел, ты что не видел что ли? Как ты мог не видеть? Он сидел и крутил, как дурак, свои напёрстки. Вот так вот сидел и крутил, – синьор, обладавший, безусловно, артистическим даром, очень натурально показал, как всё было, – я потом за полицией побежал, а он куда-то делся.
– Не видел, – сказал Буратино.
– А что вы от нас хотите? – спросил мухоненавистник.
– А вы что, не знаете? – возмутился синьор. – Хочу, чтобы вы жулика поймали, деньги у него отобрали мои и в тюрьму посадили. А ещё я хочу, чтобы вы ему сломали какую-нибудь кость.
– И всего-то, – усмехнулся мухобой.
– Знаете что, милостивый государь, – начал толстый, – если вы уж настаиваете, мы эту бабу можем забрать для допроса, а больше здесь забирать некого.
– Это свинство, – заверещал синьор, – не нужна мне эта баба. Почему вы такие тупые? При чём здесь баба, у меня жена есть, на арфе играет. Я от неё не знаю куда деться, а вы ко мне со своей глупой бабой лезете. У неё морда страшная, как у каменщика. Вы мне лучше жулика поймайте, идиоты.
Но вместо того, чтобы ловить жулика, полицейский-мухобой обратился к Пиноккио:
– Эй, малец, а ты случайно не слышал, как этот нервический синьор оскорбил представителя закона при исполнении служебных обязанностей?
– Как же не слышать, он орёт на весь рынок. Конечно, слышал. Он называл вас свинством и идиотами. А ещё козлами, скотами и дубинами.
– Как ты смеешь? – аж завизжал от злости синьор. – Маленькое носатое ничтожество. Как ты только осмелился?
– В случае чего могу быть свидетелем, – спокойно заявил Пиноккио.
– Какое нахальство, – приличный синьор даже затрясся, – я не называл козлами и скотинами. Это какая-то комедия. Я – писатель. Как вы смеете? Вы жуликов должны ловить, а не над интеллигенцией издеваться.
– Вот мы и ловим, – сказал толстый, беря писателя за шиворот, – тебя, подлеца, уже поймали. Наш околоточный тебе покажет, поддонку, как обзывать скотинами блюстителей закона. Это тебе, брат, не шутки.
– Но я не обзывал, – чувствуя на своём воротнике длань закона, захныкал синьор, от его боевитости не осталось и следа.
– А вот там и разберёмся, – пообещал толстый, тыча литератора в живот дубинкой, – обзывал или не обзывал. Как заплатишь штраф двадцать сольдо да ещё десять суток на нарах клопов кормить будешь.
– Я не хотел, – захныкал синьор, – это я в состоянии аффекта, я – писатель. Тем более, что скотами и дубинами я вас не обзывал.
– А свинством? А идиотами? – вставил Буратино.
– Я нечаянно.
– А если я тебя нечаянно гвоздону дубинкой по боку, тебе понравится? – спросил мухобой.
– Простите, – зарыдал синьор, – я больше не буду. Отпустите меня, пожалуйста.
– Идите, – отпустил его толстый полицейский и даже костюмчик на нём поправил, – но если ещё раз попадётесь – не обижайтесь.
– Спасибо, синьоры, я никогда… Никогда… Да уж поверьте…– всхлипывал литератор, уходя.
– И не играйте больше в азартные игры, а то видите, как всё это для вас кончается, – крикнул ему в след Буратино.
– Никогда… Никогда, сволочи поганые… Ещё угрожают, подлецы… – литератор скрылся в толпе, а Пиноккио подошёл к полицейским.
– Ну, что? – спросил его толстый. – Нашли что-нибудь?
– А как же, – ответил Буратино и протянул ему два сольдо, – может, мы и завтра поищем.
– Завтра день воскресный, – сказал мухобой, – завтра столько народу не будет.
– А мы всё-таки не поленимся, – настоял Пиноккио.
– Дело ваше, у нас обед с часу до двух, – заявил толстяк, – ищите, если хотите.
На том они и распрощались. И Буратино побежал к пацанам. А пацаны сияли, как солнышки, даже пострадавший Лука улыбался.
– А знаешь сколько денег подняли? – радостно спросил дружка Чеснок?
– Не знаю. Сколько?
– Двадцать семь сольдо.
– Двадцать семь? – обрадовался Буратино.
– Двадцать семь, – подтвердил Рокко.
– Минус четыре сольдо полицейским, – произнёс Пиноккио.
– Четыре сольдо этим сволочам, возмутился Фальконе, – чтоб они подавились нашими деньгами.
– Сможешь договориться дешевле? – спросил Пиноккио.
– Нет, – буркнул Джузеппе, – но всё равно. Четыре сольдо дюже жирно.
– Итого двадцать три сольдо чистой прибыли, – подсчитал Рокко, – по три сольдо на брата, а остальное в общак.
– Предлагаю добавить один сольдо Луке, – предложил Пиноккио, – он пострадал, у него волосы выдрали.
– Ерунда какая, – не согласился Фальконе, – хотел бы я, чтобы мне за пару выдранных волос по сольдо платили.
– Я вот сейчас скажу Серджо и Фернандо, так они тебе бесплатно все волосы подёргают, – пригрозил Буратино.
– Поотрываем, – подтвердили братцы.
– Да ладно вам, что вы в самом деле, – тут же спасовал Джузеппе.
– Тогда помалкивай, – сказал ему Рокко и подвёл последний итог, – всем по три сольдо, Луке – четыре, в общак – четыре. Итого у нас в общаке девять сольдо. Давайте, может, попируем?
– На общаковые? – с надеждой спросил Джузеппе.
– Нет, по сольдо скинемся, купим еды и пойдём к морю.
– Я не могу скидываться, – заявил Джузеппе, – я на костюм коплю, я с вами так пойду.
– Тогда жрать не будешь, – предупредил его Рокко.
– Ладно, – горестно вздохнул тот.
На том и пореили, а вечером весёлый и довольный Пиноккио пришёл домой.
– Ну, как ваши дела? – спросил его Говорящий Сверчок. – Надеюсь, лучше, судя по твоему сияющему виду.
– Лучше? Лучше – это не то слово, – похвалился мальчишка, – наши дела идут блестяще.
– Много выиграли?
– Много, но это не главное. Главное заключается в том, что мы установили контакт с полицией. Хороший рабочий контакт.
– Это действительно неплохо, – согласился Говорящий Сверчок, – а ещё меня радует то, что ты научился выделять главное. Вот взять какого-нибудь болвана и поставить его на твоё место. Что бы он мне сказал? А сказал бы он мне следующее: «Всё отлично, мы выиграли много денег». А ты нет, ты не такой. Ты уже понимаешь, что деньги выиграть или заработать можно всегда, а наладить контакт с правоохранительными органами – отнюдь!
– Я молодец? – обрадовался Пиноккио.
– Ты давай не очень-то расслабляйся. Умные люди уже давно написали статейку, которая называется «Головокружение от успехов». Там про таких расслабленных пишут. Они, как правило, плохо кончали. Так что давай, думай о будущем.
– А я думаю.
– И что же придумал?
– Считаю, что нам надо пробиваться на ярмарку, там деньги бешеные.
– Да уж, – разочарованно произнёс Говорящий Сверчок, – и этот идиот спрашивает, молодец ли он.
– А что такое? – искренне удивился Пиноккио. – Неужели так плохо играть на ярмарке.
– Для уличной шпаны это отлично, это можно сказать, венец карьеры. Но шпана, они же пацаны, они же бродяги по жизни, люди не очень-то дальновидные. Их дом – тюрьма. Не для всех, конечно. Некоторые с годами умнеют, и начинают понимать, что жульничество, даже такое грамотное, как игра в напёрстки, не имеет перспектив. В конце концов, вы нагреете всех лохов в городе и округе, а дальше что?
– Поедем в другой, – неуверенно произнёс Буратино.
– А в сорок лет ты так и будешь разъезжать по городам?
– Не знаю. А что же делать? Бросить напёрстки? – слегка пригорюнился Пиноккио.