Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб - Конофальский Борис. Страница 9

Но об этом, даст Бог, я расскажу в следующих книгах, а в этой мы продолжим свой рассказ о детстве и отрочестве нашего героя.

***

– Калабриа, – начал учитель, – ты хочешь получить хоть одну оценку больше единицы?

– Это в каком смысле? – насторожился Рокко, чуя, что дело пахнет неприятностями.

– Хотите ответить урок?

– У меня живот вчера болел. А какой вопрос? – спросил парень, надеясь, что знает тему.

– Ты когда-нибудь слышал о Гётезберге? – без особой надежды спросил учитель.

– Как же, слыхал, то скупщик старья из Слободы, известный мошенник, – сказал Рокко.

– Болван,– кричит ему кто-то из ребят, – того разбойника зовут Гинзбург.

– Всё ясно, – констатировал преподаватель, – опять кол.

– За что? – возмутился Чеснок. – Спросите что-нибудь ещё. Откуда же мне знать, кто такой был Гётезберг.

– Хорошо, подготовьтесь к вопросу: предпосылки гражданской войны Севера и Юга, а про Гётезберг нам ответит ваш друг Пиноккио Джеппетто. Надеюсь, что вы-то готовы?

– Я готов, – встал Буратино и вышел к доске.

– Ну, так расскажите нам, что случилось при Гётезберге.

– Там случилось крупное сражение, происходившее на территории Соединенных штатов. После ряда побед южан под руководством легендарного генерала Ли конфедераты вышвырнули захватчиков-северян с юга и перенесли военные действия на территорию противника. Прямо, можно сказать, к столице севера, к Вашингтону. Генерал Ли настолько уверовал в свою звезду и непобедимость, что искал встречи с главными силами севера.

– И что же?

– И нашёл их у городка Гётезберга, где и развернулось трехдневное сражение. Несмотря на крайне невыгодную позицию, Ли решил атаковать превосходящие силы противника. И проиграл.

– А почему он решил атаковать? – спросил синьор Колибри.

– Не знаю наверняка, но могу предположить.

– Попробуйте.

– Думаю, что секрет прост. В городе Гётезберге был огромный склад обуви.

– Обувь, – сказал учитель, – это, конечно, исторический факт, но при чём здесь ботинки и атака генерала Ли?

– Как это при чём. А кому, по-вашему, неохота получить ботинок на халяву? А генералу, надо думать, не одна пара досталась бы. И не две, – рассуждал Пиноккио.

– Интересно у вас получается, Джеппетто, – произнёс учитель, – вы хотите сказать, что величайшее американское сражение произошло из-за ботинок, что ли?

– Из-за большого количества ботинок, – уточнил Пиноккио.

– Любопытная теория, но достаточно спорная. Впрочем, если вы назовёте мне дату сражения, я поставлю вам пятёрку.

Буратино без запинки назвал дату.

– Пять, – сухо сказал педагог и, занеся оценку в журнал, посмотрел на Рокко, – ну те-с, сударь, вы знаете тему?

– А когда это я не знал, – нагло заявил Рокко.

В классе все засмеялись. Учитель стукнул по столу указкой, призывая учеников к тишине, и сказал:

– Спокойно, синьоры. Я понимаю, конечно, что подобное заявление синьора Калабрио приводит вас в состояние бурного веселья. Но всё-таки давайте его выслушаем. Прошу вас к доске, синьор Калабрио.

Рокко вышел к доске, где обычно чувствовал себя неуверенно, но на сей раз он был настроен на решительную борьбу за высокую оценку.

– Значит так, – начал парень, откашлявшись, – бедные и несчастные, замученные непосильной рабской работой на плантациях хлопка негры изнывали от непосильной работы на хлопковой плантации.

– Очень трогательно, – произнёс учитель, – мы все тронуты до глубины души и прониклись состраданием к бедным неграм. Поэтому больше можете не упоминать о хлопковых плантациях и непосильной работе. Только уточните, где изнывали эти бедные негры?

– Известно где, в Америке.

– Уточните, в какой Америке, Америк, знаете ли, много.

Это заявление учителя поставило ученика в тупик. Для Чеснока и одной Америки было много. А оказалось, что их несколько.

– В Северной, – шепнул мальчишка с первой парты.

Учитель заметил это и пообещал ему:

– Оторву уши.

– В Северной, – нашёлся Рокко.

– Хорошо, продолжайте.

– В общем, изнывали они, изнывали на хлопковых плантациях, изнывали, изнывали…

– И что? Изныли? – спросил учитель.

– А эти на них деньги зарабатывали.

– Кто эти? – уточнил учитель.

– Рабовладельцы деньги зарабатывали, а негры изнывали.

– Понятно, негры изнывали. И так всё время? – спросил синьор Колибри.

– Ну, не всё время. Когда у них были выходные, они в Новом Орлеане блюз придумывали или степ какой-нибудь.

– Какие талантливые. И что же произошло дальше?

– А на Севере жили всякие люди-северяне, янки называются. И больно этих янков коробило, что плантаторы на неграх столько денег зарабатывают, а они нет, поскольку эти самые негры на их фабриках не работали. И было от этого янкам очень обидно. А ещё эти янки очень злились, что эти южане-плантаторы больно уж культурные были. Только их частенько ветром уносило.

– Каким ещё ветром? – не понял учитель.

– А я почём знаю, каким, может, северным, а может, восточным? В учебнике про то не сказано. В учебнике сказано про культуру Юга и про унесённых ветром. А кого, куда, каким ветром уносило, ни слова не написано.

– Продолжайте. А то ещё выяснится, что уносило их в терновник, где они благополучно пели, – сказал учитель.

– Песни или псалмы? – уточнил Рокко.

– Продолжайте, – настоял педагог.

– Вот значит, и началась у них война. И янки пожгли культурным южанам всякие города. И бились они неизвестно сколько.

– Почему же это неизвестно? – не поверил учитель. – И некоторым очень, даже очень хорошо известно, сколько лет они бились.

– Ну, может, кому и известно, – согласился Чеснок. – Бог им судья. В общем, бились они, бились и победили в конце северяне. И присоединили к себе Юг – не дураки авось. А негров освободили.

– Какая романтическая история. И что же стало с бедными неграми?

– Известно что, негры с Нового Орлеана в Нью-Йорк переехали.

– Зачем?

– Как зачем, чтобы на фабриках работать. И чтобы северяне-фабриканты начали на них денежки зарабатывать.

– Ну и как? Получилось?

– Куда там, – усмехнулся Чеснок, – негры, они, конечно же, негры, но не совсем уж и дураки. Они все стали безработными, кому охота на фабрике горбатить. Стали получать пособие. Наркотиками приторговывать. Забросили свои дурацкие блюзы со степами и изобрели себе брэк-данс, хип-хоп и рэп. В общем, стали счастливы.

– Какая удивительная трактовка учебника, – сказал учитель и потёр очки, – вот хоть месяц я буду учебник читать, никогда к таким выводам не пришёл бы.

– А что же здесь такого удивительного? – насторожился Чеснок.

– Да нет там, в учебнике, ни про наркотики, ни про рэп, ни про блюз. Где вы всё это вычитали, любопытно узнать?

– В газетах, – ответил Рокко.

– А где вы такие газеты берёте?

– Да в порту. Там разные баре перед посадкой на пароход старые газеты выкидывают, а новые покупают. Вот я старые газеты беру и читаю.

– Ну, что ж, – подвёл итог учитель, – сегодня у нас был урок исторического мышления. И если я вашему дружку поставил пять, то вам мне совесть не позволяет поставить оценку ниже тройки.

– Тройки? – возмутился Рокко. – Что такое, какой ещё тройки?

В классе прошелестел ропот недовольства.

– Ладно-ладно, – улыбнулся учитель, – под давлением общественности и учитывая вашу сострадательность к несчастным неграм, поставлю вам четыре.

– Другое дело, – удовлетворённо улыбнулся Чеснок и сел на своё место.

После уроков вся банда собралась на рынке. У всех аж дух перехватило от скопления шумного, подпитого и денежного лоха.

– Ох-ох, сколько денег пьяных ходит кругом, – сказал Чеснок, – Буратино, если мы здесь не сядем играть, то всю жизнь потом будем жалеть.

– Знаю, – коротко бросил Пиноккио и пошёл среди толпы, выискивая полицейских.

Он нашёл двух сотрудников правоохранительных органов у лотков с мясом. Буратино знал одного из них. Это был тот самый толстый полицейский, который за один сольдо освободил Пиноккио от преследований Паджеро и его дружков. На сей раз полицейский не ел слив, так как потреблял груши. Груши были большие, сочные. И чтобы не капать на мундир, толстяк стоял в полупоклоне, но всё равно грушевый сок попадал на форму, что очень сильно расстраивало полицейского. Он на время останавливался, вытирал пятна на мундире рукавом и приступал к поеданию плодов снова. Второй полицейский не ел груш, он сидел на прилавке, слегка покачивая ногами, и пытался убить хоть одну муху дубинкой. Но делал он это довольно лениво, и по сему мухи кружили вокруг мяса весьма даже невредимые.