Покров (СИ) - Моденская Алёна. Страница 27
– Почему? – Василиса потянулась за очередной конфетой.
– Да кто только по душу этого писателя сюда не приезжал. И журналисты, и телевидение, и даже, говорят, какие-то не то шпионы, не то детективы. А всё одно – никто до Слободы так и не добрался.
– Прямо-таки никто? – Василиса копалась в почти опустевшей хрустальной вазочке в поисках любимых грильяжных конфет.
– Никто, – подтвердила баба Рая. – Поплутают в лесу, да и возвращаются.
– Так, может, и нет никакой усадьбы?
– Один только туда добрался.
– Кто? – Когда бабушка глянула на неё поверх очков, Василиса догадалась. – Этот её парень? Как его… Сергей?
– Сергеев. Журналистом сюда прибыл, тоже под горой плутал, чуть ума не лишился. Говорят, дошёл-таки до Слободы. Да так здесь и остался.
– Странно как-то. – Василиса с хрустом откусила половину от конфеты. – Говорят, говорят. А разве прямо спросить нельзя?
– А ты попробуй, – улыбнулась бабушка. – Они – юрк куда-то, и пропали.
Василиса перевернула вазочку и перебирала высыпанные на стол оставшиеся конфеты в разноцветных фантиках, но грильяжных больше не нашлось. Подумав пару секунд, взяла трюфель в золотистой фольге.
– А давно это началось?
– Что началось? – бабушка так внимательно смотрела на экран, где диктор беззвучно открывал рот, будто даже не слыша слов, понимала, о чём шла речь.
– Вся эта заваруха. Ну, с горой и… – Василиса икнула, потому что при воспоминании о «прогулке» в лесу трюфель встрял поперёк горла.
– Рассказали всё-таки. – Баба Рая покачала головой. Она так и смотрела в телевизор, а руки сами вывязывали крючком кружевной узор. – Ну, когда началось? Как церковь попытались взорвать, трещина появилась, оно и вылезло. Не полностью, конечно, но хватило.
– Настя сказала, кто-то его растормошил.
– Может, и правда. Кто оно без поклонников-то?
Бабушка смотрела, как на экране люди в касках что-то рассказывали о каких-то сложных турбинах. Кружевная тесьма становилась всё длиннее, как будто это не баба Рая руками вязала, а целый станок работал. Трюфели тоже закончились, Василиса скатала из фольги шарики и положила их в общую пёструю кучку из фантиков. Пришла очередь помадных конфет.
– Мне девчонки предлагали лунного кролика вызвать.
Крючок замер, бабушка молча повернулась к внучке. Обычно она носила очки с толстыми стёклами, из-за которых глаза казались необычно большими. Теперь на Василису смотрели не просто большие, а огромные глаза бабы Раи.
– И что? – шёпотом спросила бабушка.
– Не понадобилось вызывать, он сам прискакал.
– Ишь ты, – прошептала бабушка, опустив замершее вязание на колени.
– А ещё я купила свечки, одну закопала на Семёновом Погосте, а другую отнесла девочке, которая на следующий день умерла, а потом я за ней следила до «Черноречья», и потом она мне звонила, а до этого я ездила на разбитом автобусе, и там была бабушка Зои и скелет, а саму Зою я видела сегодня под горой с мешком на голове, и ещё там был Гаврил, тоже мёртвый и без одежды, а я сама висела на дереве… – Чтобы замолчать, Василиса засунула в рот разом четыре конфеты.
Бабушка несколько секунд молча смотрела на внучку, потом сухо сглотнула.
– Налей-ка мне чаю.
Василиса, давясь помадным комом, налила в чашку заварки и воды из самовара.
– А Федя с Катей так за тебя беспокоились. Видно, не зря. – Баба Рая отпила из чашки. – Но ты на всякий случай, эти истории им пока не рассказывай, ладно?
Василиса, у которой весь рот заполнился тягучей сладкой массой, только кивнула.
– Понимаешь, – медленно проговорила бабушка, видимо, подбирая слова, – многие люди хотят всего и сразу. И ничем не брезгуют, чтобы получить то, чего им хочется. Этот Совхоз, куда вас сослали, он ведь один из самых богатых не то что в области, а в стране. Но есть и другие хозяйства, где всё хорошо. Но там люди вкалывают день и ночь, деньги постоянно ищут, пороги чиновников обивают. А тут видишь – все только и делают, что наряжаются да в гости друг к другу ходят. Всё напоказ, напоказ. Ты там видела, чтобы кто-то работал? Ну, кроме самых таких небогатых людей, вроде доярок или пахарей.
Василиса, задумавшись, пожала плечами. Она даже чаю отпить не могла, сладкая масса никак не уменьшалась. И правда, в музее, где она числилась, кроме неё, почти никто и не появлялся. Родители Дианы и её друзей постоянно отсутствовали. Учителя тоже убегали из школы, как только уроки заканчивались.
– Ну, твои-то родители вкалывают, да ещё как. Но это потому, что им лёгкой прибыли не нужно, не так воспитаны.
– Ты это к чему? – кое-как проговорила Василиса.
– Вот, например, этот свинокороль. Знаешь, как вообще тут оказался? Прятался. Денег был должен. Нищеброд нищебродом. В потом вдруг – раз, и бизнес в гору, в гору. Хм, в гору. А чья заслуга?
– Чья?
– А его жёнушки, вашего завуча. Она, знаешь ли, в каком-то ночном клубе вокруг шеста крутилась, вот и докрутилась, тоже бежать пришлось. А теперь видишь, уважаемые люди, за́мок отгрохали, по курортам разъезжают.
– Что плохого в том, чтобы жить хорошо?
– Ничего, – кивнула бабушка, снова начиная вывязывать кружева. – Только богатство их неправедное. А оно бесплатным не бывает. Чем-то они его оплатили?
– Чем, если у них ничего не было?
– Вот это вопрос. – Бабушка механически работала крючком, глядя в одну точку. – Что-то будет.
– В смысле? – Василиса залпом проглотила очередную чашку, чтобы протолкнуть застрявшую под горлом массу из конфет.
– Что-то собирается, готовится. Вон, засуха кругом, почитай с весны, всё посохло. А прогноз видела? В других-то регионах ливни, давно уже похолодало. А здесь вон, как летом. Скот помер в деревнях, племзавод чуть не обанкротился. А этому свинарнику всё нипочём. Все теплицы да сады саранча поела, отродясь её тут не было. А в вашем совхозе – урожай так урожай.
– Может, это совпадения, – пробормотала Василиса, скатывая шарик из очередного фантика.
– Может. Вот ты говоришь, девочки. А ты знаешь, что там постоянно кто-то… – Бабушка нервно вздохнула и обратила наконец взгляд к вязанию.
– Ты это серьёзно? Думаешь, они кого-то в жертву приносят?
– А ты знаешь, что там кладбища нет?
– То есть?
– То есть официально оно есть. Если от церкви по грунтовке в сторону от Покрышкино пройти немного. Только там с Перестройки ни одной новой могилы.
– Не может быть. – Василиса в это время наливала из самовара воду в чашку и так опешила, что вовремя не повернула краник. На скатерти разрасталась лужица, которую нужно было спешно заложить салфетками. – Куда же они их девают?
– Куда-куда… на Кудыкину гору. Ой, что будет. – Бабушка тяжко вздохнула.
– А эта девушка, как её? Кира? Что с ней случилось?
– Это страшненькая-то? А кто её знает. Говорят, полезла куда не надо было.
– Это я уже слышала. – Василиса откинулась на спинку стула, чувствуя, что живот раздулся от конфет. – А поподробнее можно?
– Ну, как тебе сказать. – Баба Рая прищёлкнула языком. – Вот ты говоришь, Ядвига…
– Кто?
– Ядвига Мстиславовна, её внучка с тобой в одном классе.
– А, Зоя. – Василиса вдруг почувствовала, как щёки и уши запылали.
– Да, точно. Так вот, ты говоришь, она в глаз этому свинокоролю плюнула…
– И в автобусе ехала.
– Да-да, – кивнула бабушка. – Так вот она, как бы это сказать, знает, с какой стороны подходить, чтобы лошадь не пнула.
– Что? Какая ещё лошадь?
– Какая лошадь. – Бабушка даже на секунду бросила вязание на колени, но потом вернулась к своему занятию. – Ядвига знает, что и как делать, понятно? Договариваться умеет. И слишком большой кусок для себя урвать не хочет. А эта Кира попёрла напролом, вот и получила.
– Ничего не понимаю. – Василиса почувствовала, как глаза начали слипаться.
– Знаешь такую поговорку – сила есть, ума не надо? Так вот, ума надо, и ещё как. У Ядвиги сила есть, и у этой Киры сила есть. Только вот ум им обеим наживать пришлось, шишки набивать.