Карело-финские мифы - Петрухин Владимир Яковлевич. Страница 29
Сыны Калевы — герои-великаны
В современных рассказах о чудесах герои древних времен видятся великанами. В прибалтийско-финском фольклоре они именовались калеванпойками — сыновьями Калевы. Сам Калева — мифический богатырь: Сириус — его звезда, созвездие Ориона — меч Калевы. В русских былинах сыновья Калевы именовались Колывановичами.
Расчистка поля перед пахотой. Фотография И. К. Инха. Финляндия, 1893 г.
Wikimedia Commons
Еще Агрикола в XVI веке рассказал о главном деянии сыновей Калевы: они косили луг. То была великанская косьба — во время покоса сыновья Калевы расчищали целые равнины, создавая современный рельеф — вспомним, что его творил и сам Вяйнямёйнен. В одной из карельских рун сын Калевы, хоть и был ростом с пядь отца, расчищая поле от деревьев под пожог (для выжигания кустарников и пней перед пахотой), одним ударом топора срубал пять деревьев. Деревья валятся повсюду, где слышен звук его богатырского голоса.
В одной легенде рассказывается, как слабосильный старик рубил подсеку. Он устал, и к старику подошел сын Калевы, чтобы наняться в батраки. Старику нечем было ему платить, но тот сказал, что удовольствуется одним обедом. Тут батрак продемонстрировал великанский аппетит и за день съел все запасы, а к работе не приступал — только точил свой топор. Старик уже начал жаловаться на судьбу, ведь наступала темнота. Но тут работник поднялся и срубил одно дерево. Весь лес тут же повалился до тех пределов, где слышен был звук его топора.
Каменные кучи в поздних преданиях считались результатом великанской игры: сыновья Калевы перебрасывались камнями, как мячами. В действительности такие кучи складывали в древности, чтобы освободить луг или поле для запашки. Большие камни или скалы именовались оселками сыновей Калевы, которыми они точили косы, или грузилами, которые те привешивали к великанским рыболовным сетям. Большие каменные насыпи — курганы — это могилы сыновей Калевы или остатки их «церквей», руины средневековых замков — их жилища.
Мотив богатырского покоса начальных времен характерен для мифов коми: там косят два демиурга — Ен и Омоль. Такие же мифы о косьбе Бога и черта известны в латышском и русском фольклоре.
Но в мифах великаны древних времен — навсегда исчезнувшее поколение героев. Они жили в мифоэпическое время — до появления обычных людей и истинной, христианской, религии. Великаны — люди первобытной эпохи, не знавшей настоящей культуры, прежде всего пашенного земледелия. Появление простых людей — пахарей — удивляет и пугает их. Рассказывают, что великанская дочка заметила однажды пахаря, шедшего за упряжкой быков, и взяла его вместе с быками, как игрушку, домой. Ее родители увидели в появлении пахарей предзнаменование своей гибели. Иногда, как и хийси, сыновья Калевы разрушают церкви. В фольклоре сыны Калевы могут ассоциироваться с хийси и злобными троллями как противники христианства: они боятся колокольного звона и исчезают с распространением этой религии (вспомним о негативном отношении к Куллерво, сыну Калевы).
По одной из легенд об уходе великанов, люди призвали сразу девять священников, чтобы они читали молитвы. Великаны шагнули далеко на морской мыс. Но и там их настигли заклинания. Тогда они подняли паруса и уплыли прочь на плоских красных камнях.
Часть 3. Эстонская мифология и мифы прибалтийско-финских народов
Источники эстонской мифологии
Эстонская мифология близка карело-финской, а также мифам таких прибалтийско-финских народов, как ливы, вепсы, водь, но после христианизации от нее сохранились лишь фрагменты. На основе эстонских народных преданий и песен поэт Фридрих Крейцвальд, подражая «Калевале» Лённрота, составил героический эпос «Калевипоэг» (публикация в 1857–1861 годах), который оказал значительное влияние на эстонское народное творчество и национальную литературу.
Изображение эстонцев в книге Густава-Теодора Паули «Этнографическое описание народов России». 1862 г.
Pauly Theodore, de. Description ethnographique des peuples de la Russie. Par T. de Pauly. Publie a I’occasion du jubile millenaire de I’Empire de Russie. Saint-Petersbourg, 1862. Санкт-Петербург
Мифы о творении и о конце света
Реликты мифа о сотворении мира сохранились в эстонских народных песнях. Синекрылая птичка (вспомним ласточку из ижорской руны) искала место для гнезда и нашла три куста: синий, красный и золотой. В золотом кусте она высиживает из трех яиц сыновей: первого превращает в солнце, второго — в месяц, третьего — в звезду. В другом варианте мифа из четырех яиц появились люди, камни, солнце и луна.
В эстонских песнях сохранился и сюжет о мировом древе — большом дубе, крона которого загораживала солнце и месяц. Когда дуб упал, возник огромный мост через всю землю — в преисподнюю. В похожей карельской руне он вел через реку Севера в селения, где пожирали людей («селения смерти»). Щепки от его падения стали стрелами колдунов. В разных песнях этот дуб мог вырасти из волос девы Севера, в Манале — царстве мертвых (ведь корни мирового древа находились в преисподней), на спине гигантской щуки, на острове посреди моря. Интересен вариант, где дуб вырос из золы, оставшейся после того, как демоническая птица Севера и саамский злодей сожгли сено, которое накосили и заготовили небесные девы. Часть золы приберегли, чтобы промыть ею волосы сыну Солнца, и волосы эти должны были стать светлыми, как лен.
Лен упомянут в песне неслучайно: она явно отражает древний земледельческий ритуал, связанный с выращиванием льна, — его проводили в день Ивана Купалы (24 июня), когда во время солнцестояния «играло» солнце, а люди жгли костры (календарные традиции были повсюду христианизированы). Сын Солнца мог спуститься по мировому древу на землю, чтобы обеспечить всех урожаем.
Ритуальное дерево перед сожжением. Огромный костер на день Ивана Купалы — общая традиция прибалтийско-финских народов. Фотография Тююни Вахтера. 1930 г.
Finnish Heritage Agency. Фотография: Tyyni Vahter (по лицензии CC BY4.0)
С образом мирового древа в песнях связаны четыре (или три) волшебные девы, которые чистят и подметают море золотыми и серебряными щетками или прядут золотой пояс. Это девы судьбы, подобные греческим мойрам и скандинавским норнам. Пояс в традициях финно-угорских и других народов связан с судьбой и жизнью человека, а также с землей (вспомним об Урале — «поясе Земли»). У эстонцев-сету девушки на поминальную сосну вешали поясок невесты. Напротив, нечистая сила ходила неподпоясанной. В ижорской песне о чудесной пряхе прямо под окном поющих плещется море, по которому плывет утка. Под ее крылом — колыбель, а в ней — мальчик, разукрашивающий некую пеструю крышку. Под крышкой оказывается девица, которая прядет золотую одежду. Золотая нить рвется, и дева начинает рыдать.
Порванная нить — это нить жизни в руках девы судьбы. У эстонцев-сету и води было принято класть в гроб на подушку умершему красные нити в виде косого креста, чтобы покойник не вернулся с того света. Утка, плавающая в море, напоминает нам о космогоническом мифе, а младенец под ее крылом — о происхождении людей. Не менее интересна и пестрая крышка, которую разукрашивает мальчик в колыбели. Такую крышку имела мельница-чудесница сампо, одно из воплощений мирового древа.
Песня о мировом дубе содержит и редкий эсхатологический мотив — о конце света, — хотя и сохранившийся в форме сказки. У некоего злодея было три сына: один увечный, другой хромой, третий — слепой (все это признаки нечистой силы). Увечный согнул лук, хромой сделал стрелы, слепой принялся стрелять. Он выстрелил в небо и порушил его край, так что оно раскололось, а стрела не вернулась. Второй стрелой он попал в ноги Земли-Матери, и она стала рушиться в преисподнюю, и та стрела тоже не вернулась. Третью стрелу он направил на гору, на сосновый холм. Эта стрела ударилась о камень и отскочила, попав в человека.