Карело-финские мифы - Петрухин Владимир Яковлевич. Страница 30
Текст песни, видимо, происходит от заговора для защиты от колдовских стрел. Последняя стрела должна вернуться — избавить пораженного от болезни.
Имена богов-демиургов почти не сохранились в эстонском фольклоре. В мифе о происхождении волка обнаруживаются следы древнего дуалистического мифа о творении мира: черт создал волка, но не смог вдохнуть в него жизнь. Тогда небесный «отец» Ванаиса посоветовал ему произнести заклинание: «Волк, встань, повали черта!» Волк действительно ожил и стал черта преследовать.
В предании о небольшом озере Илмъярве тоже усматриваются следы древнего мифа. Оно считалось самым глубоким в Эстонии, его не мог перейти вброд даже великан — сын Калевы. Его название переводится как «Озеро погоды», ведь слово ильма — это древнее обозначение света, мира, погоды и «атмосферных» духов (вспомним героя Ильмаринена, «кователя небес» в карело-финских рунах, от которого зависела погода).
Сходные предания и названия озер известны в Карелии и Финляндии, но самое знаменитое «погодное» озеро — это Ильмень, или Илмерь. Именно здесь, на чудской земле, славяне основали Великий Новгород. Неслучайно герой новгородских былин — купец Садко — вылавливает в озере чудесную рыбу, а еще он своей игрой на гуслях способен поднять морскую бурю (вспомним о чудесной игре Вяйнямёйнена, которой заслушивались морские духи).
Салме — невеста звезды
Девушка Салме (Салве) в народных песнях эстонцев и ливов тоже появилась из яйца, снесенного курицей. К ней стали свататься Солнце, Месяц и старший сын Полярной звезды («Северного гвоздя»). Но Салме отказывает Солнцу, которое портит посевы в засуху; у Месяца же слишком много обязанностей: он должен рано вставать, а по ночам следить за всем, что происходит. Салме выбирает сына звезды за скромный нрав и постоянный характер, ведь он не передвигается по небосклону. Тот обещает спрятать Салме в заоблачных высях, превратить в вечернюю зарю. Этот миф повторяет сюжет финской руны о замужестве девы Суометар.
Как и у финнов, миф о небесной свадьбе возник у эстонцев под влиянием балтских соседей: у литовцев небесная невеста именуется «дочерью Солнца» — Саулес дукта.
Миф о созвездии Большая Медведица у эстонцев отличался от мифов других финно-угорских народов, которые «видели» на небе гигантского лося и охотника-преследователя. Эстонцы рассказывали, что Большая Медведица — это телега с хозяином, в которую вместе с быком впряжен волк. Волк тащит воз в наказание за то, что некогда съел быка, запряженного в телегу.
Эстонцы, народ с древней земледельческой культурой, определяли по созвездиям, когда нужно было выходить на работу. Если Сито (Плеяды) и Цеп поднимались на определенную высоту, то время идти на молотьбу. Млечный Путь они именовали Дорогой птиц, как и прочие финно-угры. По его ширине предсказывали, будет ли зима снежной, а урожай обильным.
Боги и духи
Скудные сведения о пантеоне уцелели в отрывочных средневековых записях. Древнее общефинское обозначение небесного божества — Юмал — сохранилось у эстонцев как наименование небесных духов; так же звались высшие существа у ливов, води, вепсов. Сохранились представления о юмал как о духах-покровителях: Маа юмал покровительствовал пахоте («бог земли»), Террид юмал был «богом зерна»; перед сенокосом приносили куриную лапку в жертву Вии юмал — «богу воды» (или Ветэ-Эма — «матери воды»), чтобы он не намочил сена. Верили также в кодуюмал — «домовых богов» — и специального Обесте юмал — «бога лошадей». Возможно, язычники почитали богов в виде деревянных идолов — пууюмал: изображение духа плодородия Пеко (о котором еще пойдет речь) называлось Пеко юмал. Низшие духи именовались вайм: многочисленные верования были связаны с лесными духами — метсаваймами — и водяными — вееваймами.
Главой пантеона был небесный бог Уку, родственный карело-финскому Укко: к нему применяли те же эпитеты — Ванатаат («Старый дед»), Ванаиса («Старый отец»), Тэватаат («Небесный дед»). Старость означала изначальность творца: и библейский творец именовался «Ветхий денми». Как «дед» и «отец», Уку был связан и с почитанием предков. Подобно прочим громовержцам (в том числе и литовскому Перкунасу), он поражал громом злых духов, которые могли спрятаться от него только в воде. Известны были и персонификации грома: Пикне, Пиккер, Эйке («Старший», его имя близко имени саамского громовника Айеке), Тыу. В так называемой кабинетной мифологии[10] Пикне мог выступать как сын громовника, а в фольклоре, как и другие громовники, всюду преследовал черта, пока тот не скрывался в воде.
Как и в карело-финской мифологии, супругой небесного бога была Мать-Земля, Маа-Эма: во время сева и грозового дождя («дождя Старшего») она зачинала урожай. Эстонцы верили и в многочисленных духов-покровителей урожая. На юге Эстонии они звались «отцами» и «матерями» или «старшими» — вана, на севере — халдья, общим для эстонцев и финнов наименованием духов-хозяев; у ливов также существовали представления об «отце» и «матери» поля — нурмеезя и нурмеимя, у води — об «отце» и «матери» земли, ма изянтет и ма эмянтет. Антропоморфным воплощением плодородия полей у эстонцев был Пеко. Своя хозяйка была и у травы — муруейт, «травяная старуха».
Кукла-оберег Тынн. Тынн был домашним божеством и защитником дома.
The National Museum of Finland, финно-угорская коллекция (по лицензии CC BY4.0)
Эстонский национальный костюм. Eesti Entsüklopeedia, 1936 г.
Wikimedia Commons
Как и прочие финно-угры, эстонцы верили и в «матерей стихий»: таковы Мать воды Ветэ-Эма (и подводные девы — русалки веенейтси), Мать огня Туле-Эма, Мать ветра Туули-Эма, Мать бури Марум-Эма. Ветер, особенно вихрь, считался демоническим существом: у эстонцев-сету было поверье, что Бог превратил в вихрь чертова сына. Единственная полностью судоходная река Эстонии зовется Эмайыги — «Мать-река».
Хлев и колодец в этнографическом музее Таллина
Водной стихии покровительствовали не только водяные вееваймы: «хозяйкой» воды считалась веехалдьяс, бытовали представления о таких духах, как Кала-Тонт, Кала-Вайм (духи рыб) и Кала-кунингас («Царь рыб»). Эстонский водяной царь наделялся чудесными способностями: он сам лучил рыбу, сидя не в настоящей, а в каменной лодке (вспомним, что каменная лодка — атрибут бога-демиурга в дуалистических мифах о творении). Он мог настолько пленить своей волшебной музыкой, что те, кто ею заслушивались, падали в море. Водяной выглядел как человек, но во рту у него были рыбьи зубы.
У ливов — прибрежных жителей — тоже почитались многочисленные водные духи: «отец» и «мать» рыб, калаэзя и калаимя, «мать», «отец» и «дети» моря — мериимя, миериезя, миериласт. У них есть свой скот — чудесные голубые коровы. Духи довольствовались малыми приношениями: достаточно оставить им мелкую серебряную монету или просто поскоблить над водой серебряный предмет.
Духи леса — эстонские метсаваймы, метсатонт — были покровителями лесных обитателей. Такой дух мог появиться в виде одноглазого бородатого старца метсаиса. У вепсов почитанием пользовались мецижанд — «хозяин» леса (он иногда представал в облике великана метсихине), веденижанд — «хозяин» поля, маижанд и маэмаг — «хозяева» земли, водяной ведехине и Туржас (у карел — Турсас) — покровитель подводных стад. Лешему нужно было приносить в жертву первую долю собранных ягод, грибов, трав, дичи. Пастухи же считали жертвой первую задранную медведем корову или овцу.