Пешка для Ферзя - Красовская Марианна. Страница 4

- Вы бы, Софья Александровна, в чужие дела не лезли, - ядовито выговаривал он мне тогда, а я смотрела на его губы и изнемогала от желания вспомнить, какие они на вкус. — Если вам нечем заняться, то вяжите носочки для детей или там платки расшивайте, лишним не будет. А в мой приют больше не приходите, я запретил вас туда пускать.

От такого поворота я даже очнулась от сладких рез и недоуменно переспросила:

- Что значит «запретил»?

- Это значит, что вы туда больше прийти не сможете, - равнодушно пояснил Ян. — Слишком уж вы шумная.

- Но дети…

- Детям хорошо и без вас.

- Им плохо было! Они все… в ужасном состоянии, особенно младенцы!

- Не выдумывайте. Я там был, прекрасные дети.

- Но Ян, я всё видела!

- У вас, Софья, чересчур богатое воображение.

- А вас обманывают.

- Хорошо, - устало вздохнул он. — Хотите, прямо сейчас поедем в приют, и вы покажете, где там ужасное состояние младенцев?

- Хочу, - твердо ответила я.

- Одевайтесь.

Я накинула плащ — на улице моросил дождь - и разыскала корзину с орехами и петушками на палочке — я всегда беру ее в приют.

- Это что? — заглянул в корзину Ян. — Этого не нужно. Дети хорошо питаются. Вы что, таскаете эту гадость каждый раз?

- Да, детям нужно сладкое.

- Зачем? Чтобы у них зубы потом болели? Женщины! — он закатил глаза, вырывая у меня корзину и оставляя ее на комоде. — Да идемте же, мне некогда с вами тут лясы точить, у меня работы полно.

Пришлось идти.

Ехать с ним в одном экипаже — блаженная мука. У него двухместное ландо, и правит он сам, а это значит, что я сижу рядом с ним. Наши бедра то и дело соприкасаются, отчего меня бросает то в жар, то в холод. К счастью, у меня хватает моральных сил как-то сосредоточиться на совершенно других мыслях — к примеру, о том, что ночлежки в столице не отапливаются. Пришла осень. Скоро люди будут замерзать. Ян странно косится на меня, но я не думаю, не думаю о том, какой он красивый. И о том, какие у него сильные руки. И о том, что случилось между нами год назад на маскараде.

- Софья, простите мое любопытство, - наконец, не выдерживает Ян, - вы ведь дружите с Георгом Селивановым? Вас часто видят вместе.

- Ну… - я не понимаю, что он имеет в виду, но сердце вдруг начинает колотиться с бешеной скоростью. — Мы друзья, да.

- Что он за человек?

- Хороший человек, замечательный.

- Вы любовники?

- А вам какое дело? Впрочем, да, вы правы.

В этот момент мне кажется, что я разом убиваю двух зайцев: даю понять Яну, что я вовсе по нему не сохну, и прикрываю свои отношения с Офицером.

- Будьте осторожны с ним, - выдает Ян после долгого молчания. — Мы приехали.

Он подает мне руку, помогая выйти из ландо, и я снова представляю, как была бы счастлива, если б этот мужчина каждый день улыбался мне. Каждый день держал меня за руку.

В приюте сегодня спокойно, не шумят дети, нет уроков пения, которые меня всегда забавляли. К сожалению, мне не дали даже заглянуть к «моей» группе малышей, Ян, как всегда спеша, потащил меня дальше в младшее крыло. Я зашла в спальню и обомлела: как день с ночью! Чистота, тишина, все младенцы спят. Одна нянька качает колыбель, вторая — кормит младенца грудью и шепотом поясняет:

- Кормилица я, некоторым деткам коровье молоко нельзя. Вот меня и наняли, чтобы самых слабеньких выкармливать.

Окна вымыты до блеска, полы сверкают, на столике возле двери стопка чистых пеленок и выставленные в ряд бутылочки. Я хлопаю глазами, не понимая — то ли мне в прошлый раз привиделось, то ли мой скандал имел последствия. Наверное, всё же — второй случай.

- А почему они все спят? — шепотом спрашиваю я няньку, а она вдруг бледнеет и оглядывается на кормилицу.

- А чего бы им не спать? — бойко отвечает грудастая тетка. — Они поели недавно, чистые, выкупанные. Разве льера не знает, что здоровый младенец много спит?

Я в самом деле не разбираюсь в детях такого возраста, ибо никогда с ними дела не имела, поэтому удовлетворенно киваю головой. А вот Ян почему-то недовольно хмурится и качает головой.

На цыпочках, чтобы половица ни одна не скрипнула, я выхожу из комнаты и удовлетворенно улыбаюсь.

- В прошлый раз было значительно хуже, - сообщаю я Яну. — Как же теперь всё хорошо!

- Да, хорошо, - рассеянно отзывается он, а потом вдруг заявляет. — Вот видите, Софья Александровна. Любая ложь рано или поздно будет разоблачена!

- Ложь? — задыхаюсь я. — Вы назвали меня лгуньей?

- Именно. Наговорили гадостей про хороших людей, навели смуту.

- Да я… Да если б не я, ничего бы не поменялось!

- Не нужно пафоса. Я уже сказал: ваше дело — вязать носки. А в приюте вам не рады.

- А Моховые?

- Что Моховые?

- Ну, Жанна и Евгения, им можно приходить?

- До тех пор, пока они не суют свой нос в чужие дела — пусть ходят. Но если вздумают скандалить…

Я едва сдерживала слезы. Не понимаю, за что он меня так не любит! Я ведь только хотела помочь! А он выставил меня истеричкой и лгуньей!

Наверное, если бы это был какой-то другой человек, не было бы так больно, но слышать несправедливые упреки от Яна вдвойне обидно. Почему всё так складывается? Я так хочу ему нравиться, я ведь точно знаю, что мы можем быть счастливы вместе!

Он везет меня домой, а я, уже не скрывая своих эмоций, вспоминаю прошлогодний бал-маскарад. Я тогда была в костюме восточной танцовщицы, алом, звенящем золотыми монистами. Полумаска, закрытое вуалью лицо, руки с нанесенными хной узорами. Там, в суете и толкотне, я совсем забыла, что некрасива, что слишком высока для женщины, что неуклюжа — нет, я была грациозна, словно языки пламени, и горяча, как сам огонь.

Я сама нашла его в толпе, сама увлекла в танец, сама соблазняла, а он вывел меня в сад, где целовал так нежно, так горячо, что я поддалась его рукам и позволила всё. К счастью, Ян меня тогда не узнал, а не то стал бы презирать меня еще больше. Незамужняя льера никак не должна позволять себе заниматься любовью в парковой беседке. Вдова или актриса — еще куда ни шло, но для льеры Лисовской это страшный удар по репутации.

Никто не узнал. Он стал моим первым мужчиной. Я и представить себе не могла большего чуда — только с ним мне могло быть так хорошо, так сладко. Я жалела только об одном — что повторить это невозможно.

- Думайте о своем любовнике потише, - буркнул Ян, подхватывая меня за талию и высаживая из ландо. — И вообще… Хотя бы с менталистами будьте осторожнее. Ладно, мне нет дела до вашей интимной жизни, но льер Лисовский точно не оценит. Всего хорошего, Софья. И держитесь от моего приюта подальше.

4. Заветное желание

Мы снова встречаемся с Георгом, в смысле, с Офицером. Я приношу ему деньги — все те, что отец выдал мне на расходы. Брать деньги у Королевского палача мне стыдно, врать про порванный плащ и прохудившиеся ботинки тем более, но льер Лисовский никогда не попрекал меня деньгами. Давал сколько надо, даже не вспоминая, что я прошу на третьи туфли за последние два месяца. Братству деньги нужны всегда: сам Офицер из не самой богатой семьи, да и многие из наших мало чем могут помочь. Те же девочки Моховые, или Андрей Вознесенский — они, скорее, рабочие лошадки, чем спонсоры. Они всегда готовы отнести продукты нуждающимся, подлатать крышу в больнице (и Андрей, и Жанна с Женей — элементалисты), кого-то навестить, ободрить, перевязать раны. Наши ангелы милосердия. Я на такие дела совсем не гожусь, начинаю раздражаться, придираться, пытаюсь нищему найти работу, а убогому — придумать, как лучше обустроить жизнь. Я всё хочу, чтобы они все были сильными, забывая, что они не умеют. От слабости своей они в такой жизни и оказались. Не каждый может взять себя в руки, не каждый рожден крылатым, не каждому родители показали верный пример. Нельзя судить людей только потому, что они не такие, как один приютский мальчик, который лирр, но давно уже льер по заслугам.