Пешка для Ферзя - Красовская Марианна. Страница 5
Поэтому с недавних пор я «откупаюсь» деньгами.
- Софья, порой деньги нужнее, чем руки, - успокаивает меня Георг. — Ингредиенты для зелий стоят денег, оборудование тоже. Подкуп нужных лиц, уплата штрафов, обустройство конспиративной квартиры для встреч, еда и выпивка, в конце концов…
- Уплата долгов Криса Розова, да? — приподнимаю я брови.
- Уже знаешь, да? — уныло вздыхает Офицер. — Всем хорош Кристиан — смелый, дерзкий, умный, но если сядет за карточный стол — пиши пропало.
- У каждого свои недостатки. Непогрешимых не бывает.
- Ты права. Вина?
Я качаю головой, но зачем-то принимаю из рук молодого человека бокал с чем-то золотистым и пузырчатым. Игристое щиплет нёбо и нос, мне немедленно хочется смеяться. От второго бокала уже не отказываюсь, а третий буквально силой вырываю у хохочущего Георга. Вот чем мне нравится Селиванов — он умеет слушать. Через четверть часа я рыдаю у него на груди и рассказываю о своем детстве, когда я ощущала себя совершенно ненужным существом. Отец в разъездах, гувернантки постоянно меняются, бабка — мать отца — называла меня ублюдочным отродьем, разумеется, когда отец не слышал, и говорила, что я своим появлением сломала всем жизнь. Единственной, кто меня по-настоящему любил, была сестра отца, моя тетка Карин, но она тяжело заболела и умерла, когда мне не было и семи лет. Благодаря тетке, о раннем детстве сохранились хоть какие-то теплые воспоминания, хотя она и приезжала к нам только на зиму, а в остальное время жила в загородном поместье. Говорила, что не любит суету, природа, лес да речка ей милее.
Георг гладит меня по волосам и говорит, что я ни в чем не виновата, что я умная, смелая и добрая, а дети не просят их приводить в этот жестокий мир. Дети всегда святы. Потом вдруг как-то оказывается, что я сижу у него на коленях, а его усы щекочут мне губы. В первый момент мне кажется, что проверить, как на меня действуют поцелуи другого мужчины, не Яна — это неплохая идея, но когда его язык становится слишком уж настойчивым — меня едва не выворачивает.
- Нет, нет, нет, - бормочу я, с силой упираясь в мужскую грудь. — Так нельзя. Ты мой брат, все мы здесь братья и сестры. Это недопустимо!
- Но Андрей Вознесенский и Даша Лесная любят друг друга и собираются пожениться, - возразил Офицер.
- Значит, они не родные, а это… двоюродные, - пробурчала я, поднимаясь. — Ух, что это за вино? Больше мне не наливай. Мне пора домой, Георг. Найди мне извозчика. Я, кажется, не дойду.
Георг вздохнул трагически и помог мне надеть плащ. На него вино подействовало слабее, он даже не покачивался, хотя у меня перед глазами всё плыло и двоилось. Ноги то и дело подворачивались, я цеплялась за своего спутника и глупо хихикала, пока он тащил меня на улицу. Было уже темно, на небе сверкали звезды.
- О, звезда упала, - шепнул Офицер. — Загадай желание.
Я загадала, конечно. Хочу замуж за Яна. Хочу, чтобы он меня любил.
- А два можно? — спросила я глупо, закрывая глаза и представляя, как Ян надевает мне на палец кольцо.
- Нет, сбудется только первое, - слабо улыбнулся Георг. — Ну, или не сбудется. Эй, извозчик, извозчик! Ой, здравствуйте.
- Какого черта вы тут среди ночи шатаетесь? — раздался злой и очень знакомый голос. — Софья, вы что, пьяны?
- Самую малость, - с готовностью доложила я Яну. — А вы?
- Что я?
- Зачем здесь шатаетесь среди ночи?
- К любовнице еду, разумеется.
- Ну, а я вот, как видите…
- От любовника.
- Я не позволю… - начал было заступаться за меня Георг, но я махнула рукой.
- Отвезите меня домой, лирр Рудый.
- Да уж отвезу, льера. Куда ж мне деваться.
- А любовница подождет? — хлопнула ресницами я, ощущая мстительную радость от того, что хотя бы на четверть часа я отберу у неизвестной мне счастливицы Яна.
- Подождет, - кажется, Ян даже улыбнулся, во всяком случае, голос его смягчился.
Он подхватил меня за талию — совсем как в прошлый раз — и запихнул в свой экипаж. Уселся рядом.
- Славное у вас ландо, - сообщила я Ферзю.
- У ландо четыре колеса, - возразил Ян, дергая поводья. — Моя называется купе.
- Все равно ландо, - капризно надула я губы. — Просто одноосное.
- Как пожелаете. Ландо так ландо.
- Ой, ой, не так быстро! — испугалась я, когда наш экипаж рванул вперед. — Меня сейчас стошнит!
На самом деле меня ни разу в жизни не укачивало в каретах (в ландо и купе тоже), просто мне было так хорошо — слов нет. Мы вдвоем, звездное небо, свет фонарей… Я задрожала от невыносимо-острого счастья, охватившего меня.
- Вам холодно, - заметил Ферзь. — Простынете ведь. Эх, молодежь!
Он стащил с себя плащ и накинул мне на плечи. Я вцепилась в его вещь, закрывая глаза и млея от знакомого запаха.
Мы медленно ехали по ночным улицам и молчали. Он не ругал меня, как обычно, а я не дерзила. Оказывается, мы вполне можем ладить.
- Селиванов — дурной человек. Лучше бы вам держаться от него подальше.
Или не можем.
- Не ваше дело.
- С одной стороны, вы правы. А с другой — я хочу вас предупредить. Кажется, Георг связан c революционной группой.
Вот только этого мне и не хватало! Надо предупредить Офицера, что Инквизиция его подозревает!
Я откинулась на сидении и попросила:
- Сложите, пожалуйста, крышу. Кажется, снег пошел.
Ян скрипнул зубами, но послушался.
И в самом деле, с ясного неба падали белые хлопья снега. Не рано ли для столицы? Обычно снег здесь выпадает в конце ноября, а то и вовсе не выпадает — потому что в заливе теплое течение. А я люблю снег, о чем незамедлительно сообщаю Яну.
- И я люблю снег, - неожиданно признается он. — Когда снег закрывал окна, туда не так дуло. А еще можно было его собрать в горсть, а потом съесть, и он был сладкий, как сахар. Простите, Софья, вам не понять.
Я нашла рукой его пальцы и сжала. Мне хотелось защитить того маленького Яна из приюта от всех бед. Впервые он рассказал мне что-то настолько личное. Впервые он заговорил со мной, как с человеком.
- Что же, вы всегда жили в столице? — спросила тихо я. — Здесь ведь немного снега.
- Да, немного, - кивнул он. — Но как-то был год, когда все дворы и улицы завалило до самых окон. Это была настоящая сказка. Мы с ребятами копали в снегу пещеры и подземные ходы, мнили себя исследователями горных тоннелей. К сожалению, через пару дней всё растаяло.
- А в Коборе всегда много снега, - мечтательно вздохнула я. — Зимой мы строили горку на заднем дворе и катались с нее на санках. А один раз я решила, что хочу стать зимней феей и ушла в лес…
- И там заблудились, - усмехнулся Ян. — Мы тогда с вашим отцом чуть с ума не сошли, пока вас искали.
- Ой, а разве вы там были? — смутилась я.
- Да. Мне было шестнадцать. Вам, кажется, семь. Я нашел вас под елкой, почти засыпанную снегом, всю окоченевшую.
- А потом я три недели болела, - закончила я виновато.
- Спасибо, - неожиданно сказал Ян, сжимая мою руку.
- За что?
- За воспоминания. В тот год у меня был первый праздник Новозимья, когда я был в семье, уже не в приюте. Пусть не в своей семье… Но для меня это многое значило.
Он повернулся ко мне с улыбкой, заглянул в глаза. Сердце заколотилось, словно попавшая в силки птичка. Я уставилась на его губы, невольно облизываясь.
- Мы приехали, льера Лисовская, - хрипло сказал Ян, не шевелясь.
- Как, уже? Какая жалость!
Он улыбнулся как-то грустно, выпрыгнул из кареты и подал мне руку. Я встала, пошатнулась (почти даже и не нарочно, ноги все еще подводили) и упала прямо ему в объятия. Он невольно подхватил меня, сжал почти ласково. Наши лица были так близко, что я не выдержала, потянулась к его губам и, кажется, даже коснулась их. В какой-то момент я была уверена, что он ответит: почувствовала его эмоции. На меня плеснуло его желанием. Но нет, он осторожно поставил меня на землю и заявил:
- Простите, я чужих женщин не целую. Тем более, нетрезвых.