Имоджин - Купер Джилли. Страница 5

Почему я? Почему я? — вновь и вновь спрашивала она себя, зарывшись лицом в подушку и сжимаясь от удовольствия. Ей надо немного поспать, иначе утром она будет отвратительно выглядеть. Но, казалось, прошло всего несколько секунд, и ее разбудили Гомер, залаявший на разносчика газет, церковный колокол, извещавший о святом причастии, и воскресная утренняя паника отца, вещавшего из глубин шкафа, что он не может найти чистую сорочку.

Глава вторая

Имоджин снимала в руках чашку утреннего черного кофе. Викарий уминал яичные желтки с поджаренным хлебом, погрузившись в спортивные страницы «Санди таймс». Джульетта ела тост с мармеладом и разглядывала через стол газетные заголовки.

— Какой ужасный мир, — вздохнула она, — не думаю, что мне следует жить до двадцати одного года.

— Что у нас на обед? — спросила Имоджин.

— Макароны с сыром, торт с изюмом и кремом и еще, кажется, опять сыр, — отрешенно сказала мать.

— Но мы же не можем угощать его этим! — возмутилась Джульетта. — Он же знаменитость. Разве нельзя приготовить мяса?

— Боюсь, в воскресенье магазины закрыты, — сказала мать. — Попробую уговорить папу открыть бутылку вина.

Имоджин думала о том, как она сможет пережить время, оставшееся до обеда. Но потом оказалось, что в доме полно работы: с пылесосом, с обрезкой ветвей сирени и их аранжировкой вместе с ирисами в большой вазе в гостиной. Надо было накрыть на стол, попытаться подобрать винные бокалы одного образца, что так и не удалось, украсить торт, приготовить приправу к салату и постараться сделать так, чтобы викарий, не одобрявший кулинарных ухищрений, не заметил присутствия чеснока. Потом ей надо было сходить к заутрене. Стоял прекрасный день. Из прибрежной рощи за кладбищем раздавался крик кукушки, и деревья протягивали ярко-зеленую листву к темно-синему небу, обещавшему скорый дождь.

— Оборони нас твоею мощной десницей и даруй нам день, свободный от грехов, — проповедовал викарий, звонким голосом обращаясь к прихожанам.

Джульетта ухмылялась и подталкивала локтем Имоджин, а та вся раскраснелась и упорно смотрела прямо перед собой. Она уже истово помолилась Богу, чтобы он даровал ей Ники, но только, поспешно добавила она, если Он сочтет, что это хорошо.

Отец их поднялся. Один гимн, молитва и еще гимн, с облегчением подумала Имоджин, и они снова выйдут на солнечный свет. Ей надо не забыть взять на ферме сливок для крема.

Но тут она издала вздох ужаса, увидев, как ее отец, бросив подозрительно злорадный взгляд в их сторону, направился к столу для служения литании.

— Ну уж нет, — проворчала Джульетта. — Литания была у нас на прошлой неделе. Пока мы здесь будем торчать, Бересфорд успеет прийти и уйти.

— А что будет с моим пирогом в печке? — прошептала миссис Конноли, их приходящая прислуга, сидевшая рядом. Прихожане угрюмо опустились на колени.

Никогда Имоджин не было так трудно сосредоточиться на своих несовершенствах.

— От блуда и других смертных грехов и от мирских прельщений, от плотских и дьявольских козней… — выводил викарий.

— Избави нас, Господи, — вяло пропела Имоджин вместе с хором прихожан. И почему она заранее не приняла ванну?

— От молнии и грозы, от чумы и мора и…

Снаружи светило солнце, но в церкви стоял холод. Викарий, сам никогда холода не чувствовавший, настоял на том, чтобы радиаторы были отключены в апреле. Домой Имоджин попала в двадцать минут двенадцатого, а Ники ожидали к четверти первого. Чтобы согреться, она сделала себе чересчур горячую ванну.

Перебрав в своем гардеробе все платья и все отвергнув, она остановилась на черных свитере и юбке, которые, по крайней мере, немного стройнили ее. Ноги ее в светлых чулках выглядели красными и толстыми. Не надо было так долго принимать ванну.

Выходя из своей комнаты, она едва не споткнулась о Джульетту, которая, лежа на полу на самом проходе, застегивала молнию на джинсах.

— Как я выгляжу? — спросила она, вставая.

— Как обычно, — ответила Имоджин. — Это моя рубашка.

Джульетта критически оглядела Имоджин.

— Ты выглядишь отлично, но я думаю, тебе надо немного уменьшить эти румяна.

— Это не румяна, — вздохнула Имоджин. — Это щеки.

Было пять минут первого. Может быть, он так и не придет. Может быть, после таких побед он про все забыл или познакомился с кем-нибудь на вчерашней вечеринке. Она положила журнал и стала нервно ходить по комнате, поправляя сирень в вазе, взбивая подушки, выравнивая сложенные на пианино ноты Джульетты.

Часы, бездельничавшие все утро, вдруг пустились в галоп: время уже приближалось к четверти второго. Отец устраивал шум всякий раз, когда обед задерживался. Было ясно, что Ники не придет. Я этого не перенесу, страдальчески подумала она. И вдруг она услышала шум машины на овечьей тропе и лай Гомера.

В страхе и возбуждении она поднесла руки к лицу, потом лихорадочно стала приглаживать себе волосы, подтягивать свитер и еще раз прыскать на себя духи, большая часть которых пролилась на ковер. В панике она кинулась в прихожую и заперлась в нижнем туалете. Но Джульетта уже дергала ручку двери.

— Скорей выходи. Ники прикатил на «порше», выглядит так, что нет слов. Выходи и приглашай его в дом.

— Я не могу, — пискнула Имоджин, — иди ты.

— Я торчу на кухне, и мама все еще с тортом возится. Иди, это твой любовник.

Имоджин вышла, вытирая вспотевшие руки о юбку. Через пузырчатое стекло входной двери ей была видна мужская фигура. Прозвенел звонок.

— Кто-нибудь встретит теннисистов? — прокричала Джульетта.

— Ой, заткнись, — прошептала Имоджин.

— Иди. Он подумает, что мы забыли про него, и уедет.

Дрожащей рукой Имоджин открыла дверь. Ники, наклонившись, трепал по спине Гомера, который вилял своим густым светлым хвостом и предлагал гостю палку.

— Ты не очень-то здесь сторожишь, — сказал Ники, потирая себе ухо. — Привет, ангел, — он выпрямился и улыбнулся ей. — Прошу прощения за опоздание. Я сделал не тот поворот и застрял в воскресном потоке машин.

— Не важно. Рада вас видеть, — сказала Имоджин.

Она гадала, как он будет выглядеть без своих теннисных принадлежностей — может быть, как моряк в штатском костюме, но в алой рубашке, которая шла к его загару, и джинсах, облегавших его худые мускулистые ноги даже плотнее, чем у Джульетты, он выглядел еще лучше.

— Проходите сюда, — пробормотала Имоджин, направляясь в сторону гостиной. Ники прошел вперед, чтобы открыть для нее дверь, одновременно с ней дотянулся до ручки и задержал свои пальцы на ее руке много дольше необходимого.

— Вы не против стакана черри, — спросила она, — совсем сухого?

— Я бы предпочел пива, если у вас есть. Предполагается, что я на тренировке.

— Сейчас принесу. Я мигом.

— Постарайтесь, а то я буду без вас скучать, — сказал Ники, взяв газету и открывая ее на спортивной странице.

Имоджин кинулась на кухню. К счастью, в холодильнике стояли шесть банок пива «Лонг-Лайф».

— Как дела? — спросила Джульетта, кидая спагетти в кипящую воду.

— Не знаю, — бросила Имоджин, выбегая и едва не упав на Гомера, — обещай не оставлять меня с ним одну надолго.

— Что мне нравится в этом доме, так это его непринужденная атмосфера, — сказала Джульетта.

— Нэстасе выиграл в Гамбурге, — сообщил Ники, отложив газету и принимая из рук Имоджин банку и стакан.

— Вы с ним знакомы?

— Да, это мой большой приятель.

Он подошел к французскому окну.

— Приятный дом.

— Немного неряшливый, — заметила Имоджин, остро переживая, что в доме потертые ковры, исцарапанные кошачьими когтями ручки кресел и вылинявшие красные гардины, которые от многих стирок сели и на три дюйма не доставали до подоконника.

Ники же, привыкший к безликим гостиничным номерам, заметил лишь уставленные книгами стены, добродушного пса, толстого полосатого кота, спавшего на стопке нот на верху пианино, листы «Церковного вестника», торчавшие из-под поленьев в камине и ожидавшие, когда их зажгут в холодную ночь, и как снегом покрытые цветами яблони в конце сада.