Далекий закат - Купер Эдмунд. Страница 9

– Бедная моя. Я веду себя словно призрак на банкете. Черт побери Смерть, шутки ради, запулила в нас метеоритом, к что? Никаких последствий. Видимо, ада просто не слишком ее интересуем, так?

– Мне холодно? – пожаловалась Анна, – К тому же, – продолжала она, – во мне начинают пробуждаться кое-какие сексуальные желания. Пошли-ка лучше в постель,

– Ваши сексуальные желания для меня закон, – улыбнулся Пол, вставая. – Слава Богу, о порядке пока что можно не беспокоиться. Еще целых десять дней до того, как наступит наш черед покрываться инеем.

Анна взяла его за руку.

– Именно от этого на меня и веет холодом, – сказала она. – Но пока у нас еще есть время, пойдем, согрей меня…

На порту “Глории Мунди” только в одной каюте была двухспальная кровать. Ее прозвали – “Каюта молодоженов”. Туда-то они и направились.

Но все то время, что они занимались любовью, мысль о свидании в Самарре не давала Полу покоя.

Он все еще чувствовал во рту привкус шампанского. Как, впрочем, и Анна.

И вкус этот казался им горьким.

10

Он проснулся и понял, что дрожит. Он судорожно осмотрелся, пытаясь понять, где находится Чувство дезориентации быстро прошло.

В углу от установленной на миниатюрном фаллосе Орури маленькой масляной лампы к соломенной крыше тянулась тонкая струйка дыма. Лениво жужжали мухи. Рядом с ним, небрежно положив смуглую руку ему на живот, мирно спала обнаженная темнокожая девушка.

Он посмотрел на ее крохотную ладошку с четырьмя пальцами. На ее лицо, такое ясное и безмятежное. Лицо женщины другого мира, и однако, в центральной Африке оно, наверное, не вызвало бы особого удивления. Но эта безмятежность была ему неприятна. Он потряс ее за плечо.

Потирая сонные глаза, Мюлай Туи села.

– Что угодно моему господину? Ведь девять сестер еще наверняка летают.

– Произнеси мое имя! – потребовал он.

– Поул Мер Ло.

– Нет, не Поул! Скажи Пол.

– Поул.

– Нет. Пол.

– По-ел, – произнесла Мюлай Туи, тщательно выговаривая слова.

Он ударил ее.

– По-ел, – передразнил он. – Нет, не По-ел. Скажи правильно. Пол.

– Поел.

Он снова ударил ее.

– Пол! Пол! Пол! Ну, скажи!

– Полэ, – сквозь слезы проговорила девушка. – Полэ… Мой господин, я стараюсь изо всех сил.

– Значит, недостаточно, – отрезал он. – С какой стати я должен учить ваш язык, когда вы даже имени моего нормально произнести не можете? Скажи Пол!

– Пёл.

– Уже лучше… Пол.

– Пол.

– Очень хорошо. Действительно очень хорошо. Теперь попробуем Пол Мэрлоу.

– Пёл Мер Ло.

Он опять ударил ее.

– Слушай меня внимательно. Пол Мэрлоу.

– Пёл Мах Ло.

– Пол Мэрлоу.

– Пол Мах Ло.

– Пол Мэрлоу!

– Пол… Мэрлоу… – к этому времени Мюлай Туи уже сама не понимала, что говорит.

– Получилось! – воскликнул он. – Теперь верно. Меня зовут именно так. Ты будешь называть меня Полом. Понятно?

– Да, господин.

– Да, Пол.

– Да, Пол, – послушно повторила Мюлай Туи, вытирая слезы с лица.

– Понимаешь, – бормотал он, – это очень важно. Очень. Каждый человек должен сохранять свое имя, как ты думаешь?

– Да, господин.

Он замахнулся.

– Да, Пол, – быстро поправилась она и, подумав, нерешительно спросила. – Мой господин не одержим бесами?

Он засмеялся, но этот смех оказался недолгим. Слезы заструились по его лицу.

– Да, Мюлай Туи. Я и вправду одержим бесами. И мне кажется, что они будут преследовать меня до конца жизни…

Мюлай Туи прижала его к своей груди, укачивая, словно маленького ребенка.

– О господин мой, Пол, – прошептала она, – большая печаль живет в твоем сердце. Она шипит, как вода, попавшая на раскаленные угли. Лучше убей меня или прогони прочь, но только не дай мне видеть такое горе у человека, которому мне не суждено принести первый дар Орури.

– Что за первый дар Орури?

– Ребенок, – просто ответила девушка.

Он подскочил будто ужаленный.

– Откуда ты знаешь, что у нас с тобой не может быть детей?

– Господин… Пол… Ты любил меня много-много раз.

– Ну, и?..

– С тех пор, как я покинула Храм Веселья и больше не нойя, я перестала носить шиво. Пол, ты любил меня много раз. Если бы ты был как все байани, то сейчас я бы уже носила в себе плод нашей любви. Но я не располнела, я все такая же стройная. Значит, Орури не хочет благословить нас своим даром… Я согрешила, мой господин… Не знаю как, но согрешила… Наверно, если бы на моем месте была другая…

Он смотрел на нее, пораженный до самых глубин своей души. Словно пелена спала у него с глаз; на какой-то миг он почувствовал в Мюлай Туи мудрость большую, чем та, что он сможет когда-либо постичь.

– Это правда, – после долгого молчания спокойно сказал он. – Я действительно хочу иметь ребенка, хотя до этого момента и не подозревал об этом… Я многого не знаю… Но на тебе нет греха, Мюлай Туи, я думаю, дело в том, что моя кровь и твоя не могут смешаться. Наверное, у меня может быть ребенок только от женщины моего народа. И поэтому я не стану прогонять тебя.

– Мой господин милостив, – вздохнула Мюлай Туи и улыбнулась. – Но если я не могу принести ребенка тому, кто прилетел к нам на серебряной птице, я не хочу приносить его никому другому.

Не говоря ни слова, он обнял ее.

– Как ты думаешь, – наконец спросил он, – что же все-таки связывает нас?

– Нас ничего не связывает, Пол, – не поняв его, ответила она, – кроме воли Орури.

11

Под бескрайним зеленым куполом леса, по тихим водам Канала Жизни медленно плыли три золоченые баржи. Па первой в маленьком затененном паланкине, охраняемом восемью крепкими жрицами, находилась Оракул Байа Нор На второй – бог-император Энка Нэ в окружении восьми воинов, Совет Трех и чужестранец Поул Мер Ло. На третьей – еще восемь воинов и три девочки-подростка, которых ждала смерть.

Скромно сидя у подножия возвышения, на котором восседал бог-император, Поул Мер Ло внимательно слушал своего сюзерена.

– Жизнь и смерть, – говорил Энка Нэ голосом, удивительно похожим на голос Шах Шана, нищего водоноса, – это всего лишь две крохотные части беспредельной славы Орури. Краткий миг живет на земле человек, рожденный женщиной: но и у истока реки времени, и у ее конца его встречает Орури. Ибо Орури и есть эта река. И люди на ней – это тоже Орури, и их единственная цель в жизни – выполнить его непостижимую для них волю. Не правда ли, красивая мысль?

Энка Нэ изменил позу, и пестрый плюмаж мягко зашелестел. Поул Мер Ло – Пол Мэрлоу, землянин – никак не мог привыкнуть к тому, что под этим ярким. переливающимся оперением и внушительной птичьей головой скрывается плоть юноши, почти мальчика, с которым он когда-то говорил.

– Господин, – осторожно сказал он. – красиво все, во что человек искренне верит. Вера прекрасна сама по себе, так как придает смысл жизни. Уродлива только боль, ибо она искажает красоту.

– Боль – это тоже дар Орури, – неодобрительно посмотрел на него Энка Нэ. – Орури радуется, когда человек принимает боль с благодарностью, когда человек понимает, что выпавшие на его долю испытания приближают его к божественному лицу… Смотри! Вон летит гуйанис! И она следует воле Орури. А ведь прожив меньше месяца, она получит последнюю божественную милость, радостно приняв смерть.

Поул Мер Ло сидел и смотрел, как гуйанис – ярко окрашенная бабочка с размахом крыльев более метра – бесцельно и лениво порхает над Каналом Жизни, прямо перед баржей Оракула. Вдруг с одного из деревьев на краю канала прямо на нее кинулась большая птица с кожаными перепонками вместо крыльев. Мгновение – и она, даже не задержавшись в полете, уже держала гуйанис в зубастом клюве. И только оторванное крыло гигантской бабочки одиноко кружилось, падая вниз к журчащим водам канала.

Энка Нэ хлопнул в ладоши.

– Убей! – сказал он, показав на птицу.