Четвертый под подозрением - Даль Хьелль Ола. Страница 55
— Фрёлик, то дело мы больше не ведем. Во всяком случае, до тех пор, пока не вскроются новые обстоятельства.
— И ты рад?
— Речь не о том, рад я или нет.
— Люстаду не терпится доказать причастность Нарвесена к убийству Элизабет, так? Для убийства нужен мотив. Скорее всего, мотив имеет какое-то отношение к краже со взломом девяносто восьмого года. А то дело напрямую ведет к банковской депозитной ячейке. По-моему, сейчас нелишним будет еще раз позвонить в банк.
— Допустим, но о чем мне спрашивать?
— Спроси, какого пола был человек, назвавшийся Ильязом.
В ответ — молчание.
— Гунарстранна, — терпеливо проговорил Фрёлик, — прошу, побыстрее.
— Фрёлик, согласен, в твоих словах есть здравый смысл — насчет пола. Как ты додумался?
— Так, сложил два и два. Кстати, помогло то, что ты сообщил мне о смерти Балло. Я ведь немногого прошу, верно? Позвони в банк и попроси описать личность, которая назвалась именем Ильяз.
Гунарстранна задумался.
— Так и быть, позвоню — ради тебя, — согласился он наконец. — Вопрос в другом: что ты дашь мне взамен?
— Улику.
— Какую улику?
— Улику, которая отведет все подозрения от Нарвесена. И тогда никто уже не будет беспокоиться из-за разбитой двери на веранду.
— Говори, какая у тебя улика?
— Волос, — сказал Франк Фрёлик.
Глава 42
Жара окутала его, едва он сошел с трапа самолета. Полицейского, встретившего его в зале прилета, звали Мануил Комнин.
— В честь императора, [10] — смущенно улыбнувшись, пояснил он.
Невысокий полицейский в мятом сером костюме и белой футболке, с заметной щелью между передними зубами стоял рядом с очередью пассажиров, проходящих таможенный контроль. В руках он держал белую картонку. Фрёлик заметил, что его фамилию Комнин записал неправильно: «ФЁРЛИК».
Пожав коллеге руку, он сразу признался, что понятия не имеет, о каком императоре идет речь.
— Вот и хорошо, — с улыбкой ответил Мануил. — Теперь всякий раз, как услышишь имя Мануил, будешь думать: какой такой император?
Фрёлику он понравился с первой же секунды. Они вышли из зала прилета и направились к машине. Колесики чемодана Фрёлика дребезжали по гудрону. Мануил подошел к криво припаркованной «тойота-королле» и открыл багажник. Фрёлик положил туда чемодан и сказал, что такая же машина у него дома.
— Ну, почти такая же — «авенсис».
Они еще немного постояли у машины. Какой-то самолет с ревом разгонялся на взлетной полосе. Мануил закурил и стал ждать, пока наступит тишина. Самолет оторвался от земли и взлетел, похожий на голодную акулу, которая всплывает на поверхность воды.
Мануил сказал, что первого декабря Мерете Саннмо арендовала машину в фирме «Хертц».
— «Тойоту», — добавил он, захлопывая багажник. — По крайней мере, в машинах она разбирается.
Оба понимающе улыбнулись.
Фрёлик посмотрел на север. Какой-то самолет садился. Вдали, в синей дымке, он различил еще один снижающийся самолет.
— Она поехала на север и оставила машину в отделении в Патрах, — продолжал Мануил.
— Другую машину не взяла?
— Нет.
— А потом просто исчезла?
Мануил кивнул.
— В отеле она не зарегистрировалась.
— А как же та, другая?
Мануил снова ухмыльнулся и глубоко вздохнул:
— А другая появилась.
— Где?
— На пароме. Купила билет в Бари.
— В Бари? Но ведь Бари в Италии.
Мануил помахал ключами от машины:
— Машина тебя еще интересует?
Фрёлик кивнул и взял ключи.
— Не волнуйся, — сказал он. — Я знаю, куда ехать.
Золотисто-белый полумесяц пляжа обнимал зеленовато-голубую бухту. На берег накатывали тяжелые, ленивые волны одна за другой. Они с шелестом бежали по песку и устремлялись обратно, исчезая в набегавших волнах. Присмотревшись, Фрёлик уловил в движении волн четкий ритм. Шелест, грохот прибоя… Одно и то же повторялось снова и снова. Любуясь представлением, Фрёлик подумал: наверное, если стоять здесь долго, в конце концов поверишь в то, что это никогда не кончится.
Никто не отваживался заходить в воду. Отдыхающие загорали прямо на песке или на лежаках. Некоторые сидели и смотрели по сторонам, не снимая солнечных очков, или втирали крем для загара в плечи и руки. Толстяки в шортах и козырьках от солнца трусили по кромке воды, там, где песок слежался и был влажным и прохладным. Фрёлик увидел женщину в голубом просторном платье без рукавов, которая брела не спеша. Платье хлопало на ветру. Волосы ее были плотно подхвачены лентой того же небесно-голубого цвета. Он подумал, что никогда не говорил, как ей идет голубое.
Он стоял неподвижно и ждал, когда она заметит его. Он обрадовался, когда она, наконец увидев его, не остановилась и не споткнулась, а продолжала двигаться так же неспешно. Вода омывала ей ступни и лодыжки. В полутора метрах от него она остановилась. Они посмотрели друг другу в глаза.
— Вообще-то я собиралась искупаться, — сказала она, бросив на него холодный, оценивающий взгляд. — Хочешь со мной?
Фрёлик покачал головой.
— Вот, привез тебе кое-что. — Он протянул ей сложенный листок бумаги — предсмертное письмо Рейдун Вестли.
Она взяла письмо и стала читать, опустив голову. Потом сложила письмо и, глядя куда-то вдаль, стала рвать его на мелкие кусочки. Ветер подхватил крохотные обрывки, и скоро они исчезли в пене прибоя.
— Очень трогательно видеть такую реакцию!
— Я не способна ни на чем долго сосредоточиваться.
Франк Фрёлик проследил за ее взглядом. За ними, поставив одну ногу на каменный парапет, наблюдали двое полицейских в форме.
— Они с тобой? — спросила она.
— Да.
Она бросила на него пытливый взгляд:
— Почему?
Он не ответил. Ветер играл ее волосами. Она откинула их назад.
— Ее нашел я, — заговорил Фрёлик. — Она наглоталась таблеток. А письмо отправила мне по почте. Она просила тебя простить ее, но за что?
— Понятия не имею. Иногда Рейдун бывала непредсказуемой.
— Жаль, что ты не умеешь сосредоточиться на любви, — заметил он.
Она глянула на него исподлобья и сказала:
— Мне очень жаль.
— Чего тебе жаль?
— Того, что ты сейчас чувствуешь. И жаль, что у нас с тобой все так получилось.
Перед тем как ответить, он посмотрел на нее в упор.
— То, что было между нами, давным-давно пошло прахом.
— Не верю. Ты ведь приехал сюда, нашел меня.
— Элизабет, которую я знал, умерла, — тихо сказал Фрёлик. — Она сгорела, а я выжил.
— Не говори так!
— Извини, — вздохнул он. — Разумеется, мне известно, что на самом деле в том пожаре погибла Мерете Саннмо. Существует одна деталь, которую я не могу забыть, когда думаю о нас с тобой… После нашей последней встречи я кое-что узнал о тебе. — Фрёлик старался не расслабляться. — Например, мне известно, что ты познакомилась с Инге Нарвесеном шесть лет назад, когда работала продавщицей в магазине «Фернер Якобсен». Я знаю, что именно ты стала инициатором отношений и поехала с ним в романтическое путешествие на Маврикий. Мы с тобой в такие путешествия вместе не отправлялись. Правда, у меня и денег, и возможностей гораздо меньше.
— Вычеркни из наших отношений Инге Нарвесена. Мы с Инге… это была просто глупость. Ничто!
— Ильяз, кажется, тоже не очень радовался, верно?
Она замкнулась; в ее синих глазах ничего нельзя было прочесть.
— Я видел Ильяза в тюрьме Уллерсмо.
— Раньше он таким не был.
— Каким он был раньше?
— Сильным. С ним было весело. Он принимал мир таким, какой он есть. — Элизабет задумалась, подыскивая нужные слова. Фрёлик ждал. Она подставила лицо ветру и продолжала: — И меня он принимал такой, какая я есть. — Она снова на миг задумалась. — Но Ильязу постоянно требовалось напоминать, что мне бывает больно… что у меня тоже есть чувства.
Они шли по пляжу. Волны омывали им ноги. Франк Фрёлик остановился, чтобы закатать брюки. Покосившись на Элизабет, он заметил, что ее ноги покрылись бронзовым загаром. Ногти она покрасила в красно-коричневый цвет. На долю секунды он представил себе, как она сидит на солнце, задрав колени, и сосредоточенно красит ногти на ногах.