Дом - д’Истрия Робер Колонна. Страница 3
Архитектору – одной из ее подруг, чьей поддержкой она заранее заручилась, – Х описала «дом по образу и подобию своему, открытый и гостеприимный, в гармонии с природой». Она высказала ей потребность – и желание – «жилья без претензий, простого, безыскусного, светлого». Совершенно естественное – можно ли представить себе хозяина, мечтающего о темном, запутанном, замкнутом на себе жилище? – это намерение выдавало личность уравновешенную, открытую, с современными вкусами, а постройка предполагала проект без излишеств. Если бы Х пришлось выбрать один-единственный эпитет для своего представления о доме, она предложила бы «солнечный». Она не хотела терять ни крупицы роскошного света, отражавшегося от моря и заливавшего юг острова.
Пользуясь совершенно чуждым Х лексиконом – надо было «вопрошать пространство», «ощущать объем», изучать «уровни» и производить «трехмерный анализ», – приверженка чистого искусства призывала ее не пренебрегать «утонченностью», «плавностью перспектив», предлагала «скромную изысканность», «контрасты» и «смещения»; все эти абстрактные понятия очень скоро стали раздражать Х, она испугалась, что проект будет чересчур замысловатым, непохожим на нее, и это побудило ее порвать – в профессиональном плане – со своей подругой. Советы той были «слишком сложны, слишком претенциозны», объяснила она, проехавшись по ее «нарциссизму», «догматическим» точкам зрения и «мании величия».
Итак, лишившись архитектора, Х осталась одна, целиком и полностью в ответе за свой дом, а стало быть, одновременно в ответе и за мечту о доме, за свою идею – эту мечту она, быть может, носила в себе с малых лет, но должна была теперь адаптировать ее к своему клочку земли, к его ориентации, рельефу, виду… – в ответе за проект дома – то есть за переход от идеи к действительности, – за его конкретное воплощение, за стройку и всех тех, кто примет в ней участие; за все детали и финансирование, за бюрократические, юридические, технические вопросы, за отношения с рабочими и с соседями, с муниципалитетом, с поставщиками стройматериалов, коммунальными службами и продавцами сантехники. Перспектива обнадеживающая. Задача не из легких. Будь ее затея с домом морской экспедицией в эпоху великих открытий, предприятием, стало быть, ненадежным, захватывающим, рискованным – и разве ей не подходили все эти эпитеты? – Х была бы одновременно мечтательницей, задумавшей экспедицию, судовладельцем, рискнувшим своими средствами ради проекта, капитаном, вставшим на мостике у руля, опытным штурманом, помогающим принимать непростые решения, ученым, сведущим во всех науках, который осуществлял бы замеры, в частности гидрографические и геологические, и производил подсчеты. Месяц за месяцем ведя дневник строительства, она была бы также писцом. И, обнаружив в себе многочисленные таланты – неожиданные таланты, о которых сама не подозревала, – она все это делала, потому что предприятие, в которое она нырнула с головой, не дробилось на части: все работы были равно необходимы и тесно связаны между собой. Может быть, когда-нибудь, мысленно вернувшись к своим поучительным приключениям на острове, если вдруг захочется ими поделиться, Х вдобавок станет романисткой, летописцем своего дома и своей жизни.
Х тем легче рассталась со своим архитектором, что всецело доверяла одному жителю острова, которого знала с детства, Роберу. Этот замечательный человек еще в те времена занимался обслуживанием и ремонтом жилища ее мамы. Ему она и поручила строительство своего дома. В Робере Х нашла не только надежного мастера на все руки, компетентного и преданного помощника, но и единомышленника. Она не сомневалась, что ее проект будет отчасти и его проектом. Островитянин на свой маргинальный лад, Робер не повиновался обычным законам, по которым живет человечество. Проворный, сноровистый, на него можно было положиться – Х говорила о его «золотых руках», уверяла, что он «все умеет», – однако его очень мало волновала рентабельность, и он никуда не спешил. Ни в чем. Он был лучшим из людей, серьезным и с фантазией, но работал один, в одиночестве погружаясь в задумчивость и, пожалуй, даже в апатию. Он трудился в своем ритме – в ритме природы и острова, – неспособен был подсуетиться или внять гласу какой-нибудь сирены – например, заманчивым финансовым предложениям гражданского мужа Х и ее сына, заинтересованных в ускорении работ. Роберу было глубоко наплевать. Иметь немного больше денег – зачем? Он имел все необходимое и сверх того. Он был счастливейшим из людей. Его называли раздолбаем – он не спорил, был артистом в душе, его всегда переполняли чувства, как и его славную подругу жизни, непризнанную художницу и реставратора произведений искусства; его считали непрактичным – а он жил в свое удовольствие на свежем воздухе, загорелый, приветливый, готовый предложить каждому встречному превосходные дары земли и моря; он не нажил богатства – да кому оно нужно: он был счастлив. И свободен.
Х была Робером покорена. Не в любовном, чувственном плане – но с ним ей было спокойно. Успокаивала память обо всем, что он делал у ее матери, и умиротворяла его несокрушимая сила. Его укорененность в земле острова. Его мудрость. С Робером, практичным, опытным, надежным, у которого на все находился ответ, Х было не так одиноко в ее затее с домом. В этом человеке, прочно стоявшем ногами на земле, она ощущала опору.
На самом деле в ходе строительства Х открылась еще одна неожиданная грань Роберова характера: его спокойствие перерастало в медлительность, в склонность тянуть резину, откладывать на завтра, бросать начатое… Не от равнодушия или лени, но, может быть, подумала тогда Х, оттого что так сильна его любовь к свободе, вот ему и приходилось хочешь не хочешь распыляться, гоняться за тридцатью зайцами сразу, не приемля никаких ограничений, будь то соблюдение срока или пополнение банковского счета.
По мере того как стройка затягивалась – хотя вовсе не была строительством Вавилонской башни, – Х все чаще задумывалась о Робере – и не могла найти ответов на все вопросы, которыми задавалась на его счет. Кто он такой внутри себя, в глубине своей души? Что им движет? Чем он живет? В материальном плане она мало-мальски создала о нем представление, но в духовном, более глубоком – чем питал он свою душу? Был ли Робер просто расхлябанным, неорганизованным работником или же истинным поэтом, далеким от практических реалий, от законов и логики общества торговли? Был ли он кем-то вроде Бартлби [1], этого скромного писца, воплощения независимой души, свободы, норова и неповиновения приказам, от кого бы они ни исходили, у которого был на все один ответ: я предпочел бы не? Независимость души, свобода – именно этого хотела Х, решив поселиться на острове. Как будто попалась в западню собственной мечты…
Затеяв строительство своего дома, Х целиком и полностью положилась на Робера, которому слепо доверяла. Со временем это доверие не ослабло, но ей предстояло понять, что у этого человека есть и недостатки – как у всех нас, – или, по крайней мере, черты характера, создающие неудобства: он доставлял ей столько же забот, сколько и снимал проблем, приносил столько же беспокойства, сколько и оказывал помощи… Прошло несколько сезонов, стройка затягивалась, Х пришлось признать, что она действительно осталась одна. Совсем одна. Наедине со всевозможными трудностями и с неожиданным открытием: ее сбивали с толку проволочки человека, которого в какой-то момент она, наверно, больше всех на свете уважала.
Кому, будь это в ее характере – но Х была независима, горда и, главное, счастлива от своей затеи, – кому она могла бы пожаловаться на тяготы предприятия? Никто ее не заставлял. Она сама захотела, отвечая давнему и очень глубокому желанию. Никто не принуждал ее к этой стройке, никто не взваливал это бремя на ее плечи. И если ей случалось порой находить его тягостным, винить она могла только себя. Или судьбу.