Слава для Бога (СИ) - "Дед Скрипун". Страница 13

— Но ты же не воин отец, ты простой кузнец, убьет тебя тать. — На глазах Славуни выступили слезы.

— Пустое. — Махнул тот рукой, невозмутимо, привычно, крутанул мечем, изобразив восьмерку, и вошел под вздох толпы в смертный круг.

— Голый, вышел. Безумный. Глянь, а страху-то нет. — Загомонили, перешёптываясь люди. — Чего задумал? Да что он с одним мечем, бездоспешный, против Велемира сделает? Тот поединщик опытный, не одну сечу прошел и победил. Можно уже идти, и хворост на погребальный костер собирать. Не жилец кузнец на этом свете. Мара его уже ждет в своих владениях. Надо теперь нового кузнеца искать.

Любомир, подавив ехидную улыбку, вышел вперед, поднял величественно руку, привлекая внимание, и толпа мгновенно стихла, словно подавилась шепотом. Зловещую тишину разорвал голос старосты:

— По заветам предков! По воле богов, и во славу их! Для решения спора неразрешимого, тяжкого. Ради торжества правды единой! Бой смертный дозволяю, и пусть победит истина, а лжа, кровью и жизнью ее защитника в песок уйдет, погребальным дымом в небесах развеется. Поединщики готовы? — Его взгляд скользнул по лицам соперников, и те кивнули в ответ. — Приступайте, он махнул рукой и вышел из круга.

Перв как стоял на месте, опустив расслаблено меч в землю, так и остался. Велемир ударил оружием по щиту и кошачьим, мягким, скользящим шагом, присущим опытному воину, пошел на встречу.

— Готовься встретится с предками, кузнец. — Плюнул он словами, и ехидно улыбнулся. — Тебя, на том пути, скоро будет сопровождать щенок, которого ты вызвался защищать.

Перв не ответил, только вздохнул с сожалением и остался безучастно стоять на месте.

Топор взметнулся, словно собираясь расколоть полено, а не голову человека, и со свистом рухнул вниз. Что произошло никто не понял. Только Богумир догадался, что сделал Перв, тот не единожды оттачивал со своим учеником такой прием на тренировках. Но на сколько это произошло быстро, удивился даже он.

Качнувшись в сторону, с линии атаки, кузнец вскинул меч, одновременно отводя удар и перерубая рукоять оружия. Для остальных он все так же остался стоять безучастно на месте опустив клинок в землю, словно скучая, а топор соперника, оставив обрубок древка в руке, улетел далеко в сторону.

— Колдун! — Выдохнула вздрогнувшая толпа.

Глаза Велимира выкатились непониманием, и со страхом рассматривая руки. Он тряхнул головой, пытаясь прогнать морок, отбросил бесполезную палку и потянул из ножен меч.

— Тебе не поможет ворожба, грязный колдун. Ты не напугаешь своими фокусами истинного воина. — Слегка дрожащий голос портил впечатление от пытающегося создать вид решительности, прикрывшегося щитом ратника.

Перв не ответил, и даже не посмотрел на него, все так же продолжая безучастно стоять на месте.

— Ну что же ты. Давай. Покажи на что способен. — Попытался завести себя выкриком, грохнув мечем о щит Велимир. — Нападай! Или трусишь?!

— Ты так много говоришь, что я уже начал сомневаться: «На ристалище я, или у колодца сплетни баб слушаю?». — Наконец усмехнулся Перв подняв глаза. — Ты вызвал меня на «Божий суд», а пытаешься заболтать до смерти. Я даю тебе маленький шанс пожить подольше, а ты, дурак недоволен. Радоваться должен, дурашка. Зачем вообще все это затеял? Знал же, что твой сын виновен. Признай свою кривду, и обнимемся по-братски. Я не хочу тебя убивать. Люди поймут и не осудят.

— Плевать я хотел на всех. Я хочу увидеть, как прах убийцы моего сына развеют по ветру. — Сжал губы упрямством Велимир.

— Мне жаль, но ты этого не увидишь. Последний раз предлагаю, признай свою неправоту, и останешься жив. — Нахмурился кузнец.

— Нет. Не бывать тому. — Мотнул головой упрямый противник.

— Это твой выбор, но видят боги, я не хотел такого исхода. — Вздохнул кузнец.

Для зрителей ничего практически не произошло. Перв только слегка качнулся вправо. Богумир все понял и словно увидел, как тот сделал шаг нырнув под поднятый для атаки меч Велимира, мазанул плавным движением моргнувшего в лучах солнца, сталью жала клинка, по горлу, и кошачьим движением хищника вернулся обратно, приняв все туже расслабленную позу, кровь даже не успела испачкать лезвие оружия.

Велемир, с занесенным для атаки оружием, даже не понял, что уже умер. Он попытался что-то выкрикнуть, но вместо крика из открытого рта, из распоротого горла вырвался фонтан темной крови. Воин с удивлением посмотрел на испачканную в красный цвет кольчугу, глаза его затуманились, закатились и он рухнул к ногам кузнеца забившись в конвульсиях смерти, в жиже из песка, снега и собственной крови.

Толпа выдохнула. Кого-то вырвало. Завизжали бабы закрывая детям глаза.

— Суд свершился. — Угрюмый Перв пристально, словно прожигая посмотрел на Любомира. — Все довольны, или есть еще кто-нибудь, кто хочет оспорить волю богов? — Его взгляд скользнул по толпе в ожидании несогласных, но сталкивался только с опущенными или убегающими в сторону глазами. — Раз нет, то парень не виновен. Мне жаль, что пришлось ради правды убить Велимира, но это был его выбор, и кто я такой, чтобы ему противиться. — Он закинул меч на плечо, как обычную палку, и пошел сквозь расступающуюся толпу, но немного отойдя остановился и обернулся. Нашел взглядом того, кого искал, и кивнул. — Зайди вечерком, Фекла, коса будет готова. — И уже не оборачиваясь ушел в кузню.

— Кто твой отец? — Богумир со Славуней возвращались с вече домой, и парень решился задать девушке волновавший его вопрос.

— Я всегда думала, что он просто деревенский кузнец, а теперь и не знаю, что думать. — Ответила она, не поднимая глаз, и замолчала. — Ты не переживай. — Удивила она неожиданно спутника странными словами, произнесенными тихим, но взволнованным тоном. — То, что сказал отец, это не взаправду. Он заберет слова назад через время, когда все успокоится.

— Какие слова? — Не понял Богумир.

— Про свадьбу. Ведь не было никакой договоренности, вы же с тятькой по рукам не били. То лжа. — Она подняла глаза, в которых застыли капельки слез.

— А если взаправду? — На губах изгнанного бога мелькнула добротой улыбка.

— Не глупи. — Девушка стала необычайно серьезной и отвернулась. — Зачем я тебе. Кому нужна кривая уродина, с порванным лицом?

— Дура ты, Слава. Мне нужна. — Он коснулся ее плеча. — Для меня нет никого красивее...

— Не ври! Мне не нужна жалость, особенно от тебя! И жертвы не нужны! — Слезы вырвались криком боли залив лицо, она скинула с плеча руку и бросилась бежать прочь, прямо по сугробам не разбирая дороги.

Он поначалу опешил, но мгновенно пришел в себя и бросился вдогонку.

— Стой, глупая! Нет в моих словах ни толики лжи. И жалости никакой нет. Ты и в правду нужна мне. Я жизни без тебя не представляю. — Он догнал ее, схватил за плечо, и развернул к себе. — На все готов ради тебя. Жизнь отдам.

— Почему? — Она остановилась и подняла мокрое лицо, и посмотрела в глаза.

Красавица. Какой взгляд... В нем живет сама доброта. В нем можно утонуть, и забыть все, забыть даже как дышать. Грудь девушки вздымалась сбитым от бега дыханьем и волнением. Губы... Они манят желанием нежности. Они просят поцелуя.

— Дурочка моя. Люблю я тебя, вот почему. — Он прижал ее хрупкое тело к себе, и сделал то, о чем мечтал, все это время. Поцеловал наконец эти пухлые, упрямые губы, и они, поверили, сдались наконец его настойчивости, и ответили нежностью. Слова больше стали не нужны, отныне разговаривали влюбленные души, они слились, став одним целым. Такова вот она, настоящая любовь, без притворства. Одна и на всю жизнь, до гробовой доски, рука в руке.

Домой вернулись с мечтательными улыбками на губах, и держа друг друга за руки. Перв сидел, нахмурившись за столом и задумчиво строгал из липовой чурки ложку, кровь капала с порезанного ножом пальца, но кузнец этого не замечал.

— Садитесь. — Не поднимая головы произнёс он. — Разговор есть.

— Ты порезался, отец. — Слава схватила его руку и вытерла платком кровь.