Гиперборейские тайны Руси - Демин Валерий Никитич. Страница 68

Убежище Бабы-Яги окружено частоколом, утыканным черепами со светящимися глазницами. Из сказок хорошо известно, что Баба-Яга не только охотится за маленькими детьми, чтобы их изжарить, съесть и покататься на обглоданных косточках, но и нередко помогает главному герою в благополучном свершении его нелегких подвигов. Читателя или слушателя постоянно преследует мысль, что в разных сказках речь идет о совершенно разных персонажах. Так оно и есть на самом деле! Просто в памяти поколений произошло расщепление образа матриархальной владычицы, которая изначально совмещала в себе черты воительницы, дарительницы и одновременно – похитительницы, душегубки и людоедки.

Баба-Яга – сподвижница богини судьбы: ее основное занятие – прясть кудель и очерчивать будущее тем, кто завоюет ее благосклонность. На Севере про нее говорили так: «…Сидит огромная баба на печке и прядет; голова у нее, как бурак, титьки, как ведра, глаза, как солонки». Образ, безусловно, не слишком привлекательный, но никто ведь и не утверждает, что Великая богиня была изящной красавицей? К тому же критерии и эталоны красоты в первобытном обществе были совершенно иные, нежели теперь.

Если вещую Бабу-Ягу ублажить – хотя бы ласковым словом, – она становится доброй, принимает сторону главного героя, охотно ему помогает, предсказывая возможные неприятности и предвосхищая благополучный конец. У нее две сестры – одна мудрее другой. Все вместе они как раз и есть три Пряхи, три богини судьбы, правда, с приставкой «экс», то есть бывшие богини. Один из результатов их «прядильной деятельности» – волшебный клубочек, символ всеобъемлющего и всепреодолевающего знания, который вручается сказочному герою и приводит его к искомой цели, оберегая от неверного шага.

В некоторых преданиях, доживших до наших дней, сохранились намеки, позволяющие представлять Бабу-Ягу как воительницу, богатырку и великаншу. В ее арсенале есть даже волшебный огненный щит, что палит во все стороны, устрашая врагов. Такой она в общем-то изображалась и на старинных русских лубках, не испытавших влияния позднейших художественных интерпретаций. В данном плане образ русской демоницы во многом соответствует калевальской Лоухи, «редкозубой старухи» и одновременно – предводительницы северного воинства. До конца ХVIII века иногда даже проводилась параллель между Бабой-Ягой и древнеримской Беллоною – богиней войны (bellum – «война») и одновременно властительницей Подземного мира.

Впрочем, в Словаре Даля все расставлено по своим местам. Здесь она именуется «злым духом под личиною безобразной старухи»:

«Баба-Яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает. Кости у нее местами выходят наружу из-под тела; сосцы висят ниже пояса; она ездит за человечьим мясом, похищает детей, ступа ее железная, везут ее черти; под поездом этим страшная буря, всё стонет, скот ревет, бывает мор и падеж; кто видит Ягу, становится нем».

Очень уж напоминает индоарийскую богиню смерти и возмездия Кали – не правда ли? Или кровожадную горную демоницу, ставшую прародительницей тибетского народа? На Русском Севере чрезвычайно распространенным было мнение, что Баба-Яга живет не в лесу в избушке на курьих ножках, а глубоко под землей. Чтобы попасть туда, нужно «просесть», и окажешься – сначала в полной тьме, а затем в светлом-пресветлом городище с улицами и домами, наполненными всяким добром, – владении вещей старухи. Такая картина рисуется в сказках, записанных в Архангельской губернии Н.Е. Ончуковым. В белорусских сказках тоже отмечается, что Баба-Яга живет на Севере, среди лютых морозов.

Впрочем, народ никогда не жалел красок и для описания подробностей житья-бытья ведьмы-людоедки, как, например, в одной из сказок, записанных в Псковской губернии:

«<…> По улице костры, по кострам – все кости человеческие лежат, по тыну – всё головы человечьи торчат, на крыльце – потроха человечьи валяются, в сенях – два дощана с кровью стоят, а сама хозяйка в доме лакомится человечиной…»

Жуткие подробности русской сказки мало чем отличаются от реальных событий, неоднократно описанных в разные времена очевидцами подобных сцен.

Итак, русская Баба-Яга – всегда ведьма, но не всякая ведьма – Баба-Яга. Последняя в народном представлении существует только в образе старухи, хотя, естественно, она тоже была когда-то молодой, и у нее есть дети (по некоторым русским сказкам – сорок дочерей от множества разных безымянных мужей).

Подобная ситуация хорошо известна историкам первобытного общества. Она полностью соответствует беспорядочным и неконтролируемым половым связям (промискуитету), присущим матриархату, когда установление отцовства становится проблематичным, а следовательно – и ненужным. Отсюда неудивительно, что и число дочерей Бабы-Яги может превышать цифру 40, как, например, в популярной сказке из афанасьевского сборника о Заморышке, вылупившемся вместе с братьями из яиц. В поисках невест герои оказываются во владениях Бабы-Яги, чьи чертоги мало напоминают безоконную избушку на курьих ножках:

«Заехали молодцы за тридевять земель; смотрят: на крутой горе стоят белокаменные палаты, высокой стеной обведены, у ворот железные столбы поставлены. Сосчитали – сорок один столб. Вот они привязали к тем столбам своих богатырских коней и идут на двор. Встречает их Баба-Яга: “Ах вы, незваные-непрошеные! Как вы смели лошадей без спросу привязывать?” – “Ну, старая, чего кричишь? Ты прежде напои-накорми, в баню своди, да после про вести и спрашивай”. Баба-Яга накормила их, напоила, в баню сводила и стала спрашивать: “Что, добрые молодцы, дела пытаете иль от дела лытаете?” – “Дела пытаем, бабушка!” – “Чего ж вам надобно?” – “Да невест ищем”. – “У меня есть дочери”, – говорит Баба-Яга, бросилась в высокие терема и вывела сорок одну девицу. <…> Поутру встала Баба-Яга, глянула в окошечко – кругом стены торчат на спицах дочерние головы; страшно она озлобилась, приказала подать свой огненный щит, поскакала в погоню и начала палить щитом на все четыре стороны. Куда молодцам спрятаться? Впереди сине море, позади Баба-Яга – и жжет и палит! Помирать бы всем, да Заморышек догадлив был: не забыл он захватить у Бабы-Яги платочек, махнул тем платочком перед собою – и вдруг перекинулся мост через все сине море; переехали добрые молодцы на другую сторону. Заморышек махнул платочком в иную сторону – мост исчез, Баба-Яга воротилась назад, а братья домой поехали».

В эпоху матриархата свободные и беспорядочные сексуальные отношения между полами были повседневными (а не только по праздникам, как в более позднее время). Постепенно добрачный промискуитет сошел на нет, сохранившись только во время ритуальных действ и празднеств, в том числе и в европейской сексуальной культуре (знаменитые дионисии, сатурналии и вакханалии). Церковь беспощадно преследовала и карала любые рецидивы языческих традиций. Однако земледельческая обрядность – слишком серьезная вещь, чтобы просто так исчезнуть. До недавнего времени подобные обычаи хоть редко, но все же фиксировались этнографами. У славян практиковался выход, бегание и катание обнаженных женщин на вспаханном поле с целью передачи ему женской плодоносной энергии. Считалось также полезным для обеспечения гарантированного и обильного урожая соитие мужа и жены прямо на вспаханном поле перед началом сева.

Ученые-этнографы давно уже обобщили и систематизировали соответствующие славянские обычаи, уходящие в глубокую древность. Так, в западной Болгарии рано утром в Иванов день женщина, раздевшись донага, обходила поля, срывала на каждом по несколько колосьев, а затем совокуплялась прямо на земле с мужем или возлюбленным, до поры до времени прятавшимся поблизости. В украинском Полесье зафиксирован обряд катания по полю в Юрьев день: мужчины и женщины, парни и девушки, женатые и неженатые, обнявшись, катались по земле, имитируя коитус, чтобы лучше уродилось жито. Аналогичный имитационный обряд совершался и в Македонии. В восточной Моравии на Масленицу исполняли особый танец с вульгарными телодвижениями, призванными повлиять на будущий урожай и приплод в хозяйстве. С той же целью в российской Владимирской губернии практиковалось битье скотины рубахой, в которой накануне хозяйка спала с мужем. (См.: Славянские древности: Этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999. С. 526.) Похожие обычаи известны практически на всех континентах [42].