Орнамент - Шикула Винцент. Страница 4

Потом подошла к радиоле и из-за цветастой занавесочки вытащила пластинку, кажется, Вивальди. Да! Точно помню. Потом она прочитала мне краткую лекцию, причем не только о Вивальди, но и о музыке вообще, о современной и о старинной, и о совсем старой. Долго рассказывала мне о Гвидо д’Ареццо [3]и его музыкальной нотации, разучила со мной гимн Ut queat lanis resonare fibris… [4], называла имена Орландо ди Лассо [5] и Джованни Пьерлуиджи да Палестрины [6].

Упомянула Иренка и папу Григория Великого [7], который распорядился приковать золотыми цепями в римской базилике Antifonarius cento. Объяснила мне, что такое дискант, а что — фобурдон. Потом снова вернулась к Палестрине, поскольку умела это имя выговаривать. — О, эти прекрасные антифоны, о, эти великолепные хоралы, секвенции, тропы, гимны, тот, кто их слышал, никогда не забудет, да и как же иначе? Ведь даже хулиганы, даже мальчишки коммунистические, которые стыдятся того, что всего несколько лет назад ходили прислуживать на мессе, тоже тайком напевают Um angeli et archangeli, um tronis et Dominationibus [8]… Косятся с подозрением друг на друга и глупо ухмыляются…

Тут в комнату вошел Иренкин отец и, протянув к нам обе руки, приветствовал нас низким бархатным голосом: — Ах, ах! Наверняка — однокашник! Добро пожаловать! Почему же ты ничем его не угостишь?

Он мигом принес бутылку и стаканчики, налил и только когда мы чокнулись, подал мне руку, и я представился.

— Какой милый человек, — похвалил он меня. — Ну, развлекайтесь!

Я просидел у них до позднего вечера. Но чтобы понапрасну не тянуть, рассказывая об этом, скажу сразу: дело кончилось плохо. Сначала я немного стеснялся, но потом осмелел, а, осмелев, сам не знаю, как и когда, выпил у них весь «Курвуазье» или что там за коньяк это был. Может, просто бутылка была интересная, а коньяк самый обыкновенный, предположу даже, что это был самый обычный ром. Одно точно — бутылку я опустошил. С тех пор прошло без малого двадцать лет, но меня бы нисколько не удивило, если бы Иренка или ее отец, или кто-нибудь из их семьи вспомнили обо мне в эти невеселые времена: «Да, интересно, а Матей Гоз, ну знаете, тот пьянчуга, что выхлестал у нас весь „Курвуазье“, чем теперь занимается?»

Простите, друзья, я как раз вспоминаю о вас.

Под окнами шагала улица, и днем, и ночью были слышны шаги. Сколько шагов! Некоторые громкие, словно прохожий хотел забраться прямо ко мне в комнату, другие — тихие, будто человек шел, не желая меня беспокоить, некоторые — тихие и поспешные, по ним можно было судить о том, что прохожий старается идти осторожно, но не ради меня или подобных мне людей, а ради самого себя, будто боится привлечь к себе внимание, будто кто-то за ним следит и может увидеть, на какую улицу он завернет, в какое окно постучится. Как-то ночью, точнее, уже почти на рассвете, я проснулся, и мне почудилось, что внизу кто-то ходит, он даже остановился у входной двери, нажал на ручку, проверяя, заперто ли. Кто это может быть? Я встал и подошел к окну. На улице никого не было. Ну, думаю, все равно скоро утро, не буду ложиться спать, включу свет и что-нибудь почитаю. Могу почитать и в постели. Но через минуту слышу шаги, кажется, те же самые, что и раньше. Снова подхожу к окну. Внизу стоит какой-то мужчина или парень, легко одетый, ни шапки, ни плаща, хотя на улице наверняка холодно. И смотрит в мое окно. Конечно, это показалось мне странным. Думаю: если открою окно, может быть, он испугается и уйдет. Но он так и стоит на том же месте и смотрит наверх. Мне ему сказать нечего. И он ничего не говорит, а сам я не могу догадаться, что ему от меня надо.

— Послушайте, хотите зайти? — спрашиваю я.

К моему удивлению тот отвечает:

— Да, я пришел к вам.

Быстро одеваюсь и бегу ему отворить.

Через минуту он уже в моей комнате. Это низенький мужчина, как я прикинул, примерно моего возраста, но потом оказалось, что он почти на десять лет старше. На нем серый летний костюм, хотя уже осень, и на улице бывает по-настоящему холодно. Он явно дня три не брился. Волосы у него были черные, густые, но нечесаные и, пожалуй, немного грязноватые. Вид не самый лучший. Однако выглядит он беззащитно, даже немного комично, что, видимо, сознает и сам, все время робко улыбаясь.

— Меня зовут Йожо Патуц, — сказал он сквозь зубы. И снял очки, которые запотели, как только он вошел в комнату. Глаза его немного сощурились, по обе стороны носа от роговой оправы остались маленькие вмятинки, мужчина хмурился и улыбался. Протерев очки носовым платком и надев их снова, он сообщил, что его послал ко мне один мой знакомый, у которого он довольно долго жил, но теперь уже жить там не может, и именно поэтому мой знакомый направил его сюда. И что он хочет, чтобы я ему помог.

— А чем? Чем я могу вам помочь?

— Сейчас объясню. Но сначала хочу предупредить, что ваш знакомый, — возможно, вы этому и не поверите, просил меня не сообщать вам его имени. И мне бы не хотелось… Конечно, речь идет об осторожности, а с моей стороны, и это вам скорее всего покажется странным, речь идет о соблюдении обязательства. Именно! И мне было бы жаль, если бы вы истолковали это как-то иначе.

— Так в чем же дело?

— Признаюсь, что сейчас, когда я, наконец, здесь и должен высказать свое предложение или просьбу, у меня такое чувство, что речь, собственно, не обо мне, ведь вы мне, собственно, уже помогли, впустив в дом… — Он взглянул на свою одежду и снова улыбнулся. — На улице мне было немного зябко. Могу вас заверить, — продолжил он, — что если бы вы не согласились с моим предложением, я нисколько бы этому не удивился. Однако я нахожусь как бы на полпути и не могу не рассказать вам о своем положении, иначе все это дело показалось бы еще более странным, и вы этот мой ночной визит вряд ли смогли бы себе объяснить.

Я посмотрел на часы. А он снова снял с носа очки и снова стал их протирать.

— Садитесь! — я предложил ему стул. — Я все еще не пойму, что вам от меня надо.

— Я хотел бы у вас жить.

— У меня? — это меня удивило. — Ведь это не моя квартира. Я думал, вам что-нибудь другое нужно, ну, деньги, например.

Он прикрыл глаза, на мгновение сжав веки. Потом снова взглянул мне в лицо и промолвил. — Мне квартира нужна.

— Квартира? Да тут нет никакой проблемы, — проговорил я, оживившись, будто хотел показать, что для меня бог знает как важно помочь ему. — Да я найду вам комнат, сколько захотите.

— Вы меня, наверно, не понимаете, — заметил он и улыбнулся. — Найти комнату было бы легко, если бы речь шла о вас, для меня же это немного сложнее. Потому я и сказал вам с самого начала, что вы не обязаны с моим предложением соглашаться.

— Вы, что же — больны?

— Не болен.

Я огляделся по сторонам. Разговор становился мне неприятен, я уже жалел о том, что впустил человека в дом. И хотел как-то ему на это намекнуть.

— Квартира-то не бог весть какая. Комнатка маленькая, зимой холодно. Интересно, однако, действительно ли дело обстоит так серьезно, что вы не можете раскрыть мне имя того моего знакомого?

Он покрутил головой.

— Не понимаю. — Потом я подумал, что, может быть, и не нужна ему никакая квартира, что он просто мошенник, который придумал такую отговорку, чтобы проникнуть в дом, но пока не хочет выдавать настоящую причину своего прихода. И спросил: — А денег, денег вам, случайно, не надо?

Этим вопросом я его смутил. — Вы ведь меня даже не знаете, — промолвил он. — В данный момент я хотел бы просто выспаться.

— Где вы работаете? — поинтересовался я.

— Нигде, — отвечал он, и было видно, что и ему становится не по себе.