Шелест 4 (СИ) - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 26

— Мне Бес нужен. Сказывал, что тут сыскать можно.

— Эк-кий ты. Не заказал ничего, а вопросов на империал.

— Ты меня не за того принял, хозяин. Полтины за глаза будет, — выкладывая на стойку пятидесятикопеечную серебряную монету, покачал головой я.

— Тебя как звать-то, мил человек. Прежде не встречал.

— Оно тебе без надобности. Мне Бес нужен.

— Да ты не кипятись, чего такой суетный. Присядь за свободный стол, попей пивка, пока суд да дело. Нет его, не видишь. Не фигура ещё, чтобы по отдельным кабинетам сиживать.

— Ты бы тут прибрался для начала, а после уж пиво предлагал, — хмыкнул я.

Но четвертак всё же выложил, показав, что сидеть собираюсь в одиночестве. Как ни крути, а я буду занимать стол, с чего кабатчику прямой убыток. Ну и чтобы не привлекать к себе внимание, взял кружку пива и миску квашеной капусты. Ни к тому, ни к другому прикасаться я и не подумаю. Только под угрозой смерти.

— Что за гусь? — встал передо мной крепкий малый, со шрамом на правой щеке, и недобрым взглядом.

Одет добротно, но видно что с чужого плеча, которое скорее всего покоится где-нибудь на пустыре или канаве. А может повезло, и его похоронили по православному обычаю. Я глянул на кабатчика, мол просил же, зачем так-то? Но тот лишь пожал плечами, мол сам разбирайся.

— Язык проглотил? — достав из рукава нож, и уперев острие в столешницу, угрожающе произнёс гопник.

— Уверен, что потянешь? — смерил я его взглядом.

— Даже не сомневайся, — хмыкнул тот.

Больше не проронив ни слова, я завёл руку за спину, и откинув стопорную петлю с тихим, басовитым шорохом извлёк свой старый добрый тесак с обратным изгибом. Трофей, некогда доставшийся мне, при первом спасении Долгоруковой. Нравился он мне. Ну и ещё, из-за ассоциации с «Крокодилом Данди», я не раз пересматривал его с огромным удовольствием.

— Я просто пью пиво и жду друга. В компании не нуждаюсь, задевать никого не желаю. Но если кому-то это непонятно, могу выпустить ливер погулять, — холодно глядя ему в глаза, равнодушным тоном произнёс я.

Не сказать, что он испугался. Эта публика насмотрелась на смерть, и ни в грош ни ставила ни свою жизнь, ни чужую. Но и торопить костлявую он явно не собирался, рассмотрев во мне родственную душу. Понимающе усмехнулся, подмигнул и прибрав свой ножичек обратно в рукав, прошёл в сторонку, к свободному столу…

— Обязательно нужно было в этом гадюшнике встречаться? — недовольно встретил я наконец появившегося Беса.

— А что такого? Вполне приличный кабак. Хозяину конечно до дядьки Василя далеко, зато и вопросов куда меньше. А как приплатить лишнюю копейку, так и сготовят не из тухлятины, и пиво окажется не мочой, — устроившись напротив с кружкой и миской с солёными баранками, улыбнулся парень.

Хм. А ведь пожалуй и правда. Посуда у Беса оказалась не чета моей, вполне себе приличной. Рогалики же никак не ассоциировались с моей капустой, у которой и вид и запах просто отвратные. Вообще-то, я на плату не поскупился, значит нужно было ещё и хозяину глянуться, чего я делать не собирался. А вот этот проныра, постарался устроиться.

Малолетний и не в меру наглый подросток карманник, подрос за прошедшие три года, и стал высоким статным парнем восемнадцати годочков. Я подрядил его поработать немного в Москве, пообещав заплатить как серебром, так и знатными узорами, на выбор.

Этот не душегуб, и не тянет без меры, берёт ровно столько, чтобы хватало на безбедное житьё с его марухой. К слову, так же не отличающуюся жадностью. Поэтому такому ухарю не жаль малость подсобить. Тем более, что при его талантах он сгодится мне скорее рано, чем поздно.

— Сумел сделать? Или времени не достало? — поинтересовался я.

— Хорошо, что ты появился, Шелест. А то, мне в Москве уж надоело, да и по марухе соскучился, а ты всё не идёшь и не идёшь, — отпив добрый глоток ответил он.

— Ты тут всего-то неделю.

— Так, дурное дело не хитрое, — отмахнулся парень, и потянул из накладного кармана листок бумаги.

Я развернул его, и удовлетворённо кивнул. Масштаб конечно не соблюдён, но рука у карманника твёрдая, и перед моим взором предстали не каракули какие, а вполне понятный план дома, с пояснительными надписям где что.

— Дом в один этаж, во дворе один пёсик-барбосик, с телка размером. Алёнка, служанка, меня к себе в каморку ночью через него водила, но то он с ней меня не трогал, а без неё точно порвёт.

— Манька-то не заревнует? — с хитринкой покосился я.

— Ты это, Шелест, не надо ей о том знать. Это же для дела надо было, — всполошился парень.

— Что так крепко приворожила? — не смог сдержать я улыбки.

— Хочешь верь, хочешь не верь, а я по ней уже скучаю, — вздохнул парень.

— Отчего не верить, верю конечно. Сколько в доме слуг?

— Служанка, повариха и муж её, на все руки от скуки. Он и по хозяйству, и за конюха.

— Понятно. Что по второму?

— Дьяк тот сейчас в Москве. Ходит в карты играть, в один дом. Сидит там до света. Ездит всегда в карете, с кучером и парой лакеев. Но как по мне, то матёрые боевые холопы.

— Сейчас уже там?

— А где же ему ещё быть. Я тут парочку мальцов подрядил, приглядывают за ним.

— В доме когда спать ложатся? — сжигая бумажку на жировом светильнике, поинтересовался я.

— Через часок угомонятся…

Дом Шешковского располагался пусть и ближе к окраине, но в достаточно приличном районе. И, к слову, даже имел просторный двор, за высоким забором. Ну вот как-то не приживаются на Руси эти лёгкие оградки из штакетника, через который видно всё подворье. В центре, где состоятельные владельцы выставляют на показ своё благополучие, там да, а где поскромнее народ живёт, так и выпячиваться не любит. Вот и Степан Иванович из таких. Скромный, ага.

Бес подошёл к забору чуть в стороне, привлекая к себе пёсика. Тот быстро нарисовался рядом с оградой и начал басовито брехать. Я разогнался и сходу взял высокое препятствие, приземлившись на мягкую траву. Четвероногий сторож тут же меня учуял и бросился в мою сторону. Но теперь уж без пустопорожнего брёха, а с утробным злобным рычанием.

Я выждал немного, подпуская сторожа поближе, и только уверившись, что не промажу, пустил в него «Булавой». Плотный воздушный шар влетел ему точно в лоб, свалив как подрубленного. Тот даже не издал традиционного для собак скулежа. Присев над ним, положил пальцы на затылок и отправил его в нирвану. Он-то и так в отключке, но это другое. Заодно использовал на него «Лекаря», чтобы когда очнётся у него не обнаружились какие-либо повреждения.

Только после этого я проник в дом. Ничего общего с тем, как тыкался впотьмах в жилище Егорова, подручного волхва, Седова. Теперь я имел местный аналог прибора ночного видения. Да чего там, плетение куда лучше технического достижения человеческой мысли.

Следуя плану дома, отпечатавшемуся в моей голове, я дошёл до спальни, где обнаружил мирно спящую супружескую чету. Это было самое тонкое место моего плана. Сейчас либо всё будет хорошо, либо я вынужден буду убить обоих супругов. Потому как оставлять свидетелей никак нельзя.

Перво-наперво я наложил руку на затылок хозяина дома, выключая самого опасного противника. Затем настал черед его жены. И только после этого облегчённо вздохнул. Когда пройдёт действие плетения, они конечно проснутся, но вряд ли поймут, что с ними произошло. Никаких негативных последствие после этого пришедший в себя не ощущает. Проверено не только на себе, но и на всех одарённых полка, при наложении узоров, и не только.

Перевернув Степана Ивановича на живот, я задрал его ночную рубаху, и положил ему на спину полотенце с дыркой посредине. Подготовил, так сказать, операционное поле. Нужно чтобы не осталось ни капли крови. После чего взрезал кожу на спине в районе груди и сунул в рану пластину амулета. Заживил рану, так, что и следа не осталось, оттёр кровь и вернул дьяка Тайной канцелярии спокойно досыпать.

— Вот так, умник. Я могу убить тебя в любое время, но лучше извлеку из тебя пользу, — не удержавшись, произнёс я над спящим.