Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин. Страница 53

– Но они не счастливы. Они так же несчастны, как и были до этого.

Я наклонила голову набок:

– А до этого они были несчастны?

– И люди, – продолжала она, – которые пережили что-то ужасное: потерю любимого человека, банкротство, несчастные случаи, сделавшие их калеками…

– Как я?

На это она кивнула.

– Именно! – Она указала на меня пальцем. – Он особо упомянул паралитиков.

Меня прежде еще никто так не называл, и это слово меня удивило. Но только самую малость.

– Я все еще не понимаю, какое это имеет отношение к математике.

– Было проведено специальное исследование, посвященное людям с парализованными нижними конечностями – людям в инвалидных креслах. И результаты оказались удивительными. Через год после несчастного случая они так же счастливы, как и были до него.

Я уставилась на нее.

– Ну, разве это не чудесно?

– И ты ждала подходящего момента, чтобы рассказать мне это?

– Да! С тобой все будет в порядке. Разве ты не рада узнать об этом?

– Даже не знаю.

А потом, подойдя ко мне, чтобы обнять на прощание, Кит сказала:

– Я просто хочу, чтобы ты помнила об этом, ладно? – Она крепче обняла меня. – Существует много вариантов счастливого финала.

Потом появились мои родители. С ультрасовременным инвалидным креслом, на котором был повязан бант. Бант! Словно мне исполнилось шестнадцать лет и они решили подарить мне кабриолет.

Я уставилась на кресло:

– Это самый плохой подарок из всех, которые я получала.

Папа подошел ко мне, чтобы обнять.

– Титановый сплав, из которого оно сделано, был разработан в НАСА, – сказал он. – А колеса тонкие, как лезвия бритвы.

– Черт возьми! – отреагировала я.

Папа хотел рассказать мне подробно обо всех возможностях этого кресла и даже продемонстрировать их, но я быстро пресекла его намерения.

– Он в восторге от этой штуковины, – сказала мама. – Весь день вчера катался в нем по дому.

В подтверждение этого папа потер плечо:

– Руки немного болят.

Они оба были такими оживленно-радостными. Маме нравилось, что кресло было таким компактным и изящным.

– С определенного ракурса его просто не видно.

– Значит, с определенного ракурса будет казаться, что я парю в воздухе с согнутыми ногами?

Но она отмахнулась от меня:

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Все были такими корректными. Такими изысканно вежливыми. Даже не подумаешь, что наша семья только что воссоединилась. А потом произошло нечто удивительное.

Перед тем как отправиться с папой в аэропорт, Кит подошла к маме, чтобы обнять ее на прощание.

И мама обняла ее и не отпускала.

Сколько длится обычное объятие? Секунд пять? Это длилось пять минут. Так долго, что Кит посмотрела на меня через мамино плечо с таким видом, будто спрашивала: «Что происходит?»

Все молчали.

В первый раз за много лет мама и Кит обнялись.

Когда мама, наконец, отпустила ее, по ее щекам текли слезы. Она вытерла их и повернулась к папе.

– Ей нужно будет взять с собой в аэропорт что-нибудь поесть, – сказала она.

Папа сразу понял, чем это ему грозит, и посмотрел на часы.

– По соседству здесь есть магазин, торгующий сэндвичами, – продолжала мама.

Но папа покачал головой.

– У нас на это нет времени.

– Есть! – сказала мама.

Кит согласно кивнула:

– На самом деле, у нас куча времени.

Папа посмотрел на маму, словно спрашивая «Неужели?», потом вздохнул, поставил на пол чемодан Кит и вышел из палаты. Мы с Кит с изумлением переглянулись.

Мама, стоя в дверях, проводила папу взглядом, и лишь когда он сел в лифт, который был в конце коридора, она повернулась и посмотрела на нас. Выражение ее лица было очень серьезным. Она глубоко вздохнула и нервно сглотнула. Потом шагнула к Кит.

– Его звали, – сказала она, – Дерин Бурак.

Кит затаила дыхание. Она посмотрела на меня, потом снова на маму, которая еще раз выглянула в коридор, чтобы убедиться, что никто ее не слышит.

– Он был турок. Студент по обмену. Сногсшибательно красивый. У него были черные волосы и зеленые глаза, окаймленные черными ресницами. Он появился в нашей группе в первый день последнего курса колледжа. И он был так хорош собой, что наши девчонки только о нем и говорили. Но я о нем не говорила. Я игнорировала его. Я встречалась с твоим папой еще с девятого класса, и я не искала себе кавалера. Но я не могла не замечать его. Он был похож на кинозвезду. Он обладал необыкновенным магнетизмом. И по какой-то причине он влюбился в меня. Он посылал мне записочки, флиртовал со мной на переменах. Я снова и снова говорила ему, чтобы он оставил меня в покое, но он отвечал, что не в силах сделать это. Он таращился на меня в столовой и на стадионе во время футбола. Он почти каждый день звонил мне. Он клялся мне в любви – вечной любви – и умолял меня бросить твоего отца ради него.

Я посмотрела на мамины руки. Они дрожали.

– Турецкие мужчины славятся своей настойчивостью. Вы знали об этом? Они очень настойчивы в любви. Ваш папа – ваш чудесный папа, которого я любила всю свою жизнь и люблю до сих пор, – он совсем не такой. Он уравновешенный, легкий в общении, но эти качества не вызывают безумную страсть. Он был добрым, приветливым, но при этом еще очень инфантильным. Он тогда многого еще не понимал. Он еще не знал, что такое романтика или ухаживание, он не знал, как заставить трепетать женское сердце. А я никогда не сталкивалась с такой силой, какую представлял собой Дерин. Я была беззащитна перед ним. Я боролась, как могла. Я снова и снова отталкивала его, но он продолжал ухаживать за мной – еще сильнее и настойчивее. По правде сказать, мне это нравилось. Мне нравилось, что он заметил меня. Мне нравилось, что всем девчонкам, которые были влюблены в него, он предпочел меня. Я никогда не понимала, почему он выбрал меня. До сих пор не понимаю.

Моя мама выглядела такой взволнованной, что я похлопала по кровати.

– Иди, сядь.

Она рассеянно послушалась.

– В тот год, – продолжала она, – на рождественские каникулы ваш папа уехал навестить семью. Его не было неделю. Каким-то образом Дерин узнал, что он уехал, и по ночам стал забираться на дерево, растущее возле дома, и стучать в мое окно. Дважды я прогоняла его, но на третью ночь он сказал, что скоро уезжает на родину и что перед отъездом он должен сказать мне что-то важное. – Она закрыла глаза. – И да простит меня Бог, я впустила его. И всю оставшуюся неделю по ночам я впускала его, когда он стучал в мое окно. Он оставался до рассвета, а потом тайком уходил. В ночь перед возвращением вашего папы я запретила Дерину приходить ко мне. И больше он не приходил.

Кит шумно выдохнула.

– Когда снова начались занятия в колледже, Дерин уехал в Стамбул. И больше я его никогда не видела. Но к весне я обнаружила, что беременна. А к лету об этом догадался и ваш папа. Он был уверен, что это его ребенок, и я не противоречила. Я не могла. Он был так счастлив. Он сделал мне предложение, и я приняла его. И всю свою остальную жизнь я притворялась, что Дерина Бурака просто не существовало.

– Пока я не сделала анализ ДНК, – сказала Кит.

Мама кивнула.

– Ты ненавидишь его? Того парня? – спросила Кит.

– Нет, – сказала мама. – Я не ненавижу его. Больше не ненавижу.

– Ты ненавидишь меня?

– Нет! – с силой сказала мама.

– Но когда ты смотришь на меня, ты видишь его?

– Иногда. У тебя его ресницы.

– Ты всегда говорила, что это наследие гуронов.

Моя мама пожала плечами, словно извиняясь.

– Это заставляет тебя чувствовать себя виноватой?

– Иногда. А иногда я просто боюсь.

Китти кивнула:

– Что папа может узнать об этом и перестанет любить меня?

Но мама покачала головой:

– Я боюсь, что он может узнать об этом и перестанет любить меня.

Я посмотрела на Кит.

– В его глазах ты никогда не делала ничего плохого.