Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 161

Кстати, вспомнил: я тоже в 96-м в Турции был. С семьей. И я тогда примеривал ситуацию на себя, прицеливался – как будто коммунисты победили, опять 17-й год и мы свалили. И вот мы на чужбине, в теплой стране… Море… Живем в неплохом отеле… И такая скучища сразу навалилась!

Помнишь, как Окуджава представлял, что вот он уже свалил и живет в Париже. [12] Так ему не нравилось. И Толстая рассказывала про суровость жизни в заграницах… Что скучно за границей жить и неинтересно. Я и сам понял, что это утомительно и как-то незачем… Что уезжая на постоянку за границу, ты настолько радикально уходишь из жизни – той, которой ты до сих пор всерьез жил, – что это легко и без особых натяжек можно сравнить с настоящей физической смертью. То есть ты помнишь, что было, тебя кто-то помнит, можно в принципе созвониться, послать свой фотопортрет – но это уже вполне сравнимо с тем, что умерший кому-то приснился. Или показался в виде привидения. А если ты после передумаешь и вернешься из-за границы, так твоя ниша в этой (которая тут) жизни уже будет занята. За твоим столом уже работает и выпивает другой человек, у твоих знакомых новые друзья, живые. Если у тебя оставалась тут жена или подружка, так и она уже пристроена под кого-то. Бывает, что не только ниша занята кем-то – а что она вообще замурована. Такое случилось с Солженицыным, к примеру. Он вернулся – а ниши нет. Там стена теперь. Он вышел на палубу – палубы нет.

– Чем я еще занимался, кроме кадровой политики? Тогда из одного издания «Ъ» ушел руководитель. И это бы еще ладно. Но он увел всех людей и забрал все базы данных. А надо чтоб издание выходило без перерыва. И даже без опозданий. Ты, Алик, теперь, как издатель, это понимаешь. Но дальше у меня в работе возникло препятствие. Со стороны человека, от которого я, наоборот, должен был ожидать поддержки. Но я не ожидал и даже не удивился, не получив. Случилось же следующее. Яковлев, как хозяин всего этого бизнеса, запретил мне решить вопрос с этим парнем. Не лезь, говорит, это он не у тебя украл, а у меня. Не твое дело. Иди и работай в имеющихся условиях. А отлавливать человека, бегать за ним с паяльником, забирать дискеты и слайды – этого чтоб не было. Ну что делать, пришлось работать на коленке. Выпустили мы тогда номер… И сейчас это издание успешно выходит.

И вот я в том году командовал, командовал – и вдруг подумал: «А что это я давно ничего не пишу? Ладно, допустим, мне некогда, мне не до того, я весь на нервах. Но в принципе любопытно: смогу ли я вообще что-то сочинить? Если захочу?» Стопроцентной уверенности у меня не было. А вдруг – нет? И что, я так и буду всю оставшуюся жизнь ходить командовать? Говорить другим, что делать, когда сам не умеешь ничего – совсем ничего! Это был натуральный ужас.

– Тебе стало страшно, что ты потерял профессию?

– Ну, у меня есть еще разные специальности. Каменщик, фотограф, переводчик, еще там что-то. Но это как-то из другой жизни. А в этой мне стало страшно, что теперь и я буду, как другие, держаться за место зубами, интриговать, втыкать нож в спину конкурентам… Многие так ведь делают, из тех, кто сам ничего не умеет, а полон решимости ухватить синекуру и любой ценой жить хорошо. Делить что-нибудь, перепродавать, пользуясь положением и инсайдерской информацией… Когда сам ничего не умеешь, приходится вот так… Никого не пошли на хер…

– Это верно, да…

– И сиди вот так и не гавкай. Шаг влево, шаг вправо – и на хер пойдешь, не умеешь ведь ничего. И все. Этот ужас я как сейчас помню. И я тогда подумал – ну, соберусь с силами, сосредоточусь, сяду. Вдруг получится! Я волновался страшно. Но – написал… И с таким облегчением вздохнул. А еще, как ты выше уже обозначил, выборы в 96-м прошли. У меня не было никаких вопросов: как проводить, за кого, какую занимать позицию. Я тогда это понимал однозначно: придавить коммунистов. Я спрашивал себя: «Ну, допустим, я имею доступ к подсчету голосов и все зависит от меня. Что б я сделал?»

– А, смухлевал бы ты или нет?

– Ну. Представим, что большинство проголосовало за коммунистов, вот таков, к примеру, выбор народа. Что бы я сделал? Демократ я или нет? И я сказал себе и даже прочим: «Я бы эти бюллетени выкинул и приказал бы заполнить правильные».

– Ты бы за народ сам выбрал.

– Да. Я не смог бы своими руками облить страну бензином и подпалить. И еще к тому же завалить новым дополнительным говном. В очередной раз. Оставаясь тем более внутри страны. Ладно б я уехал, тогда б следовало было признать за оставшимися право что угодно делать со страной. Так что никаких коммунистов, если кто меня спросит. Стенька Разин, пьяные матросы, которые срут в библиотеке… Пролетарии, которые пинками гонят академиков подметать улицы… Я б сказал – извините, но тут мое уважение к демократии кончается.

– Ты четко узнал границы своего демократизма.

– Да. А вот Яковлев тогда, выступая перед сотрудниками, гнал, что его демократизм круче. Что если победят коммунисты, то пусть и победят, а мы, как честные люди, должны это схавать. Он говорил, что готов идти до конца. Типа он там, в самом конце, смело примет любой выбор народа. Раз он демократ. И еще он говорил, что Зюганов как политик может оказаться очень интересным и сказать новое слово. Но после Яковлев с этой позиции, насколько я понимаю, сошел. К счастью. Правда, вскоре он вообще отвалил в заграницы. Помню, я около того времени выпивал с каким-то американцем и сказал ему, что я демократию ни во что не ставлю. А у американцев волосы дыбом встают, когда им говоришь что-то в этом роде. Вот и у этого встали. Но, когда я ему изложил позицию насчет выборов, он с облегчением вздохнул и говорит: «Так в этом же и заключается натуральная демократия – чтоб коммунистов не пустить к власти! Тут любые средства хороши!» Ему полегчало – ну и мне тоже. И вот эти выборы… Нравится мне Борис Николаич, не нравится – для меня так вопрос не стоял. Боб какой ни есть, а пусть будет.

– А был же выбор. Явлинский хотел стать кандидатом. Он говорил, что у него 16 % рейтинг, а у Ельцина 5. Так что надо все ресурсы на поддержку Гриши бросить. А Береза знал, что Гусь любил Гришу, и понимал, что если Явлинский пойдет в гору, то сильно и непропорционально усилится влияние Гуся. Это было одной из причин, по которой Гриша не прошел. И мне Береза так говорил: «Трудно спорить с тем, что у Явлинского 16 %, а у Бориса Николаича 5. Но у Явлинского 16 как было, так и останется, хоть ты усрись. А у Бена – 5, но ему есть куда расти. Потому что есть электорат, который за Бена проголосует, а за Явлинского – никогда в жизни». Так и оказалось! Григорий Алексеич стал к лету не третьим даже, а четвертым – там же еще Лебедь вклинился.

– Некоторые сегодня говорят, что в 96-м на выборах все было разыграно как по нотам и все, кому положено, заранее знали, чем все кончится…

– Не! Не-не-не.

– Я тогда реально не исключал, что коммунисты возьмут-таки власть и в стране начнется херня.

– Зюганов в Давосе раздавал авансы. Говорил – нет, мы не будем сильно давить предпринимателей. Но мы, конечно, обратим серьезное внимание на итоги приватизации. Зверствовать не будем – рестораны мы в частном владении, конечно, оставим, и чебуречные тоже…

– Помню, ближе к выборам прошел секретный пленум ЦК КПСС.

– Опа. Так он же секретный. Откуда ты про него знаешь?

– Ну, знал. Он был настолько секретный, что я сам туда даже не совался.

– А чего? У тебя физиономия чисто коммунистическая.

– Да? Спасибо. Так вот, я вызвал пять человек и каждому отдельно ставил задачу. Говорил: «Ты идешь один, на тебя вся надежда».

– И все пять пролезли?

– Нет. Сначала один в редакцию вернулся – не пустили его. Второй, третий… Их сразу засекли и выгнали. Потом пришел четвертый, который себя позиционировал как очень крутой репортер. Давай, говорит, бабок немерено, поскольку я полдня на твое задание убил. А где результат-то? Кассета есть с пленума? Нету! Но раз я не добыл результат, значит, это невозможно в принципе! Миссия типа impossible. Гм… И тут заходит пятый, новый сотрудник, возможностей которого я тогда еще не знал, – его я вообще для количества послал и для очистки совести. Зашел он, небрежно этак кинул кассету на стол и пошел пить пиво. Как ни в чем не бывало.