Полынь Половецкого поля - Аджи Мурад. Страница 53

Выполнить это условие невозможно!

Нельзя подвести что-то даже мало-мальски убедительное под официальную точку зрения на историю юга России, не погрешив против истины и не поставив под сомнение свою научную честь. Власть слишком далека от Истины! И не понимает этого. Захват чужой страны — он и есть «за-хват», как его ни приукрашивай и сколько ни утаивай.

В те времена российская научная мысль (начиная, разумеется, с XVII века, с братьев Лихудов) была откровенно прозападной, напрочь лишенной собственного достоинства. Отсюда подчеркнутое пренебрежение ко всему восточному, азиатскому. И вместе с тем живой интерес общества к своему прошлому. Все было, как сейчас.

…Наконец на столе у жюри появилась единственная работа, ее автор Иосиф фон Хаммер-Пургшталь. Немецкий ученый. Он даже не скрывал, что пренебрег условием конкурса: не взял русские источники не столько из-за слабого знания языка, сколько из-за их несостоятельности. Написал как раз по нерусским источникам — арабским, европейским, китайским, персидским.

Но даже ссылки на более чем 400 исторических документов не убедили жюри конкурса. Как и следовало ожидать, оно забраковало уникальный труд.

Предложение изменить свою «ошибочную» позицию гордый немец отверг с презрением. Через четыре года его работа вышла в свет за границей. Мало того, он, потребовав от жюри рецензии на свою работу, опубликовал и их, сопроводив желчными репликами, изобличающими ничтожество рецензентов. Их имена были опозорены, а честь российской исторической науки поставлена под сомнение.

Однако книга Хаммера не вызвала интереса в мире. Словно он говорил о чем-то далеком и непонятном. Нашелся лишь один человек, который прочитал ее от корки до корки и сделал выводы. Это был Карл Маркс, человек, бредивший коммунизмом. Ему нужны были «подопытные кролики» — народ без корней, вернее, толпа, которой можно руководить. И на которой можно ставить бесчеловечные опыты.

На Западе, при его «жутком капитализме», такой страны не нашлось, коммунистические идеи там отторгались. Они — для больного общества. Для России… Что случилось десятилетия спустя, в 1917 году, рассказывать не буду.

А тогда разразившийся скандал кончился тем, что книга Хаммера попала в цензурные списки, стала библиографической редкостью, и интерес Российской Академии наук к опасной «степной» теме заметно остыл.

Но время — лекарь. Забылся и конфуз с Хаммером, который наградил русских звонкой пощечиной. И коммунистической судьбой. Мало-помалу и они приступили к изучению Великой Степи, правда, работали под пристальным оком цензора. Самостоятельность возбранялась.

Ввиду взрывоопасности темы разрешалось брать эпизоды событий, не обобщая их. Лишь осколки былого дозволяли трогать. Поэтому время от времени появлялись статейки, короткие переводы, научные монографии, но к воссозданию панорамы Великой Степи российские ученые так и не приступили. Подневольные люди. Цитировали и робко спорили вокруг давних сочинений зарубежных авторов, побывавших в Золотой Орде.

И еще усердно искали там славянские следы. Это им всегда «удавалось»…

Впрочем, что взять с В. Н. Татищева или Н. М. Карамзина, сочинивших первые «истории» России? Какие претензии к С. М. Соловьеву, В. О. Ключевскому или тому же Б. А. Рыбакову? Все они — «ЦЕНЗУРНЫЕ» ИСТОРИКИ, им выдавали заказ для их «научных» сочинений. А от них требовали подобрать живописующие детали, чтобы читатель начал рассуждать о мелочах и не думал о главном — о Великой Степи, о ее единой культуре, о ее едином народе.

«Архитекторы» истории государства Российского тихо сидели в кабинетах цензоров, их имена безвестны, но именно они ставили ученым условия. Именно они заставляли лгать. И те лгали, чтобы защитить диссертацию, получить научное звание или должность.

Массовое невежество поощрялось самой властью.

Только подневольностью русских историков можно объяснить, что над их сочинениями откровенно смеялись. Примеров масса. Наиболее характерный — книга маркиза Астольфа де Кюстина, который сам много знал о России и изучил переведенный на французский язык труд господина Карамзина. И кто только сделал сей перевод? Настоящая медвежья услуга.

Французский исследователь написал об «Истории государства Российского» буквально следующее: «Если бы русские знали все, что может внимательный читатель извлечь из книги этого льстеца-историка, которого они так прославляют, они должны были бы возненавидеть его и умолять царя запретить чтение всех русских историков с Карамзиным во главе, дабы прошлое ради спокойствия деспота и счастия народа… оставалось в благодетельном для них обоих мраке забвения».

Прекрасный совет! «Если бы знали…» А откуда узнать? Кругом железный занавес.

Действительно, трудно читать абракадабру, именуемую российской историей, где ложь, невежество и лесть — все смешалось. Общество медленно гниет «оттого, что поверило словам, лишенным смысла», писал де Кюстин о России. Как в воду смотрел этот француз…

И Карл Маркс тоже был умный человек, сумел-таки найти то, что искал, — гниющее общество.

В XX веке Россия стала страной, «которую покидают с великой радостью и в которую возвращаются с великой грустью». Плохой страной для своего народа стала она.

О славяно-русах, из которых при невыясненных обстоятельствах получилась часть нынешних русских, я уже говорил. Но точно такой бред написан и о степняках, степной России, где проживали не менее мифические «татаро-монголы». Оказывается, из них появилась другая часть русских. Точнее — вся Россия, лежащая к югу от Москвы-реки!

Настоящий абсурд. Но так написано… так нас учили.

Откуда же взялись эти «татаро-монголы»? Кто тот, в недобрый час придумавший их?

Эту нелепость составил в 1823 году учитель гимназии П. А. Наумов. Так рассуждал он о событиях XIII века: «Все историки между собой согласны, что сии свирепые завоеватели были не татары, а монголы», они «по мере приближения их к пределам нашего отечества и к странам западной Азии были усилены местными татарами, то есть народами турецкого племени». И если два народа объединились, то их надо называть «татаро-монголами». Железная логика!

Его «логику» принял ученый Петербург, она вошла в научный оборот. «Иго» устраивало своей страшащей неопределенностью. А главное — позволяло скрыть слово «кипчак», запутать его в названиях и именах.

Тогда еще все прекрасно помнили, что народа «татары» в XIII веке не было. «Ни один из нынешних народов татарских не именует себя татарами», — отмечал в XIX веке и сам Карамзин, великий историк России. Помнили слово «кипчак», его и сейчас не забыли.

Кто же такие татары?

Слово «татары» на Русь пришло от кипчаков, а к ним — от китайцев. Так издавна называли племена Центральной Азии, обитавшие на границе Китая. Слову «татары» придавался собирательный смысл, как «гуннам» или «варварам». Татары подразделялись на белых, черных и диких, иначе говоря, никто и никогда не видел в них этнической общности. Это была кличка.

После покорения Китая Чингисханом слово «татары» у тюрков обрело иной смысл, опять же собирательный. Его приравнивали к слову «монголы». И опять не о народе шла речь.

Чингисхан не был бы великим, не произнеси он гениальные слова: «Люди разной веры будут жить в мире. Мы вновь станем братьями». Ни у одного правителя не родилась эта светлая мысль, везде вера разделяла людей, ссорила их.

Тогда с уст великого правителя и слетело слово «монгол».

Слово это, как установили нынешние монголы, появилось чуть раньше Чингисхана. Им называли иные роды восточных тюрков — теле. Почему? К сожалению, подробности здесь не ясны. Не исключено, что, назвав своих подданных «монголами», Чингисхан хотел тем самым отделить их от западных тюрков. От тех, с которыми он враждовал. По-моему, это больше похоже на правду.

В 1206 году он так и сказал: «Народ, который связал себя со мной против всех; народ, который вооружил мою мощную мысль своей великой силой… Этот народ, чистый, как горный кристалл, я хочу, чтобы назывался «кеке-монгол»». (То есть «небесное счастье».)