До свидания, Сима - Буркин Станислав Юльевич. Страница 42

Я быстро нашел низкую ржавую дверь в опоре, и сердце у меня ушло в пятки, когда я заметил сначала одну наблюдавшую за мной камеру, а потом другую. Обе прятались под мостом, так что дверь была под их перекрестным огнем. Было уже поздно, так что мне ничего не оставалось, как показать объективам средний палец и продолжать съемку.

Через пятнадцать минут я, оглядываясь, как вор, бежал по мосту к берегу, где оставил машину.

Пока я ехал, в Томске уже совсем рассвело и движение оживилось. Как гоночные засновали квадратные маршрутки, виляя белыми драконьими дымами в колком морозном воздухе. Настроение у меня было певучее, но какое-то зыбкое и по-утреннему зябкое. Я поставил машину в гараж и, чувствуя себя очень усталым, стараясь не шуметь, поднялся в свою комнату. У себя я открыл ноутбук и начал перекачивать фотографии на ящик Граца. Они были очень объемные, и я успел выпить две кружки кофе, прежде чем они все ушли.

Я был так измучен, что заснул в носках, упал навзничь и тотчас головокружительно полетел в бездонную темноту под северским мостом. «Лучше лежать на дне в синей прохладной мгле», — крутилось над моей головой.

Лег с тяжелым чувством, а проснулся так, как будто бы мне все приснилось, и долго не вылезал из постели, ворочался в простынях, думая о том, пришлют мне десять тысяч или обманут. Это не такая уж и большая сумма, когда думаешь отвлеченно, но когда двадцать тысяч долларов становятся не жаворонком, а синицей, тогда начинаешь и из-за них переживать. Если все получится, то я потрачу эти деньги, чтобы начать новую жизнь. Даже интересно вот так лежать и выбирать страну, в которую уедешь навсегда. Жаль только, домой я уже никогда не вернусь.

Через два дня, когда я выходил из дома, чтобы прикупить кое-чего из корейских закусок, из машины, стоявшей на обочине нашей дороги, улыбаясь, вышел тот самый интеллигентный москвич, освободивший меня из-под ареста. Поначалу я испугался, но потом расслабился, когда он поскользнулся на ледяной тропинке и весело ляпнул: «Ептть!»

— Вот все, что мне удалось для вас выбить, — сказал он, протягивая мне конверт с билетом до Глазго. — Надеюсь, англичане вам уже все перечислили?

— Не проверял, — сказал я.

— Не откажетесь прокатиться по городу? — указал он на служебную «Волгу».

— Откажусь, — честно сказал я, покосившись на водителя.

— Ну хорошо, — вздохнул он, — в таком случае давайте прогуляемся.

И мы не спеша пошли на Белое озеро.

— Вам что-нибудь говорит фамилия Левада?

Я пожал плечами и ответил:

— Так, слышал кое-что урывками по телевизору. Такой маленький, лысый? Но в целом ничего не говорит.

— Этот маленький, но очень богатый и шкодливый человечек много лет нам уже наступает на мозоли. Финансирует теракты, в которых гибнут ни в чем не повинные люди. Кроме того, он вкладывает миллионы долларов во всевозможные провокации по подрыву международного авторитета нашей страны, из-за чего мы в свою очередь теряем гораздо больше. Один маленький смешной человечек, а столько вреда для большой страны. Впрочем, и там знают, что Левада трепло и что ему нельзя доверять. Они его прикрывают, только чтобы нам насолить. Хотя всем известно, что он замешан во многих финансовых махинациях, вымогательстве и даже урановой контрабанде. Поэтому для нас лучше всего, чтобы с ним разделались сами англичане. Вот мы и хотим с вашей помощью проделать такой трюк.

— Я никого убивать не буду, — не вдаваясь в подробности, отрезал я.

— Что вы, что вы, вы меня неправильно поняли, — взволнованно отмахнулся он. — Старики в нашем деле говорят: там, где появляется пистолет, там прекращается разведка. Все будет намного красивее, чем простая ликвидация. Конечно, его давно следовало бы за все хорошее, что называется, убрать, но вы ведь помните историю с Литвиненко. Мы хотим, чтобы Леваду надолго упек за решетку сам Лондон. Тогда все это прекратится, счета его будут арестованы, его люди прижмут хвосты…

— Так значит, Литвиненко все-таки наши убрали? — усмехнулся я, перебив его.

— Ну, конечно, нет, — серьезно дернулся Цихановский (ну конечно, я вспомнил его фамилию). — Наши никого не убирали.

— Ага, это не в ваших правилах, — покивал я.

— Знаете, когда я только начинал работать, исламистские боевики в Сирии взяли нашего человека в заложники и прислали нам список требований, в том числе потребовали выдать своего главаря, которого мы взяли в Афганистане.

— И что вы сделали?

Он ответил мне с удовольствием:

— Мы прислали им его голову через обычную почту. Я не говорю, что это не в наших правилах, просто в данном случае политические издержки от ликвидации Левады слишком велики. Мы даже готовы выделить ему личную охрану за наш счет. Чтобы какая-нибудь Грузия его из вредности не убрала, специально, чтобы успешней капать на нас на Западе как на этакий оплот тирании.

— Меня не интересует политика, — сказал я. — И никогда не интересовала.

— Зато теперь она вами интересуется, — мрачно заметил Цихановский.

— Если мы теперь сотрудничаем, — спросил я наивным голосом, — вы можете мне открыть, как вы обо всем узнали? В смысле, о мосте.

— В отделе Граца у нас есть свой человек, — спокойно ответил Анатолий Вадимович.

— А почему он не может выполнить ваше поручение?

— Нам нужно, чтобы он продолжал работать, а это задание разовое. Выполнил и навсегда исчез.

Мне не понравилась эта магия.

— Я бы тоже хотел бы продолжать как минимум жить, — заметил я.

— Мы выдадим вам новые документы, и вы сможете выбрать себе любое новое место проживания на любом континенте Земли. Деньги у вас на первое время уже есть.

— Это звучит заманчиво, но я почему-то не верю вам.

— Ваше право, но у нас тоже есть свои принципы. Если хотите, мы выдадим вам паспорт на новое имя уже сейчас.

— А заграничные документы?

— Вы получите их немного поздней. Приходите завтра в тот же кабинет, где мы с вами встречались последний раз. Дежурному скажете, что ко мне.

Особняк Левады был на юго-востоке Стратклайда, но встретиться с ним я должен был в гостиничном ресторане в Глазго в качестве корреспондента одной оппозиционной российской газеты. Там я должен был передать ему какую-то железяку, с которой он должен был загреметь перед британскими властями по полной программе.

6

Галя мне очень нравилась, хотя она и была абсолютно безголовая. Я ее брал на квартирные или гаражные концерты да на разные посиделки с универовскими друзьями, а она вместе с Лизкой меня вытаскивала на горки и ревновала к моей жене.

— Вот вернешься к своей, а меня и не вспомнишь! — дергаясь, говорила она ни с того ни с сего на полном серьезе.

— Такая, как ты, не забывается, — смеялся я. — Ты ведь у меня ошибка природы и загадка хирурга.

— Вот и убирался бы поскорее, — злилась она, быстро и нервно двигаясь. — Пока я в тебя еще не влюбилась.

Мы почти каждый день ходили в светящийся разными цветами ледовый город возле Дворца спорта. Лампочки были вделаны прямо в резные ледовые фигуры и красиво переливались, как в хрустале. От соединения льда и электричества казалось, что фигуры плавятся, но я знал, что они простоят до конца марта или даже до середины апреля.

Горки были детские и для взрослых. Взрослые были очень большие. С них съезжали на картонках поодиночке или паровозиком, на заднице, на животе, а некоторые ловкачи-подростки и стоя на ногах. Сначала, быстро разгоняясь, летишь вниз, а потом резко выравниваешься и долго-долго скользишь по дорожке на земле, пока не врежешься в кучу смеющихся и разгоряченных тел в пуховиках и пальто. Потом обязательным номером проходила борьба в сугробе с возлюбленной и горящие снежные поцелуи. В стороне какие-то древнерусские бабы, опоясанные шерстяными платками поверх шуб, согреваясь, топали на месте в валенках и хлопали рукавицами, жарили шашлыки и продавали водку выстроенными в длинный ряд рюмками.

— Жених и невеста, тили-тили тесто! — завистливо смеялась над нами Лизка.