Когда случились мы (ЛП) - Солис И. Б.. Страница 33

Когда я не даю ему ответа, его брови чуть-чуть сужаются. Хотя он начинает выглядеть расстроенным, я не настолько озабочена, чтобы просить его вдаваться в подробности, так что мы в тупике.

Эти голубые глаза все время смотрят на меня. Мне это не нравится.

— Извините, — бормочу я, вставая, устав от вежливого сидения и пытаясь игнорировать неуместные взгляды, которые он продолжает бросать в мою сторону.

Я захожу за спинку его стула, но прежде чем успеваю отойти, он протягивает руку и хватает меня за руку.

Что за херня?

— Так скоро уходишь?

— Да, — просто отвечаю я, пытаясь вырвать свою руку из его хватки.

— Но мы только начали узнавать друг друга получше.

Почему у всех придурков одинаковая мерзкая улыбка?

— Может быть, ты хочешь, чтобы я пригласил тебя на матч?

Он упоминает город, и я узнаю его. Этот засранец играет за любимый футбольный клуб Генри.

— Нет, спасибо. Я не смотрю футбол, — бормочу я в надежде, что это разозлит его настолько, что он отпустит меня.

Последнее, что я хочу делать, это устраивать сцену в доме кого-то, кто не совсем мой работодатель, но достаточно близок к этому. Кроме того, если он так важен, как утверждает, он может быть почетным гостем или типа того. Почему известные люди обязательно должны быть такими мудаками?

Мне кажется, я слышу позади голос Чарли. Когда я пытаюсь оглянуться через плечо, этот придурок с тисками на моем запястье дергает меня к себе.

К черту всё это.

— Послушай, чувак, — я пытаюсь быть спокойной, но он выводит меня из себя. — Мне всё равно, кто ты и где играешь. Меня это не интересует. А теперь отпусти меня.

Этот придурок делает противоположное тому, о чем я прошу, и сжимает ещё крепче.

Глава 16

ГЕНРИ

Музыка становится громче, когда я выхожу во внутренний дворик. Мои шаги легки, сердце трепещет от открывающихся возможностей. Я осматриваю сад, бассейн и несколько укромных уголков, разбросанных повсюду. Наконец, я нахожу единственную женщину, которую ищу, занимающуюся тем, чего я от неё не ожидал.

Луна в тихом уголке, наедине с другим мужчиной. Она стоит слишком близко к нему, пока он сидит в кресле. Я мгновенно узнаю его. Оливер Форд. Он играет за "Манчестер Юнайтед" и известен тем, что встречается — и спит — с великолепными женщинами.

Я загораживаю дверной проем, останавливая поток посетителей вечеринки. Мне не по себе.

— Я же тебе говорил, — говорит Тревор. В его тоне нет торжества, как будто он просто констатирует факты. Чарли, как всегда оптимистична, тянет меня за руку.

— Не слушай его. Ты же знаешь, какой он.

Она улыбается, ничуть не беспокоясь. Но я услышал это. Сомнение. Нерешительность.

Луна двигается, как будто собирается обернуться. Я жду. Она не поворачивается. Вместо этого она наклоняется к нему ещё ближе.

— Пошли. Давай поздороваемся, ладно? — Чарли улыбается и снова тянет меня за руку.

Мои ноги снова двигаются. С каждым шагом вперед опасения и неуверенность растут.

Тревор сейчас несет чушь. Практически называет её золотоискательницей. Прежде чем он успевает произнести ещё хоть слово, моя рука оказывается у него на груди. Я бросаю на него взгляд, и что бы ещё он ни собирался сказать, он держит это при себе.

Ещё несколько шагов, и Тревор снова что-то бормочет. Теперь он не купился на "ложь” о том, что Луна не знала, кто я такой, когда мы впервые встретились. Я игнорирую его.

Оливер улыбается. Луне. Моей Луне.

В глубине моего живота нарастает странное ощущение. Живой, дышащий монстр, который маленький и незначительный, но с каждым шагом становится всё больше и яростнее. Ярость исходит от него волнами, жгучая ненависть к этому человеку накатывает до тех пор, пока не начинает казаться, что она вот-вот поглотит меня целиком.

Раздувая ноздри, я отстраняюсь от Чарли. Через два шага у моей кузины хватает ума остановить меня.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — шипит она сквозь стиснутые зубы. Улыбка, которую она натягивает на лицо, явно противоречит предупреждению, сквозящему в её словах.

Я не отвечаю, но извивающийся, кипящий монстр продолжает бушевать.

— Я знаю этот взгляд, — огрызается она. — Ты злишься. Но почему?

Она не может поверить, что я вот-вот сорвусь. Я должен быть спокойным, рациональным. Она ожидает подобного поведения от Тревора или даже от нашего младшего брата Рекса, но не от меня.

— Ты серьезно собираешься сказать мне, что ревнуешь к этому парню?

ДА.

Мои глаза прищурены, брови нахмурены так, что между ними образуются две маленькие складки. Чарли не видела такого взгляда с тех пор, как я обычно провожал её в частную школу и обратно, отбиваясь от пристававших к ней хулиганов.

— Ты не в себе, — выражение её лица суровое, но голос срывается.

Испуганный тон вырывает меня из жестоких мыслей. Ничто из этого не направлено на неё.

— Ты права, — я киваю, громко выдыхая. — Прости.

— Да, права, и тебе должно быть жаль, — практически рычит она. — Ты сказал мне: «Они просто ждут, когда мы допустим ошибку. Только одну. Это всё, что нужно. Второго шанса у нас не будет». Помнишь это?

Да, я помню, что говорил это.

Потом они будут злорадствовать. Как будто с самого начала знали, что мы облажаемся. Слова, которые сказали нам мои родители, когда люди начали обращать на нас внимание, когда мы больше не были для них невидимками.

— Не забывай, ты злишься не на меня, — продолжает Чарли. — На неё ты тоже не злишься. Ты даже не злишься на того мерзавца, с которым она. Спроси себя, почему ты так злишься, — с этими словами Чарли уходит.

Она права. В основном. Я не сержусь на неё или Луну. Однако этот придурок…

Я в ярости на себя, хотя и по ряду неподвластных мне причин. Оставлять Луну одну на несколько часов, проводить время в клубе, в котором я не хотел быть, танцевать с женщинами, которые меня не интересовали, притворяться, что я отлично провожу время. И вдобавок ко всему, почти преподнес Луну папарацци на блюдечке с голубой каемочкой!

Хотя я знаю, что папарацци не избежать, хотя я признаю, что их камеры — часть моей работы и моей жизни, временами это невероятно расстраивает. Особенно сегодня вечером, когда я ожидал, что эта ночь пройдет по-другому.

Возможно, у меня и не было особого выбора в том, как развивались события до сих пор, но я могу решить, как пройдет остаток ночи. С этой мыслью я направляюсь к Луне, мой брат Тревор следует за мной.

Приближаясь, мы слышим, как голос Луны звучит одновременно обиженно и раздраженно.

— Я же сказала тебе, мне насрать, кто ты! — она безуспешно пытается вырваться. — Отпусти. Ты делаешь мне больно.

Затем всё происходит быстро. Тревор, слишком ошеломленный услышанным, застывает на месте и недостаточно быстр, чтобы помешать мне броситься за придурком, вцепившимся в мою девушку.

Голубые глаза Оливера расширяются от замешательства и страха, когда я рывком поднимаю его со стула. Я вижу узнавание на его лице, когда хмуро смотрю на него. Разъяренный, я сжимаю в левой руке его черную рубашку и галстук, в то время как правой крепко сжимаю его горло.

— Отпусти её! — рычу я, мой голос становится опасно низким, яростным.

К этому времени Оливер уже отпустил запястье Луны и пытается ослабить мою железную хватку на его шее. Я не отпускаю его, даже когда он издает задыхающийся булькающий звук. Луна, опасаясь, что я сделаю что-нибудь, о чём потом пожалею, делает шаг вперед.

— Генри, — умоляет она, держа руку, которую я только что отвел для удара. — Генри, посмотри на меня.

Луна тянется к моему лицу, направляя мой взгляд к себе. Её зеленые глаза встречаются с моими впервые с тех пор, как мы были в вестибюле отеля.

— Он того не стоит, — говорит она мне. — Отпусти его.

— Он не отпустил тебя, — возражаю я, всё ещё в ярости. Я сжимаю сильнее.

— И именно поэтому ты другой, — напоминает она мне.