Мое темное желание (ЛП) - Хантингтон Паркер С.. Страница 28

— Что не нравится?

Встречаться? Быть подставленной своей семьей? Людей?

— Мужчины, — шепотом закончила она, разглядывая пальцы на ногах.

Это многое объясняло о ее одиноком статусе.

И, если быть откровенным, отсутствие интереса к моему члену.

Узел в моем плече начал ослабевать.

— Ты лесбиянка?

Я мог бы с этим смириться.

Брак на бумаге.

Никаких ожиданий от эмоций, взаимодействия, секса.

— Нет. — Она поджала губы, обдумывая свои следующие слова. — Мне также не нравятся женщины. Я ни к кому не испытываю желания.

О.

Мама действительно нашла женскую версию меня.

Ну, до тех пор, пока в мою жизнь не ворвалась Фэрроу Баллантайн. Теперь я на сто процентов хотел прикоснуться к кое-кому.

Более того, я хотел сделать гораздо больше, чем это.

Эйлин подняла взгляд к потолку. На нижнем краю ее глаз заблестели слезы. Она выдохнула, и звук получился почти дребезжащим.

Я моргнул.

— Ты не хочешь меня трахнуть?

— Я бы даже не захотела обнять тебя, если бы мы когда-нибудь поженились. О чем, кстати, я подумываю только потому, что не хочу умирать в одиночестве. Я хочу детей. Я хочу семью. Я хочу испытать то, чем наслаждаются другие люди.

Я погладил свой подбородок.

Это может сработать.

Эйлин Янг не была симпатичной, но и не была ужасной. Достаточно тихая. Достаточно независимая.

И, похоже, у нас обоих была одна и та же проблема.

— Это ужасно. — Она покачала головой. — Мне так жаль, что я пришла сюда. Я знала, что ожерелье — всего лишь предлог. Я трачу наше время…

— Мисс Янг?

— Да, мистер Сан?

— Давайте съедим эти пирожные. Нам нужно многое обсудить.

ЗАК

— Итак, что же это было?

Эйлин села на сиденье напротив меня в зале для завтраков в зимнем саду и налила нам еще по чашке чая.

Юэбин лежали между нами нетронутыми.

Она поставила чайник обратно на золотой поднос, расположив его ручку симметрично между нашими чашками, и добавила:

— Я имею в виду набор бытовых предметов, которые волшебным образом материализовывались всякий раз, когда мы плохо себя вели в детстве. Шлепанцы?

Я откинулся на спинку стула, потягивая чай и разглядывая ее за ободком.

— Хочешь верь, хочешь нет, но мои родители никогда не угрожали мне.

Возможно, у этой штуки все-таки были ноги.

То, что она ничего во мне не возбудила, было ее особенностью, а не недостатком. Она никогда не могла бы залезть мне под кожу, никогда не могла бы поколебать меня в ту или иную сторону.

— Ах… — Она кивнула, почти про себя. — Стена.

Я поставил чашку на блюдце и смахнул каплю, пролившуюся через край.

— Мои квадрицепсы были твердыми с тех пор, как я научился говорить.

Она зажала рот ладонью и хихикнула. Впервые за много лет я чувствовал себя спокойно. Я был уверен, что выполню обещание, данное отцу.

Я знал, что Эйлин не станет меня дразнить, если я буду дразнить ее. Она была в безопасности. Разумный, логичный выбор.

Но самое главное — она напоминала мне мою мать по характеру и опыту, а значит, я никогда не смогу развить к ней чувства, сколько бы времени я с ней ни проводил.

— Я всегда думала, что мистер Сан будет грозным. — Эйлин наклонила голову, ее глаза покрылись далеким блеском. — Когда я росла, я помню его таким строгим.

— Он был строгим, — подтвердил я. — Но у него была и мягкая сторона. Он показывал ее только мне и маме. Что еще ты о нем помнишь?

— Я помню, что он обожал тебя. Он всегда говорил о тебе моему отцу.

Эйлин встретила мой взгляд, став серьезной. Ее наманикюренные пальцы погрузились в красный бархат мягкой обивки кресла, которое она занимала.

Мы оба пытались разделить нежный момент.

И потерпели неудачу.

Она немного поморщилась.

— Я всегда слушала, потому что знала, что они оба хотят, чтобы мы однажды поженились.

Между нами воцарилось молчание.

Наполненное напряжением и трепетом.

Моей встрече с Эйлин Янг всегда было суждено случиться. Теперь, когда она произошла, нам предстояло принять решение.

В наших кругах люди не одобряли длительных свиданий. Важнее всего были верность, преданность и сохранение родословной.

— Я никогда не полюблю тебя. — Я положил лодыжку на противоположное колено, откинувшись в кресле. — И я никогда не прикоснусь к тебе. Не поцелую тебя у алтаря. И уж точно не оплодотворю тебя. И вообще, вряд ли я когда-нибудь буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы обнимать свое собственное потомство.

Неправда, напомнил я себе. Нет, если Фэрроу вылечит тебя.

Может быть, когда-нибудь — далеко-далеко-далеко в будущем — я буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы держать своего будущего отпрыска за руку, когда мы будем переходить улицу.

— Привязанность не… — Я прочистил горло. — …не является для меня естественной.

Как только я произнес эти слова, на меня набросились жестокие вспышки воспоминаний.

Обгоревшая плоть.

Кровь повсюду.

Крики.

Запах сожженной кожи доносился до моего носа.

Папа, папа, папа.

Вот почему мне нужно было смириться с Осьми. Чтобы исправить то, что оставил после себя отец.

Эйлин кивнула, глядя на свои руки. Ее пальцы переплетались друг с другом. Длинные и узкие, как и вся ее костная структура.

Несомненно, у нас будут красивые дети. И они не были бы тупыми. Всегда приятный бонус.

— Я хочу попробовать секс. — Она огляделась по сторонам, словно кто-то мог уловить ее шепот, не пробивая ее личный пузырь. — Посмотрим, может быть, со временем мне это понравится.

— Ты еще можешь. — Я пододвинул блюдце. — Если ты будешь вести себя осмотрительно, я не буду возражать, если ты заведешь любовника cinq-a-sept (прим. Cinq à Sept — это время между поздним полуднем и ранним вечером, когда улицы освещаются в свечении исчезающего солнца). При условии, что он или она будут готовы подписать все необходимые бумаги.

Я отказался быть посмешищем, но и не ожидал, что моя будущая жена будет сидеть, скрестив ноги, только для того, чтобы успокоить мои фобии.

Эйлин постукивала пальцами по колену. Меня раздражала эта маленькая причуда.

Мне стало интересно, есть ли у Фэрроу такие же причуды. Если да, то какие? Меня ничто не удивит. В том числе и убийство щенков.

— Я не против. Значит ли это…?

Я кивнул.

— Оплодотворение. Если мы решим подписать эту сделку.

Она вздохнула, кивнув сама себе.

— На самом деле это очень успокаивает. Секс был единственной вещью, которая всегда стояла на моем пути к созданию семьи. Каждый раз, когда я пыталась начать встречаться, я падала в постель и останавливалась, прежде чем у нас что-то получалось. Независимо от того, насколько интеллектуально он меня привлекал, это никогда не было похоже на то, что описывала моя сестра. Это было… почти не по согласию.

— Ну, это не будет проблемой для нас, потому что мне не нужно твое тело.

Она разделила юэбин на идеальные четвертинки кончиком вилки.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Твоего сотрудничества. Чтобы ты стала одним из родителей моих детей. Носила мое кольцо. Стояла рядом со мной во время общественных мероприятий. Мы можем быть сердечны. Даже дружелюбными. В конце концов, нам будет что делить — дети, цели, богатство, власть.

Эйлин разгладила платье.

— Только не любовь.

Я кивнул.

Она вздохнула.

Неужели она должна была дышать так громко? Как она рассчитывала, что я буду терпеть ее существование, если все, что она делает, действует мне на нервы?

— Мы действительно это рассматриваем? — спросила Эйлин, снова заправляя волосы за уши. — То есть… прости за прямоту, но стоит ли вообще двум людям с такими закидонами размножаться? Я знаю, что на бумаге мы выглядим хорошо…

— Но бумага — это всего лишь бумага, — закончил я за нее. — Легко уничтожить. — Я уже размышлял об этом раньше и каждый раз приходил к одному и тому же выводу. — Мои дети не будут несчастными. Я такой, потому что меня сделали таким обстоятельства. Убери эти обстоятельства, и я был бы таким же похотливым, как все остальные мерзавцы в этой стране.