Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада". Страница 55

- Когда Вы так делаете, я чувствую себя ужасно. Представьте, если бы Вас, взрослого серьезного человека запирали и уходили? Как бы Вы себя чувствовали? - спросила Аня.

Штольман вспомнил, как его в детстве отец оставлял дома подолгу одного, после того как он разъехался с матерью Якова. Отец не хотел его видеть! Чуть позже Штольман-старший догадался пристроить сына в пажеский корпус. Наверное тогда Якову пришло в голову, что дом, это то место, которое он безвозвратно потерял, где спокойно и где ждут родные люди. Это место такое недостижимое, но такое желанное. И оставляя свою Аню дома, он хочет оставить ее в безопасности и уюте, и возвратиться к ней как можно скорее. Разве это так плохо?

Анна продолжила:

- Я прощаю, раз Вы просите, но прощать не за что. Обещаю Вам не быть навязчивой. Я сама охотно останусь, если почувствую неуместность своего присутствия.

 

Ну вот, он довел ее до того, что мягкая и спонтанная Анна чувствует себя навязчивой и неуместной! - подумал Яков.

- Нет, нет! Что Вы такое говорите! Это не так. Вы нигде не лишняя. И везде уместны. Вы везде как лучик солнца. Вы тактичны. Вы умны. Очень наблюдательная . Это я, своими нелепыми собственническими инстинктами хочу оставить Вас только для себя. Для того, чтобы только я видел Вас, любовался Вами. Я обещаю, что больше не буду заставлять Вас ультимативно остаться дома. Если я почувствую неладное, я просто попрошу.

Я не хотел, чтоб Вы грустили, - поцеловал ее руки Штольман.

- Хотели! - недоверчиво сказала Анна и рассмеялась. - Но я недолго грустила, в основном, я злилась и строила планы борьбы с домостроем.

- Не нужно со мной бороться. Я раскаялся почти сразу. И соскучился. - прижался Штольман к ее волосам носом, вдохнул и поцеловал ушко. - Пойдемте спать?

- Не имею ничего против, - улыбнулась ему Аня.

Яков встал, потянул ее за плечи вверх, привлекая к себе в объятия. Он прижал Анну к своей груди, целуя, перебирая невесомые шелковистые пряди волос, пропуская их между пальцами.

Хорошо, что постель уже готова! - подумала Анна.

Яков отнес ее на подушки.

 

Анна улыбалась. Своим тонким женским чутьем она ощущала, что как бы муж не командовал днем и как бы он не стремился к контролю и строгости, ночью в их отношениях главным человеком была она. Яков отдавал Анне всё превосходство со всей щедростью, на которую только способен влюбленный мужчина. Он смотрел на нее, восхищался, хотел ее, так растворялся в ней, стремясь отдать ей всего себя, что Анна чувствовала себя самой любимой и самой желанной женщиной на свете.

Яков нуждался в ее тепле и ласке, был в эти моменты особенно открыт и беззащитен. Аня стремилась открыться в ответ и отдать ему все, что он желает получить.

А желал ее муж многого. Он бесконечно целовал ее, шумно выдыхая воздух, прижимал ее к себе, перебирая ее локоны.

Аня чувствовала, как ему нравится ее длинные колечки волос, как он с восторгом пропускает их меж своих пальцев, как целует и вдыхает их аромат.

Еще Яков ночами всегда ей шептал на ушко разные ласковые слова. Те, которые от него почему-то никогда не услышишь в течение дня. Днем он нередко надевал маску строгого ироничного Штольмана, человека застегнутого на все пуговицы, зорко наблюдая своим взглядом чиновника по особым поручениям за всем и сразу. И лишь ласковый взгляд выдавал чувства надворного советника к своей супруге.

А ночью она у него всегда была Анечкой, любимой, самой красивой. Он говорил ей на пике страсти “моя прекрасная девочка” и трепетно целовал. Аня верила Якову, верила этой бесконечной переполнявшей его нежности, которую он днем прятал от окружающих.

 

Да, она понимала, что ему сложно. Штольман много работает. Один Бог знает, какие служебные задачи он решает, когда пишет, нахмурено сдвинув брови, свои многочисленные бумаги, когда читает полученную корреспонденцию, и его губы сжимаются в тонкую полоску. Ане хотелось облегчить его труд, снять с него ежедневное напряжение, пусть не разговором, так ласковыми прикосновениями.

Но ночью Яков был только ее. Не существовало ни службы, ни проблем, ни неразрешимых обстоятельств, ни хитроумных интриг. Наедине, предаваясь страсти и любви, Яков был настолько любящим и нежным мужчиной, что невозможно было желать большего. Он давал ей все. Штольман давал ей восхищение, уверенность в своей женской силе, ни с чем не сравнимое чувство защищенности и умиротворенности. Аня знала, в такие моменты, что она - центр его вселенной.

Яков любил невыразимо чувственно и ярко, всегда заботясь о ее удовольствии, его губы и руки касались каждого сантиметра ее податливого тела. Штольман был очень страстным и страсть его была не похотливо-эгоистичной, а возвышенной и чистой. Он давал ей так много чувств, так мощно и так сильно, что Аня задыхалась от переполнявших ее ощущений. Иногда среди ночи она терялась и не понимала, где заканчивается его тело и начинается ее, Анна была полностью охвачена жарким томлением и тысячи его поцелуев смешиваюсь с тысячами её. Казалась, вся вселенная состоит из сплошного ощущения счастья, удовольствия и всепоглощающей любви. Аня любила сама, и знала что ее любят больше всех на свете. Какое это было счастье!

Часто Анна тоже хотела прошептать мужу на ухо что-то ласковое, и тогда она обнимала его, прижимаясь нежными губами к его уху. От ее слов любви Штольман замирал, будто не смея поверить, что эти слова все ему, и позже отдавал ей кратно больше, руками, словами, губами.

Ощущая как Яков настойчиво, но аккуратно проникает в нее, Анна не уставала удивляться, как чуток муж к ее неопытному телу. Ей было так хорошо, можно было смело довериться его ласкам, которых было ровно столько, сколько нужно. Аня блаженствовала и трепетала под его умелыми руками. Ее тело подстраивалось по мужа, вначале словно нехотя, но постепенно расширяясь и наполняясь под его пылкостью. Анна чувствовала каждой клеточкой, как важно ему в этот момент по-мужски взять ее, чтобы тут же, с благодарностью, восторгом, и любовью отдать себя самого, задыхаясь от нежности. Он заполнял ее своим семенем так трепетно, что Аня чувствовала, за этим кроется не только его мужское удовольствие. Это был его способ породниться с ней, подчинить ее себе, присвоить. Дать ей столько семени, чтобы оно превратилось в живое подтверждение его любви. Яков любил ее и желал от нее дитя. Он не говорил об этом, но она чувствовала это всем сердцем. В его прикосновениях, поцелуях, ласковых словах, страстных взглядах. И это тоже было счастье. Знать что тебя желают как прекрасную женщину, как мать будущих детей.

 

Яков заботился о ней, казалось больше, чем о самом себе. Но Анна сама позаботится о своем муже. Аня отдаст ему сторицей все его тепло, нежность, заботу, ведь ее Штольман, как никто другой, заслуживает участия. Он же получал до недавнего времени, несправедливо мало любви и принятия.

 

Иногда Анна в постели чувствовала его глубинный страх. Страх придавал нежности мужа некоторую торопливость и настойчивость, и даже, порой, жесткость, но он никогда не отпускал свои страхи настолько, чтобы забыться и стать вдруг грубым или неделикатным. Нет, все темные уголки души были надежно запрятаны где-то глубоко, лишь иногда показывая свои тени. Наблюдательная Аня видела эти тени и днем. Когда Яков становился беспокоен, измучен, подозрителен и желчен, когда был недоверчив, в первую очередь к ней, той, кого он любил всем сердцем.

 

Инстинктивно она понимала, что бороться с этим трудно, Штольман не пустит ее на эту глубину доверия, не похоже что даже сам Яков знает, о чем эта боль..лучше просто принять, надеясь что ее любовь утешит и излечит глубоко спрятанные раны. В моменты злости или сердитости он тоже нуждался в ней, даже больше, чем в моменты счастья.

 

Поздно ночью она почти всегда засыпала первая. Якова было так много, и он поражал ее сознание своими чувственными ласками так ярко, что Аня просто отключалась от переполнявших ее эмоций, засыпая в его объятиях, в полнейшей радости. Это счастье было похоже на прибой, на волны, накатывающиеся на берег, ласкающие песок и скалы. Укрытая одеялом, убаюканная его поцелуями, она прижималась к Якову посильнее и засыпала до самого утра.