Ошибка комиссара (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 39

Для лейтенанта Воронцова этот «Магнит» — первый в его здешней жизни, ну, а полковник Воронцов пережил уже полтора десятка «Магнитов», и он помнит, что если операции 1970-годов еще приносили достаточно лёгкие победы, то с течением времени добывание результатов становилось всё более трудоёмким. И дело не в том, что милиция стала работать хуже, а просто антисоциальный элемент тоже стал готовиться к предстоящим хлопотам. Для них слово «магнит» стало сродни кличу «Атас!». Непостижимым образом жулики узнавали о предстоящей операции ещё до её начала и, бывало, спрашивали:

— А что, начальник, когда этот ваш магнит-то начнётся?

Кто-то затихал, как мышь под веником, а особо злостные и чувствующие приближение беды и вообще старались свалить из города, если была такая возможность.

Но я пока лейтенант, инспектор уголовного розыска, поэтому тоже готовил список «перспективных» преступлений. Возражать не стану, если старшие товарищи, приехавшие из Вологды и других мест, мне их пораскрывают, забрав себе лавры — обойдусь, зато они не станут висеть на мне камнем. Но, как я знал из своего будущего опыта — мои «глухари», скопившиеся в сейфе, так и останутся «глухарями».

Выдержать инспекторскую проверку от министерства, а следом почти без перерыва авралить ещё две недели на «Магните» — такого врагу не пожелаешь. Зато начальство может в отчёте по устранению недостатков похвастаться, что для этих целей (устранения недостатков, то есть) были использованы возможности комплексной отработки города во время специальной операции «Магнит». Очень креативно и нетривиально, и должно растопить ледяные сердца проверяющих (опять я выразил свою мысль несвоевременными словами). Только вот здесь в качестве доказательства позитивных результатов нужны «палки».

Наш шеф дядя Коля это тоже хорошо понимал, да и вышестоящее руководство объяснило наверняка. Поэтому в конце оперативки выкрикнул, перекрывая своим голосом грохот отодвигаемых стульев и нарастающий шум разговоров:

— Сыщики — сразу же ко мне! Без перекура!

Это значило, что сейчас будет тонкая настройка на результат, и процесс этой настройки не для посторонних глаз.

Начал Николай Иванович хорошо:

— «Магнит» уже на вторую свою половину перевалил… — на этом хорошее резко закончилось, — а у нас ничего нет по раскрытию преступлений прошлых лет. Мне уже неудобно в этой графе прочерки ставить. Где исполнение ваших планов и обещаний?

Шеф вонзал поочерёдно испепеляющий взгляд то в одного инспектора, то в другого. Ребята ёжились и безуспешно старались казаться невидимками. Иванов и сам знал, что прошлогодние глухари по заказу не раскрываются, но следовать этой очевидной мысли сегодня был не заинтересован.

Я не выдержал первым.

— Николай Иваныч, есть тут у меня одна кражонка с прошлого года. Приёмник «Океан» из общаги.

— Так-так-так…— оживился начальник. — Начал хорошо. Не сбавляй оборотов.

— Дело пустяшное, его прокуратура из отказного возбудила в прошлую проверку, тоже для своей «палки», видимо. А теперь я узнал, что заявитель того… дуба дал. Вот и момент хороший. Если следствие быстро возобновится, так я им фактуру подгоню.

Дядя Коля удовлетворённо потёр руки, но через секунду задумался.

— Погоди, Воронцов! Так ведь в пятой статье[2] сказано, что со смертью подозреваемого дело-то прекращается, а не потерпевшего. Ты ничего не попутал?

— Нет, — успокоил я его. — Всё путём. В дни получки этот «Океан» по всему общежитию кочевал с ведома хозяина для увеселения товарищей по счастью. А однажды «на базу» не вернулся. Какая же это кража? Только у прокуратуры свой взгляд на происходящее оказался. А теперь, когда и потерпевшего нет на этом свете, какой смысл в таком глухаре?

— Та-а-к, запишем, — Николай Иванович раскрыл свой талмуд, — как, говоришь, фамилия потерпевшего?

Он старательно записал своим учительским почерком фамилию преставившегося потерпевшего и кровожадно посмотрел на остальных сыщиков:

— Следующий!

Товарищи по оружию одарили меня неприязненными взглядами. Сидели бы все молча, читалось в них, так бы и сошло всё на нет. А ты тут со своей инициативой… Тьфу на тебя!

Я им простил временную слабость. Устали, что тут скажешь. Не ведают, что творят.

А шеф между тем выдавил из подчинённых, постоянно ставя меня в пример, ещё тройку обещаний и подытожил:

— Стало быть так. До конца недели с каждого по глухарю прошлых лет. За работу!

В коридоре я вдруг столкнулся нос к носу со следователем Самсоновым, тем самым, которого то ли уберёг от взятки, то ли её и не было задумано. Это именно благодаря ему, то есть его внезапному отпуску, я оказался во временных следователях. С тех пор я его и не видел да уже и забыл совсем про тот разговор.

— Покурим? — предложил Самсонов и показал взглядом на свой кабинет.

Почему бы и не покурить с хорошим человеком, хотя бы пассивно. Я молча кивнул в знак согласия. Мне и самому было интересно, чем там у него душа успокоилась после моего предупреждения о подставе и его внезапного исчезновения.

Самсонов расположился на своём месте и широким жестом предложил мне выбирать, где устроиться. Вариантов было два: на «допросный» стул, что я счёл недопустимым — сразу возникает неравенство позиций, и на рабочее место отсутствующего товарища по кабинету. Я выбрал второе.

Валерий достал пачку сигарет и положил передо мной. На этот раз это были не шикарные «ВТ», а рабоче-крестьянская «Шипка» за четырнадцать копеек в плоской картонной коробке. Я отказался. Посчитав протокольную часть на этом законченной, Валерий заговорил:

— Алексей. Не хочу, чтобы между нами остались какие-то недомолвки. Нам ещё вместе работать и работать, надеюсь. Помнишь наш разговор?

Я утвердительно кивнул. Самсонов продолжил:

— Не знаю, откуда и какую ты информацию снял тогда. Это для меня и сейчас представляется почти невозможным. О таких вещах загодя не говорят. Но некоторые события, происшедшие после того, как я резко ушёл в отпуск, позволили мне понять, что подстава вполне могла быть. Не буду тебя в это посвящать, долгая это история и неинтересная. Да и невозможно с уверенностью судить о том, чего так и не произошло. Но в любом случае… — он поднялся из-за стола, — спасибо тебе.

И протянул мне руку.

Разговоры на другие темы в эту ситуацию не помещались. Это понимали мы оба, и я просто пожал ему руку — замётано и забыто. Любые слова здесь были бы лишними. Большего он не скажет, а спрашивать я ни за что не стану. Кивнув ему на прощание — всё путём, я вышел из кабинета. Меня ожидало суточное дежурство.

Молодец мужик, думал я по пути в дежурку. Мог бы начать: я твой должник, и это выглядело бы фальшиво и противно. Мог бы попросить, чтобы разговор остался строго между нами, и это тоже было бы противно, как будто он не верит, что я умею держать язык за зубами и вынужден предупреждать об этом, дескать, болтун ты, вот я и напоминаю.

Но что-то всё-таки было, Валера, мысленно сказал я ему, и какие-то выводы ты сделал, возможно даже правильные. Не зря ведь куришь теперь «Шипку», а не дефицитные «ВТ».

[1] Коллега Алексея Воронцова пользовался статистическими данными земского врача Павла Грязнова. См. Грязнов П. В. «Опыт сравнительного изучения гигиенических условий крестьянского быта и медико-топография Череповецкого уезда». С. Петербург. 1886. — С.12–25. Для справки — среднестатистический крестьянин тратил на праздник 10 рублей, при средней зарплате в месяц 27 ₽

[2] Ст. 5 УПК РСФСР от 1960 г.

Глава девятнадцатая

Самоволка в личное время

Дежурство оказалось бедным на серьёзные происшествия, видимо, всё-таки сказывался наш «Магнит». Буяны и дебоширы сидели тихо по своим щелям, дожидаясь завершения затянувшейся «облавы». Зато с лихвой хватило всякой бестолковой мелочи, которая порой выматывает посерьёзней крупняка. Уже к часу ночи на Валюшкином «цыплёнке» закончился бензин, и дежурный хотел отправить нашу «водилку» с ведром на поимку какого-нибудь проезжего грузовика, чтобы «подоить» его.