Ошибка комиссара (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 40

Мы тут же обвинили дежурного в женоненавистничестве и гордо вызвались ходить на вызова пешком. Понятно, что много не находили бы. Он сразу понял, что был неправ и плотно сел на телефон, к общему удовлетворению выцыганив у дежурного по УВД талон на десять литров «семьдесят второго», который тот сам и привёз. Любил Владимир Александрович ночью, когда никто не видит, за рулём служебной машины покататься.

К утру и эти десять литров иссякли вместе с остатками сил дежурного наряда. Ни отдохнуть, ни тем более вздремнуть хоть сколько-нибудь не получилось. Поэтому я с большим удовольствием отправился после пересменки прямо в общагу с намерением поспать без помех минуточек так шестьсот. Не стал даже заморачиваться на то, чтобы где-нибудь позавтракать, несмотря на известное изречение о том, что сытый спит в два раза быстрее.

Поспать, однако, получилось всего часа два. Причину пробуждения я не понял, но глаза открыл стремительно, как будто и не спал. Прислушавшись к своим ощущениям, заподозрил, что всему виной мой желудок, не согласный отдыхать пустым. Поворочавшись в постели минут пять, я понял, что обмануть его мне всё равно не удастся, и пошёл умываться. Придётся тащиться в «Алёнушку», чтобы позавтракать, а заодно и пообедать, да чего греха таить, и прихватить с собой что-нибудь на ужин.

На вахте меня встретила бдительная тётя Катя и, не успел я рта раскрыть, как она пошла в атаку. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что зрителей будет достаточно, она громко изрекла:

— А вот я к вашему парторгу пойду!

Последнее время благосклонная прежде вахтёрша стала проявлять ко мне откровенную неприязнь. Я такое обстоятельство заметил, но не посчитал его заслуживающим какой-либо реакции с моей стороны. Сегодня же возникло нечто новенькое. Я с интересом уставился на неё. А тёте Кате того и надо было. Она ещё возвысила голос, чтобы никто из находящихся в холле общежития (хотелось сказать в «предбаннике») не остался неохваченным, и возмущённо затарахтела:

— Это что же получается, а? Ведь зво́нят и зво́нят! И всё бабы! И что же я, на седьмом десятке им потакать должна? Вот я в вашу парторганизацию и в профком ваш нажалюсь, как тут работники милиции разврат устраивают.

Тётка задохнулась после возмущённого спича и взяла паузу отдышаться. Какая муха её сегодня укусила? Я даже несколько растерялся от такого напора и про отсутствие у нас профсоюза проинформировать активистку не догадался. А вахтёрша ринулась во вторую атаку:

— Сегодня что удумали? Издеваться над старухой⁈ Спрашиваю, кто звóнит? Так мне в ответ что удумали? — Аэлита, а может Лолита, леший её не разберёт. Таких и имён-то не бывает! Я пожила, я знаю! Товарища Воронцова ей, видите ли! Думала, я не пойму, что к чему! Пароль это у них такой, сразу догадалась.

Меня охватило нехорошее предчувствие. «Товарища Воронцова» — это очень по-Аэлитиному.

А вахтёрша продолжала:

— И ведь нахальство какое! Я трубку кладу — она зво́нит, я кладу — она зво́нит. Совсем стыд потеряли!

Я решил пока не обращать внимания на скандальный тон, но от этого её «зво́нит» уши уже опухли.

— Тётя Катя, а что сказала эта женщина?

Тётя Катя не смогла сразу остановиться и по инерции ещё вещала о чём-то своём. Пришлось переспросить ещё раз. Она недоумённо посмотрела на меня. Видно было, что весь интеллект ушёл в митингование и на функцию слушания ничего не осталось.

— А? — переспросила она наконец. — А я почём знаю? Я как про Лелиту эту услышала, сразу трубку бросила.

Чтобы Аэлита, переступив через свою гордость, снизошла до телефонного звонка, а потом ещё и перезванивала несколько раз, должно было произойти нечто неординарное, скорый конец света, например. И я рассердился. Только продолжать спектакль на людях посчитал неправильным.

— Где заведующая? — рыкнул я прямо в лицо старухе. Она непонимающе посмотрела на меня — не отошла ещё от обличительного пафоса. Пришлось переспросить:

— Заведующая здесь?

И опять ответа не последовало. Я плюнул (мысленно) и пошёл в административное крыло здания. В спину мне со стороны вахты продолжали лететь обличительные стрелы. Ну что ж, тем злее я буду, не взыщите. Галина Ивановна, заведующая общежитием и, очень хорошая тётка, оказалась на месте. И вот тут на неё, бедную, вылились все мои претензии. Не виновата она ни в чём, но этот беспредел со стороны слетевшей с орбиты вахтёрши надо было пресечь раз и навсегда.

И был ещё один аргумент, побуждающий меня к решительным действиям. Дурацкая сцена на вахте, а пуще того, слова вахтёрши о звонке Аэлиты встряхнули мои мозги, и я наконец, вспомнил, почему меня всё время цепляла фамилия Епанчиной. И это воспоминание мне не понравилось. Поэтому в кабинет заведующей я вошёл настроенным на крутой разговор.

— Понимаете, речь идёт об очень серьёзном преступлении, может быть даже о жизни человека, которая оказалась под угрозой из-за того, что эта спятившая старуха взялась вести борьбу за чистоту нравов. А я знаю, как она эту борьбу ведёт по выходным после двадцати трёх — ничего не вижу, ничего не слышу, только меня не трогайте. Это когда парни к девчонкам во все щели, как тараканы, лезут. Сотрудника милиции обличать безопаснее, понятное дело. Так что мне придётся поставить вопрос о преступной халатности вахтёра, не проявившей должной реакции на сообщение о готовящемся преступлении. Ибо каждый советский гражданин должен неукоснительно…

Голос мой был суров и облик строг, научился, чай, за будущую жизнь. Галина Ивановна даже поиспугалась. Таким меня она ещё не видела. Ничего, рано или поздно такой разговор должен был состояться, пусть понимают, что я не только жилец, но и представитель власти. Для того, чтобы поставить жирную точку в этом воспитательном мероприятии и оставить глубокую зарубку в памяти администрации, я удалил заведующую из её собственного кабинета — мне надо сделать несколько конфиденциальных звонков, понимаете ли. Пусть она пока занимается воспитательной работой с вахтершей.

На самом деле никакой необходимости изгонять заведующую не было. Разве что исключительно в педагогических целях.

Сначала я позвонил в библиотеку Ольге. Оказалось, что даже наша всезнайка ничего толком не знает. Аэлита Львовна неожиданно взяла два дня за свой счёт и куда-то исчезла.

— Лёша, а что может означать выражение «Я знаю, кто ты»?

Опаньки! Знакомая фразочка. Не я ли её писал недавно на деревянных воротах одной дамы?

После недолгих расспросов оказалось, что любознательная наша Оля не поленилась сбегать в обеденный перерыв к Аэлите домой, но обнаружила только замок на дверях и эту странную надпись на воротах.

— Почерк не Аэлиты Львовны, да и не стала бы она такую ерунду писать! — взахлёб стрекотала Ольга. — Значит, что это? Что это, Лёша? Ей опять угрожают?

Кое-как успокоив Ольгу (надеюсь, у меня это получилось) я наказал ей никаких действий не предпринимать, мне в общежитие не звонить, на работу — тем более, и вообще сидеть, как мышка. Вняла ли она моим рекомендациям, разбираться было уже некогда. Вне сомнения, Аэлита отправилась к тётке. При этом она хотела что-то мне сообщить, но из-за дурацкого упрямства спятившей вахтёрши не смогла этого сделать.

Теперь звонок на «09», чтобы узнать номер телефона автовокзала, а потом и на сам автовокзал. Дозвонился чудом и далеко не сразу, в трубке всё время оказывались короткие гудки. То ли меня всё время опережали другие счастливчики, то ли телефонистке автовокзала прискучило нудно отвечать на все звонки одинаково — «билетов нет», и она села пить чай, положив раскалившуюся от негодования звонивших трубку на стол.

Не было билетов и до Яганова. Ничего удивительного — пятница. Что ж, придётся брать ягановский автобус штурмом и наглостью. Одно хорошо — Аэлита в такой ситуации могла и не уехать в Кукушкино. Я представил себе, как она, толкаясь локтями и сквернословя от усердия пытается залезть в забитый до отказа автобус, и вынужден был признать: этого не может быть никогда. Так что есть ещё маленькая надежда перехватить её по пути.