Панцирь (СИ) - Гардеев Андрей. Страница 5

На битву бойцы-опоссумы пошли, взяв, кроме нагрудников и копий, всяческие ритуальные статуэтки, теперь траурно свисающие с одежд. В карманах были комки зеленоватых нитей, с боков свисали бурдюки. Проверил, какая-то рыбная жижа.

Новые единицы оружия я развесил по бокам, обеспечив к ним быстрый доступ. Проконтролировал как все сидит: попрыгав проверил, чтобы лишний раз ничего не звенело и, удовлетворившись состоянием снаряжения, отправился дальше.

— Настоящий бродяга, — голос Желчи звенел от насмешки.

Я поспешил оправдаться:

— С миру по нитке, подруга. С миру по нитке.

***

Еще час блужданий, и я оказался перед древней рыжей аркой. За ней гигантское помещение Зала Логистики и вдалеке, ближе к центру, местные: самки, множество кривых и уродливых детёнышей. Быстрый взгляд — в сумме около девяти десятков.

Много.

Заметив меня, они произвели целый вихрь шума: плач, причитания, бубнеж — сквозь все это мог разобрать лишь одно знакомое словосочетание: “shabitu borg”, повторяющееся из раза в раз. И я пришел к выводу что это обозначение дхала с позиции мифологического взгляда на мир, с добавлением негативной коннотации. Как “бессердечный дух” или “злой упырь”.

Обидно как-то. Сам придумал, сам расстроился. Может они, пораженные фатализмом, на самом деле бубнят что “смерть пришла”.

Судя по всему, племя выбрало Зал Логистики как убежище. Проблема поджала и слабые стеклись сюда со всех углов коридорно-пещерной системы.

Совершенно точно, я не хотел их убивать. Это было бы муторно, долго, в некотором роде опасно и несправедливо. Но также не мог предположить, как они отреагируют, если просто пойду мимо. Убегать они не планировали. Взрывная смесь из зверей-родителей, детенышей и инстинктов часто приводила к серьезным ситуациям: неизвестно какое адреналиновое бешенство может поймать мать, сведенная с ума тревогой за потомство.

И что делать?

— Интересно, — прожужжала Желчь.

— Что именно?

— Ты не замечаешь? — объяснила. — Там оракул.

— Где?

Но уже сам увидел, потому что тот высунулся из-за левой колоны.

Опоссум, что называется, с большой буквы.

Ростом серо-белый урод с меня, может чуть выше. Ноги и руки длиннющие непропорционально — костлявые мохнатые палочки.

На нем кольчужная безрукавка, местами проржавевшая.

Вместо правого уха — мясная припухлость с бронзовой монетой. Какой-то модуль.

Морда казалась старой, немного облезлой. На скулах и лобному скосу по чипу кислотного цвета, каждый вбит при помощи скоб.

Он создавал впечатление старого создания и из-за осторожных движений, и из-за того, что горбился. Даже выражение вытянутой морды отличалось, будто ирония проступала.

— Оракул?

В разуме по этому поводу пустота. Наплыва памяти не произошло, отголосков былого не появилось. Мыслительные маршруты остались нейтральны.

— Не помнишь? — вздохнула она.

— Нет.

— Оракул. Рвущий реальность. Плетет мир. Управляет.

Поморщился:

— И насколько силен он в этом плетении?

— Даже и не знаю, — проскрипела Желчь. — Вообще концепт для тебя опасен, особенно сейчас.

Детеныш, с ритуальными ожогами вдоль лба и скул, расстелил ковер под арочным сводом.

Ковер широченный: черный с алыми и серебряными узорами. Украшательства эти похожи одновременно, и на диковинные символы, и на змей.

Оракул сел.

Другой малец, выделяющийся длиной рук, принес “двухэтажный” поднос с закусками, чайником и чашками. Поставил возле старика, разлил напиток.

Мгновение и оба звереныша растворились в толпе позади.

Оракул, приглашая, указал на ближайший ко мне край ковра.

Я глянул в экран модуля и спросил:

— Какие-то нюансы по поводу способностей?

Прошло двадцать мучительных секунд прежде чем она соизволила ответить. Словно подгружалась, сверялась с какими-то базами данных.

По итогу монотонно воспроизвела:

— Ресурсность боевых модулей. Настройка модулей. Ограниченность использований. Следи за чипами на лице и лбу — контроль силы от них. Возможна либо автономная работа на собственных ресурсах, либо зарядка от хтона. Второе для тебя хуже, так как при наличии батарей — время отката уменьшается до скорости заряжания хтона в паз; либо если есть связанная система в несколько пазов — время отката может вообще отсутствовать. Возможно при гибели он ударит посмертным конструктом. Но я не имею достоверных данных является ли посмертный конструкт военной байкой или возможность его применения реальна.

Эхо крайнего раздражения прошлось бурей.

Нет ничего более омерзительного чем существо, что частичкой воли и взмахом руки, может смять твой череп.

Для воинов, привыкших сталкивать умения, силу и реакцию — существование чего-то подобного как оскорбление, оставленное в наследие от Заключенных Богов.

Заключенные Боги? Не помню — случайная мысль.

— Как эта грязь вообще работает? — злобно проскрипел я.

И откуда эти эмоции?

— Цепляет да, бестолочь? Память пробивается?

— Похоже.

— Это не технология Империи. Я не могу знать.

— То есть среди наших этих не было?

— Нет. Кровь и шаблоны дхалов талант не предполагали. Ты не можешь быть оракулом и не сможешь им стать.

И хорошо.

— Как думаешь, справлюсь с ним?

— Вероятность высока. Вряд ли его модули сильны. Что он мог здесь найти такого? С другой стороны, у тебя то, вообще нет ничего кроме меня, а я, как ты понимаешь, сейчас в бою могу только речевкой тебя взбодрить. Но ты не подумай, я буду за старика болеть, и речевки все направятся его седой башке. Он меня очаровал.

— Очень смешно, Желчь. Ты молодец. Продолжай совершенствоваться в шуточном ремесле.

— А ерничать не нужно, Громила, — обиженно прохрипела. — Довольствуйся малым, я облегчаю груз твоего одиночества. Ты бы без меня ссохся, не найдя мотивации поднимать зад из Саркофага, а так вон: бегаешь, собираешь всякое по крысиным помойкам — ну чем не праздник жизни?

Я убрал топор за спину, продемонстрировав мутанту мирные намерения; подошел к арке.

Старик промычал:

— Sat. Bahi.

Голос его в отличие от голосов молодых: ровный и мягкий — казался даже слабым.

Сел.

— Fuda, abillity Borg, — сказал нетерпеливо, поморщился и указал на чай.

Никакой агрессии. Оскал его вытянутой пасти становился все шире и шире. Жесты открытые, сидел спокойно, был уверен или хотел казаться таким.

Я не верил в добродушность мутанта.

Пить не собирался. Даже без злого умысла, их дрянь: пища и напитки — отрава. Когда смотрел на продукты или нюхал их, то кишки в узел скручивало. А тут еще и эта живая колдовская жердь доверия не внушала: выглядел облезлой дрянью, пах дрянью и уверен являлся ею.

Глянул ему в бусины глаз.

— Что ты там бурчишь, старик? — прорычал.

Нужно было чтобы он сразу понял, я не в лучшем расположении духа.

Монета в опухоли оракула пропищала, затем расщелкалась.

Невероятным усилием воли я задавил желание выхватить оружие. Желчь сказала опасаться чипов кислотных цветов, а это другой. Не стоило нападать без повода. Чужая удача может и раздробить кости.

Через семь секунд индикатор на бровной дуге, до тех пор невидимый, загорелся синим, тогда оракул заговорил на моем языке, хоть и с небольшим акцентом, протягивая гласные.

— Теперь поговорим, да, Борг? Верный код языка, верно?

— Верно, старик.

— Я Рутур, Борг.

— Я…

— Не произноси имени, Шершень Древности, ухо деда-Рутура может не выдержать напора величия gohibi.

Дед развел руками и отпил жижу из чашки. Все его движения были нарочито медленными, не хотел случайно спровоцировать.

Похоже модуль не мог перевести некоторые понятия, так как на кхунском не находилось аналогов. Впрочем, смысл и так очевиден. Лесть, напускное добродушие. И оно меня, конечно, ни в чем не убеждало.