Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон). Страница 103

В советских школах говорили, что русские солдаты прошли Великую войну с верой в Сталина и партию. Это было неверно и психологически, и исторически.

Исторически это было неверно хотя бы потому, что даже по Всесоюзной переписи 37 года больше половины населения СССР открыто называли себя верующими. Подчеркиваю: это была перепись, а не анонимный социологический опрос, записывали имена людей, место их проживания, работы, и приэтом вопрошали: "Являетесь ли вы верующим? Если да, то какой религии?" Православно верующими назвали себя треть городского населения и две трети сельского. Всего, таким образом, половина населения Советского Союза (56,7%) [375].

Психологически тезис советской пропаганды был неверен по той причине, что в годы войны число молитв, возносимых и на фронте и в тылу, всегда резко возрастает. Под бомбежкой да перед атакой вряд ли кто удержался от молитвы – и молитвы эти были не к партии. Наверно, и коммунисты "грешили", обращаясь в те минуты к Богу. Так во всяком случае свидетельствует писатель—фронтовик Виктор Астафьев в романе "Прокляты и убиты": "О, Господи, Господи! – занес Финифатьев руку для крестного знамения и не донес, опять вспомнил, что партия не велит ему креститься ни при каких обстоятельствах… Спаси и помилуй, Господи! Вот опять Бога всуе помянул. А эть коммунист, коммунист, будь я проклятой. Ну, да [парторга] Мусенка поблизости нету, и все вон потихоньку крестятся да шопчут божецкое. Ночью, на переправе кого звали—кликали? Мусенка? Партия, спаси! А—а! То—то и оно—то…". Из не—художетсвенный свидетельств – письмо солдата М. Ф. Черкасов: "Мама, я вступил в партию… Мама, помолись за меня Богу" [376].

С самого начала было ясно, что начавшаяся война – Отечественная. А раз так – пришло понимание того, что пора сворачивать войну Гражданскую. В Ленинграде на лето 1941 года был назначен взрыв Спаса—на—Крови. В Москве на 22 июня 1941 года был назначен взрыв храма Рождества Богородицы в Путинках. В тот же день должны были быть переданы ключи от Богоявленского собора и церкви Илии Обыденного [377]. Начавшаяся война отменила эти репрессии.

Мудрость проявили обе стороны. "Братья и сестры", "соотечественники" в речи Сталина вместо партийного "товарищи" было знаком долгожданного конца революции. Уже летом 41—го сворачивается антицерковная пропаганда, прекращается выпуск антирелигиозных журналов.

С другой стороны – митрополит Сергий уже 22 июня 41—го года объявляет начавшуюся войну "священной". Сегодня это кажется очевидным. Но ведь легко было бы дать волю обидам. Самолеты—то немецкие были с крестами, и сбрасывали эти самолеты не только бомбы, но и листовки, гласившие, что новые крестоносцы пришли избавить русскую землю от комиссаров, от которых и вправду ведь настрадались церковные люди Руси…

В итоге положение Церкви в СССР за годы войны разительно изменилось. Церковь обрела легальный статус, открылись тысячи храмов, возобновилась работа семинарий.

А спустя полвека эта перемена стала обрастать своей мифологией. Эта моя статья не о роли Церкви в годы войны, а о том, какой роли Церковь все же не сыграла.

Сегодняшний миф, кочующий из одного церковного издания в другое, звучит так:

"Стояла зима 1941 г. Немцы рвались к Москве. Промыслом Божиим для изъявления воли Божией и определения судьбы страны и народа России был избран друг и молитвенник за нее из братской Церкви – Митрополит гор Ливанских Илия (Антиохийский Патриархат). Он решил затвориться и просить Божию Матерь открыть, чем можно помочь России. Каждое утро владыке приносили сводки с фронта о числе убитых и о том, куда дошел враг. Через трое суток бдения ему явилась в огненном столпе Сама Божия Матерь и объявила, что избран он, истинный молитвенник и друг России, для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа Российского. Если все, что определено, не будет выполнено, Россия погибнет. "Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда, – сдавать нельзя. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена". Владыка связался с представителями Русской Церкви, с советским правительством и передал им все, что было определено. И теперь хранятся в архивах письма и телеграммы, переданные митрополитом Илией в Москву. Сталин вызвал к себе митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), местоблюстителя патриаршего престола митрополита Сергия (Страгородского) и обещал исполнить все, что передал митрополит Илия, ибо не видел больше никакой возможности спасти положение… 20 000 храмов Русской Православной Церкви было открыто в то время. Вся Россия молилась тогда! Молился даже Иосиф Сталин (об этом есть свидетельства). Тогда же были открыты духовные семинарии, академии, возобновлена Троице—Сергиева Лавра, КиеВо-Печерская Лавра и многие монастыри. Было решено перенести мощи святителя Алексия, митрополита Московского и всея Руси в Богоявленский собор. В 1947 г. Сталин исполнил свое обещание и в октябре пригласил митрополита Илию в Россию. Он побоялся не исполнить указания Божией Матери, ибо все пророчества, переданные владыкой Ливана, сбылись. Перед приездом гостя Сталин вызвал владыку Алексия, ставшего тогда уже Патриархом, и спросил: "Чем может отблагодарить митрополита Илию Русская Церковь?". Святейший предложил подарить митрополиту Ливанскому икону Казанской Божией Матери, крест с драгоценностями и панагию, украшенную драгоценными каменьями из всех областей страны, чтобы вся Россия участвовала в этом подарке. По распоряжению Сталина самые искусные ювелиры изготовили панагию и крест. Тогда же Правительство наградило его Сталинской премией за помощь нашей стране во время Великой Отечественной войны. От премии владыка отказался, сказав, что монаху деньги не нужны: "Пусть они пойдут на нужды вашей страны. Мы сами решили передать вашей стране 200 000 долларов для помощи детям—сиротам, у которых родители погибли на войне", – сказал митрополит Илия… Всего несколько лет назад отошел митрополит Илия Ливанский ко Господу в возрасте 97 лет. В некрологе "Журнала Московской Патриархии" было сказано, что Блаженнейший Патриарх Антиохии и всего Востока Илия IV был другом и молитвенником нашей Родины" [378].

Увы, все это неправда. Конечно, трудно найти опровержения тому, чего просто не было. Если я сейчас скажу, что на самом деле Троцкого тайно постриг в схиму мой прадедушка – кто и как сможет это опровергнуть? Такие сказки можно опровергать только придираясь к частным и потому проверяемым подробностям.

Когда Ленинград был на пороге падения (зима 41—го) – Сталинград был в глубочайшем тылу, о его сдаче и не было и речи.

Зимой 41—го немцы уже не рвались к Москве: их наступление заглохло еще в ноябре, и с конца же ноября уже начались контрудары советских войск, к пятому декабря переросшие в генеральное наступление.

Встреча Сталина с митрополитами действительно имела место. Но – когда?! Сказка о митрополите Илии предпочитает на обращать внимания на эту подробность: "Митрополит поступил, как было велено – передал все в советское посольство. Посольские сотрудники переслали в Москву соответствующий пакет. Через некоторое время Сталин принял у себя в Кремле делегацию Русской Православной Церкви". [379]

Так что же это за "некоторое время"? Оказывается, два тяжелейших военных года… Встреча эта состоялась в сентябре 1943 года, то есть уже после перелома в ходе войны. Есть подробная запись этой беседы – ни о каком ливанском митрополите и ни о каких пророчествах там и близко не говорилось [380].