Церковь в мире людей - Кураев Андрей (протодиакон). Страница 61

Этот праздник может быть светлым. Хотя бы для некоторых людей, некоторых пар. Для кого—то он останется поводом к смакованию очередной порции грязи. Но соотношение тех и других зависит и от нашего миссионерского усилия. В конце концов и на православную Пасху кто—то упивается до свинского состояния. Что же нам – отказаться от нашей Пасхи? А на Крещение кто—то гадает и колдует. Следует ли из этого, что и мы замараемся, если будем по—нашему праздновать Крещение? Кто—то ждет Рождества только ради скидок на рождественских распродажах. Но мы ждем Христа.

Не надо излишнего смиренничанья, не надо поспешных капитуляций, не надо оставлять наши святыни, если к ним прикоснулась чья—то нечистая рука. Не оставлять надо наши праздники в руках язычников и лавочников, а бороться за сохранение (или возвращение) их христианского смысла.

Можно наполнить Валентинов день более христианским содержанием, несколько сменив акценты, но оставив пафос. Сейчас это праздник свободной любви, а можно сделать его Днем семьи. Действительно, у нас есть разорванные половины – Женский день, День защитника Отечества, а праздника всей семьи нет. Это особенно важно в свете наших демографических проблем.

С другой стороны, устанавливая в день Валентина праздник семьи, мы даем молодежи правильный ориентир: цель взаимных отношений – семья, а не кайф. То есть акценты из легкого безответственного флирта смещаются в область светлой и вечной любви.

Разумеется, это должна быть не просто церковная самодеятельность, а общегосударственная программа, поддержанная Церковью. И государство, и бизнес, и общество, и, конечно, Церковь – все в этом заинтересованы.

От нас требуется ведь немного. Просто сказать, что в день святого Валентина храмы ждут тех, кто любит и желает быть любимым. Улыбнуться пришедшим. И помолиться вместе с ними.

От нас требуется всего лишь добрый взгляд. Ни денег, ни реформ, ничего такого эта миссионерская программа не требует. Достаточно просто объявления на церковных дверях: "14 февраля. Молебен св. Трифону и св. Валентину Интерамскому". Молодые прихожане уже сами разнесут эту весть по окрестным школам и университетам. И еще хорошо бы батюшке подежурить этот день в храме – в ожидании "валентиновцев", чтобы с ними поговорить и, быть может, снова помолиться…

Ничем не обижая и не смущая своих традиционных прихожан, нисколько не меняя их уклад жизни и веры, через этот день можно привести в Церковь несколько молодых людей.

Даже если таких новичков "валентинова призыва" окажется всего пять человек – неужели этого мало?

ГРЯЗНАЯ ТЕМА

Есть такие темы, которые у христиан "не должны даже именоваться" (Ефес. 5,3).

Но как и в области вероучения “Злоба еретиков вынуждает нас совершать вещи недозволенные, выходить на вершины недостижимые, говорить о предметах неизреченных, предпринимать исследования запрещенные; заблуждения других вынуждают нас самих становиться на опасный путь изъяснения человеческим языком тех тайн, которые следовало бы с благоговейной верой сохранять в глубине наших душ” (св. Иларий Пиктавийский. О Святой Троице. 2, 2) – так и в области нравственной порой возникает нужда войти в исследования запретного. Но это уже вторжение не в область запредельной чистоты (как это происходит при осмыслении догматического богословия), но запредельной низости…

В московских демократических газетах стало модно обвинять церковнослужителей в содомском грехе. Одна журналистка, с поистине спиритической чуткостью откликаясь на призыв "духа времени", даже издала "художественную" повесть о распущенности "целибатов" и монахов.

В день, когда вышла очередная из "комсомольских" статей на "грязную тему", в метро – реагируя на мой подрясник – хозяйка газетного ларька окликнула меня: "А тут снова про вас пишут!".

В общем, в отношениях между Церковью и "обществом" повеяло ощутимым холодком. В роли холодильника, как всегда, выступила пресса. Естественное отвращение к содомскому греху, который был приписан некоторым архиереям, было использовано для того, чтобы сформировать в людях столь же брезгливое отношение ко всей Церкви вообще. И вот ради того, чтобы этот ледок растопить, все же стоит переступить апостольское предостережение, и поговорить на "грязную тему".

Я не могу ничего сказать о тех конкретных людях, которые были обвинены газетами. Но в целом с горечью могу признать: да, и в церковной среде, как и в любой другой, встречаются люди, искушаемые этой страстью. В этой констатации нет ничего необычного: люди всюду есть люди. А церковные люди даже еще более искушаемы духами злобы и нечистоты, чем люди светские, люди, и так не ищущие Христа…

Но если уж пошли пересуды на эту печальную тему, то стоит вспомнить о том, что разные культуры и разные религиозные традиции по—разному реагируют на эти позывы. Православные люди призываются бороться с подобными помыслами. И даже тот, кто не устоял в этой борьбе – видит в своей страсти грех, падение, повод для целожизненного покаяния (кстати, даже те архиереи, о которых шла речь в "комсомольских" статьях, в последующих интервью ясно свидетельствовали о том, что содомский грех они считают грехом и ничем иным).

Но в начале нового тысячелетия, когда обострились дискуссии о том, что нового принесло христианство в мир, стоит вспомнить и о том, что именно по вопросу о гомосексуализме позиция христианства отличается от многих иных "традиций".

Вот та традиция, которая вызывает сегодня столько восхищения – причем именно у подростков. Традиция японского рыцарства – самурайства…

"Ихара Сайкаку написал известные строки: “Подросток без старшего любовника – все равно что женщина без мужа”. Молодой человек должен проверять терять старшего в течение, по крайней мере, пяти лет. Если за это время он ни разу не усомнился в его хороших намерениях, тогда он может ответить ему взаимностью. С непостоянным человеком невозможно установить хорошие отношения, потому что он скоро изменит своему любовнику. Если такие люди посвящают друг другу свои жизни, они пользуются взаимным доверием. Но если один человек непостоянен, другой должен заявить, что не может поддерживать отношения, и после этого решительно порвать с ним. Если первый спросит, почему, второй должен ответить, что не скажет ему ни за что на свете. Если тот не унимается, нужно рассердиться; если он настаивает, нужно зарубить его на месте. Кроме того, старший должен точно также проверять подлинные намерения младшего. Если младший остается верным в течение пяти или шести лет, можно считать, что он оправдывает доверие… Мужеложство в нашей провинции ввел Хосино Рётэцу, и хотя у него было много учеников, он наставлял каждого из них лично. Эдаёси Сабуродзаэмон был человеком, который понял смысл мужеложства. Однажды, когда Сабуродзаэмон сопровождал своего учителя в Эдо, Рётэцу спросил его: – Как ты понимаешь мужеложство? – Это нечто одновременно приятное и неприятное, – ответил Сабуродзаэмон. Рётэцу был доволен его ответом и сказал: – Ты можешь сказать это, потому что иногда тебе приходилось сильно страдать. Через несколько лет кто—то попросил Сабуродзаэмона объяснить ему смысл этих слов. Тот ответил: “Отдавать свою жизнь во имя другого человека – вот основной принцип мужеложства. Если он не соблюдается, это позорное занятие. Если же он соблюдается, у тебя не осталось того, чем бы ты не мог пожертвовать во имя своего господина. Поэтому говорят, что мужеложство – это нечто одновременно приятное и неприятное”" [164].

Есть свидетельство о том, что именно ученые тибетские монахи практиковали мужеложство: в XVI веке поэт Дугпа Кунлег говорит о монастырских порядках: "На факультете логики каждый монах имеет мальчика в качестве друга для утешения" [165].