Вдребезги - Фальк Макс. Страница 23

Вот так – сначала трахнул, потом поцеловал. Обычно как-то наоборот складывалось.

– Я ещё не всё получил, – сказал Майкл.

Джеймс вздрогнул, испуганно опустил глаза.

– Понятно… – пробормотал он. – Слушай, Майкл…

– Пошли со мной на свидание, – перебил тот.

Купидончик качнулся, чуть не съехал со стула – хорошо, Майкл держал за пояс.

– Слушай, Майкл… – невнятно сказал он. – Давай не будем…

– Нет. Давай будем, – твёрдо сказал тот.

Они шли вниз по Портобелло-роуд, держась за руки. Это было странно и хорошо.

Джеймс довольно быстро поник, когда они остались вдвоём. Сказал, что пойдёт домой – мол, никаких других дел у него здесь уже не осталось. Майкл вызвался проводить. Не то чтобы ночной Лондон был опасен – просто не хотелось расставаться.

– Как твоя поездка в Париж?

– Как обычно, – Джеймс устало вздохнул. – Мама ходила по магазинам, папа ходил за ней, а я старался им не мешать. У них сейчас сложный период.

– В каком смысле – сложный?

– Они думают развестись.

– Должно быть, грустно.

– Я иногда думаю, так будет лучше. Они всё время то ссорятся, то мирятся. Сколько себя помню. А я стараюсь не путаться под ногами.

– Ну, это ж родители, – удивился Майкл. – Ты не можешь им мешать.

Джеймс хмыкнул, пнул попавшую под ноги пивную пробку. Та ускакала в темноту.

– Везёт тебе, если ты так думаешь, – сказал Джеймс.

– А у тебя есть братья, сёстры?

– Нет. Им и одного меня много. А у тебя?

– Ребёнок – дорогое удовольствие, – ответил Майкл. – Я бы хотел сестру, но это не мне решать, – он хмыкнул. – Но у меня Томми и Бран есть. Мы с детства почти как братья.

– Томми мне очень понравился. А Бран… он слегка пугает.

– Дурной малёк, правда, но парень надёжный.

В витринах было темно, даже пабы уже закрылись. Они шли нога за ногу. Фонари золотили листву в скверах и палисадниках, из проулков тянуло холодным осенним ветром.

– А у тебя так уже когда-нибудь было? – спросил Джеймс.

– С парнями? – спросил Майкл. – Нет.

Джеймс посмотрел на него искоса.

– С трудом верится. Мне показалось, опыт у тебя – ого-го.

– Никаких ого-го, – прервал Майкл. – Просто… всё же понятно, – он небрежно пожал плечами. – Это не самолёт водить.

– Мне бы твою уверенность, – пробормотал Джеймс. – Самолёт водить проще.

– Пиздишь! – Майкл даже остановился. – Не умеешь ты водить самолёт.

Джеймс загадочно улыбнулся.

Они миновали Ноттинг-Хилл Гейт, замедлили шаг. Улицы были пусты. Мимо тянулись двухэтажные дома с тёмными окнами, иногда впереди мелькали габаритные огни, эхом доносилось шуршание колёс.

Они прятались от фонарей в тени чужих домов и целовались. Джеймс был отзывчивым на ласку, трогательно смелым. Когда угар прошёл, для него забраться ладонями Майклу под футболку было целым событием.

Последний квартал до дома номер шестнадцать шли почти час.

– Я напишу тебе завтра, – Майкл стоял близко, но не вплотную. – Съездим куда-нибудь.

Джеймс обнял его за пояс, Майкл попятился.

– Эй, ты чего? А если увидят? – он кивнул на освещённые окна.

– Ничего не будет, – тот не разжал руки. – Если я им скажу, что встречаюсь с парнем, мама наверняка воскликнет: «Я так и знала!», а папа спросит, из хорошей ли он семьи.

– Они даже не расстроятся? – удивился Майкл.

– Они толерантные люди. Им всё равно, встречаюсь я с девочкой или мальчиком, если… – Джеймс запнулся.

– Если это мальчик или девочка типа тебя, – Майкл хмыкнул. – А не типа меня из «так себе» семьи.

Джеймс вздохнул.

– Слушай, мне от тебя нужно только одно, – сказал Майкл. – Всё остальное меня вообще не интересует, усёк?

– Я помню.

– Что ты помнишь?

– Ты же сам сказал, что занимаешься сексом только по любви.

– По любви к искусству трахаться, – усмехнулся Майкл. – Точно. А теперь вали, не расстраивай папу.

Они целовались на прощание на перекрёстке, потом через дорогу, потом у железной калитки и разок даже через неё.

Майкл подождал, пока Джеймс исчезнет за дверью, посмотрел, в каком окне загорится свет. Сунул руки в карманы и отправился ловить ночной автобус.

11

У Майкла было железное правило: не заводить отношений. Отношения – это то, что всегда заканчивается. Только что лежали голова к голове, строили планы, держались за руки – и вдруг всё. Пустота. Смяли и выкинули, как хрустящую обёртку от букета. А раз всё равно выкинут, надо сразу без неё обходиться. Секс – изумительная вещь сама по себе, не нужно портить его всем этим любит не любит, плюнет-поцелует.

Майкл был кремень и гордился своей стойкостью перед любовными драмами. Сентиментальности в нём не было ни на полпенса. Дружеского участия – хоть завались, а вот романтика шла мимо.

Он всегда был честен со всеми, с кем спал – никаких обещаний, никаких признаний и никаких претензий. Говорить с Купидончиком про любовь он тоже не собирался. Да тот и сам наверняка прекрасно всё понимал.

Опасно, конечно. Если узнают…

Но без рук на заднем колесе ездить тоже опасно. Сальто назад с трамплина делать – ещё опаснее. Или по тряской доске над обрывом лететь. А что опасно, то и заводит.

Вот и завёлся. Нервы пощекотать захотелось, с девчонками-то уже всё попробовал, что можно и что нельзя. Купидончик сам почти как девчонка: невысокий, тонкий, губы яркие, щетина ещё не отросла. Вот и перемкнуло. А что член есть – тоже мне, невидаль. Майкл и с собственным членом управляться умел, и чужого не испугается.

Ну какие ещё отношения? Натрахаются и разбегутся. Так всегда было. Купидончик потом найдёт себе кого-нибудь из своих, Майкл тоже пойдёт своей дорогой. Пара недель, от силы – месяц, со скидкой на любопытство.

Это ничего не значит, повторял себе Майкл. Просто адреналин.

– Куда мы поедем? – спросил Купидончик. Одет он был по-простому, без своего обычного выпендрёжа, даже джинсы надеть не побрезговал.

– Есть одно местечко, тебе понравится, – Майкл протянул ему шлем.

Кристофер вышел из гаража, посмотрел на их сборы. Ничего не сказал, привалился плечом к створке ворот, скрестив руки на груди.

– Вернусь поздно, – сказал Майкл.

– Да я уж понял, что ты далеко собрался, – тот коротко усмехнулся и почему-то вздохнул.

Он не давал никаких советов и ни о чём не просил: «не гоняй», «будь осторожен», «вернись к ужину» – всего этого не было в его лексиконе. Наверное, именно поэтому Майкл доверял ему куда больше, чем матери. Та иногда всё ещё думала, что Майклу двенадцать и ему нужно напоминать о самых элементарных вещах.

Не сказать, что Кристофер во всём поддерживал сына. Мог и обматерить, и отвесить затрещину, если было за что. Но всегда – по делу, прямо и без лирических отступлений. Никогда не молчал, если с чем-то был не согласен, но если Майклу хотелось самостоятельно ёбнуться головой даже после всех аргументов – отступал и ждал наготове с пузырьком йода.

Он помог Майклу собрать его первого двухколёсного монстра Франкенштейна. Из подходящих обрезков труб они согнули раму и руль, подобрали старый мопедный двигатель, топливный бак, колёса. Чтобы достать все детали, пришлось как следует пошарить по автосвалкам, особенно по тем, куда пускали бесплатно или за символический шиллинг. Пока Майкл не выжимал из мопеда больше пятнадцати миль в час и не совался за пределы района, Кристофер не приседал ему на уши. Но первый серьёзный мотоцикл сопровождался серьёзной лекцией.

– Если сомневаешься, надевать ли шлем, ебанись головой об столб с разбега и подумай, будет ли так же больно на скорости хрястнуться мордой об чужой капот, – говорил Кристофер. – Сомневаешься, надевать ли перчатки – представь, как будешь отращивать на руках новую кожу, когда сотрёшь об асфальт.

Майкл представлял и невольно ёжился.

– На дороге ты всегда отвечаешь за всё, что с тобой происходит, – говорил Кристофер. – Если ты мёртв, уже неважно, насколько виноват тот мудак. Всегда рассчитывай на то, что никто тебя не видит. Не считай себя быстрее всех. Будь внимателен. Не наглей. Никогда не садись за руль, если выпил.