Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав. Страница 29
Ничем, кроме одного: перед ним собралась изрядная толпа чем-то взволнованных горожан. Бесцеремонно расталкивая их грудью своего коня, Фрэнк направился прямо к входной двери. Мне вновь ничего не оставалось делать, как следовать за ним. И тут меня ждала еще одна неожиданность – дом был оцеплен плотным кольцом рослых мужчин в алых одеждах, и на щеках каждого из них горели столь знакомые мне метки в виде мечей.
Всё так же молча Фрэнк спрыгнул с коня и подошел к ближайшему воину.
– Приветствую тебя, брат. Меня зовут Фрэнк. Высший еще не прибыл?
Алый внимательно посмотрел на моего спутника, потом на меня и едва заметно покачал головой:
– Нет. Но прислал распоряжение пропустить тебя внутрь, как только ты приедешь. Этот человек с тобой?
Не успел Фрэнк ответить, как за нашей спиной прозвучал знакомый негромкий голос:
– Этого человека, Харик, зовут Мудрый Лаурик. И «Мудрый» следует понимать буквально.
Обернувшись, я встретился глазами с Делонгом Невозмутимым. В отличие от своих подчиненных, Высший сегодня не надел алых орденских одеяний, и лишь метки на щеках выдавали принадлежность Делонга к Братству. Впрочем, что я говорю! Вряд ли в Львином городе найдется даже мальчишка, не знающий в лицо величайшего воина Северного Предела, а значит, и всего сотворенного Четырьмя мира.
Харик отдал главе Ордена торжественный салют, потом, чуть помедлив, коротко поклонился мне и что-то рявкнул своим людям. Мгновенно в оцеплении образовался узкий проход, тут же сомкнувшийся, как только я, Фрэнк и Делон шагнули внутрь постоялого двора.
Стоило только толстой дубовой двери, обитой железными полосами, надежно отгородить нас троих от уличной суматохи, как я решительно обратился к Высшему:
– Ну, хоть ты-то объяснишь мне, что всё это значит?
Делонг ногой придвинул к себе ближайший стул и тяжело сел. В этот момент мне показалось, что неизменная стальная маска, носимая этим несгибаемым воином при посторонних уже многие десятилетия, на мгновение соскользнула. Передо мной сейчас был просто пожилой и весьма уставший мужчина, коротко остриженные волосы которого блестели серебром, а глаза были обведены темными кругами.
– Это место называется «Пьяный Леопард», – начал глава Алого Ордена. – Ничем не примечательный постоялый двор, который стоит здесь уже лет пятьдесят. В нем обычно останавливаются небогатые путешественники, прибывающие в город с севера, в основном крестьяне.
– Ну и что?
Вместо продолжения Делонг сухо щелкнул пальцам, и в глубине полутемного зала, за стойкой, открылась невидимая нам до того момента дверь, и из нее вышли трое мужчин: один – в алых орденских одеждах, другой – худой как щепка, веснушчатый и огненно-рыжий – в широком, некогда белом переднике, третий – полный, розовощекий, с пышной бородой – в таком же переднике и с поварским колпаком на голове. Подождав, когда они подойдут ближе, Невозмутимый кивком отпустил своего человека и обратился к рыжему:
– Ну, Седрик, расскажи этим двум господам, что сегодня произошло в твоем доме.
Хозяин «Пьяного Леопарда» – а это, судя по всему, мог быть только он – нервно потер руки:
– Кошмар! – протянул он плаксивым высоким голосом. – Позор и разорение!
– Ближе к делу! – рявкнул глава Ордена.
Испуганно глянув на него, Седрик торопливо промокнул краем своего передника пот со лба и зачастил:
– Значит, так. Было это часа в два пополудни. Большинство постояльцев уже отобедали, и тут, в зале то есть, почитай никого не было. Жена моя, Джил, столы протирала деньги пересчитывал – вроде как один старик мне вместо семи монет шесть заплатил. Противный такой старик, позволено будет сказать: и голос, и лицо, и руками он так странно размахивал.
Хозяин начал было неуклюже демонстрировать, как именно размахивал руками противный старик, но тут же встретился глазами с Фрэнком и моментально замер, громко сглотнув слюну.
– Дальше.
– А дальше человек этот пришел. Я еще на звон колокольчика голову поднял и деньги от греха подальше под стойку спрятал. Смотрю, ничего себе мужчина, вполне себе мужчина: средних лет, одежда хоть и простая, а добротная, покушать опять-таки, по всему видать, любит. И кошелек на поясе, как у добрых людей заведено, да не пустой кошелек, тугой. Я сразу подумал: должно быть, купец средней руки на рынок приехал, день-то ведь торговый.
– Странного в этом человеке ничего не было? – прищурился Делонг.
– Странного? – Седрик явно замялся, не зная что сказать и то и дело облизывая от волнения губы.
– Что, совсем обычный был? – мягко спросил я, всё еще не понимая, что здесь происходит.
– Точно так. Я и говорю: обычный такой мужчина, при деньгах, покушать опять-таки любит, – еще более плаксиво затянул хозяин, потом вдруг резко замолчал и от души хлопнул себя по лбу: – Вот дурная голова! Совсем памяти не стало!
– Так, значит, всё же было что-то необычное? – Седрик зачем-то поманил меня к себе пальцем с грязным обкусанным ногтем и заговорчески прошептал:
– Глаза!
– Что – «глаза»?
– Глаза у него бегали.
Не удержавшись, Фрэнк тихонько фыркнул. С обидой и неприязнью покосившись на него, Седрик вновь повернулся ко мне:
– Это я только потом разглядел, когда он ближе подошел. Глаза у него бегали. Прямо как, позволено будет мне так сказать, белки бешеные! Ни на минуту на одном месте не задерживались. И улыбался он постоянно. Странно так улыбался, если позволите.
– Странно? – подбодрил я.
– Странно, – подтвердил хозяин, еще больше, почти до шепота понизив голос. – Я еще подумал: странно как-то. Рот улыбается, а глаза – нет, только по сторонам бегают. Как белки бешеные. А дальше, значит, он мне и говорит: хочу, дескать, у тебя комнату снять. Кошелек свой развязывает и высыпает на стойку монет эдак десять, да все серебром, да не обрезанные, да полновесные, я проверял. Они, монеты эти, и сейчас у меня, можете убедиться.
– Здесь за одну такую можно неделю жить, – тихо пояснил мне Делонг. Седрик при его словах отчаянно закивал:
– Ну да, ну да! Я еще ему говорю: ты, добрый человек, не иначе как сослепу серебро с медью попутал, вы ничего такого не подумайте.
– А он?
– Он-то? Он так странно засмеялся, опять одними губами, и невесело совсем, и говорит: всё верно, хозяин, оставь себе. Тебе они, говорит, теперь больше меня нужны, во как! А глаза так и бегают, как белки бешеные.
Хозяин перевел дух и вновь промокнул передником лоб.
– Только я, значит, хотел сынишку крикнуть, чтобы комнату ему показал, человек этот и говорит: а что, хозяин, повар твой сейчас здесь? И зачем ему только повар понадобился, ума не приложу? Ладно, за такие-то деньжищи… Здесь, говорю, куда же ему деваться. На кухне, покушать добрым людям готовит. А он мне: кухня-то у тебя где? Хочу повару специальный заказ сделать, лично. Я сначала хотел сказать, что не принято у нас посторонних на кухню пускать, а потом думаю: вдруг обидится и серебро свое назад потребует? Не съест же он Пиррона моего, в конце концов. И показал, а дальше…
– А дальше помолчи, раз тебя там не было, – перебил разошедшегося Седрика Делонг. – Твоя очередь, Пиррон.
В отличие от хозяина «Леопарда», повар обладал звучным баритоном, да и говорил он медленно, даже с достоинством:
– Я, господа, тогда как раз курицу потрошил. Тут открывается дверь и входит этот самый человек. Я и рта раскрыть не успел, а он спрашивает: а что, повар, ножи у тебя острые? От такого вопроса я, прямо скажем, опешил слегка, потом отвечаю: нормальные ножи. Он засмеялся и говорит: это хорошо. Берет с разделочной доски тот самый нож, которым я курицу резал, как был, немытый, и втыкает себе в горло. Кровь – фонтаном! Я к нему подскочил, да куда там, он уж и не дышит. Ну, я к Седрику, он сына за стражей послал, а больше мне рассказать и нечего. Прибежали, всех постояльцев наших из комнат выселили, дом оцепили…
– Хорошо, спасибо. Вы свободны. Если что-нибудь еще вспомните – дайте мне знать, – махнул рукой Делонг, и пара удалилась: хозяин – с нескрываемым облегчением, повар – что-то недовольно бурча под нос. Подождав, пока оба скроются за дверью, глава Алого Ордена встал и обратился ко мне: