Киров (ЛП) - Шеттлер Джон. Страница 76

Он вылез из норы, и уже был не мышью, а чем-то большим — крысой, пробравшейся в недра корабля и принявшейся грызть проводку. Да, он грыз проводку… Он выиграл битву внутри самого себя, по крайней мере, он в это верил. Теперь он должен был победить Вольского. Затем он вступит в бой с британцами и американцами, и закроет этот вопрос навсегда.

С этой мыслью он направился к кубрику морской пехоты за сержантом Трояком и его людьми. Стук его ботинок по палубе придавал ему уверенности, вызывая в уме картину того, как он встретиться в сопровождении почетного с Рузвельтом и Черчиллем. Пока же следовало прощупать твердокаменного сержанта и проверить, как тот отреагирует в случае реального кризиса на корабле.

— Добрый день, сержант.

— Капитан, — Трояк вытянулся по стойке смирно, как и двое его бойцов.

— Вольно. Я просто хотел поблагодарить вас за ваши действия на Ян-Майене. Информация, которую вы заполучили, оказалась очень полезной.

Трояк не нуждался в комплиментах, но кивнул и поблагодарил капитана из вежливости. Операция была простой разведкой — быстро пришли и ушли. Не о чем было говорить.

— Ситуация сложилась несколько запутанная, — сказал Карпов. — Некоторые офицеры могут иметь трудности с пониманием того, что случилось, и нужно найти способ решить проблемы с ними. Они могут реагировать непредвиденным образом на боевую обстановку. Я верю, что вы и ваши люди всегда останутся дисциплинированными и ясно мыслящими. Это поможет нам в ближайшие дни держаться на ровном киле.

Трояк слушал его с каменным выражением лица. Сибиряк был сильным и грубо отесанным человеком, никогда не выражавшим никаких собственных соображений. Мыль о том, что его подчиненные способны проявить расхлябанность не представлялась ему возможным. «Киров» был военным кораблем, а он был главой воинов. Это было все.

— Я думаю, вы меня понимаете, — надавил Карпов.

— Капитан, десантная группа готова к бою и каждый боец готов к исполнению своего долга.

— Благодарю, сержант. Имейте в виду, что я могу нуждаться в вас. Нам предстоят трудные дни и трудный выбор. Кто-то может спасовать перед боем, но вы и я найдем свой путь. Верно? — Капитан искоса посмотрел на него, затем морпехи отдали ему честь и он удалился.

Трояк нашел последнюю реплику странной. Вы и я? В какой-то мере его передернуло от мысли, что Карпов считал себя человеком из того же теста, что и морская пехота. Он позволил себе саркастически улыбнуться, а затем вернулся к чистке с смазке своего автомата.

Карпову оставалась последняя остановка. Он проверил все, что имело значение, все свое оружие в надвигающемся сражении. Оставалась только одно. Он обещал Орлову, что решит проблему с Вольским, и встреча в помещении технического обслуживания под предлогом проверки перенастройки ракет была идеальным прикрытием. Пока он был там, он захватил кусачки и несколько навесных замков. Затем, когда он незаметно прошел к лазарету, его сердце вдруг забилось чаще оттого, что он понял, что ему делать. Пришло время перегрызть последний провод…

Он знал, что это был край пропасти. Приказ, который он отдал Мартынову, мог быть отменен и объяснен. Он мог снова стать мышью и уползти через трещину в полу, чтобы оказаться в своей безопасной норке. Или не мог? Что-то изменилось. Он стал чем-то большим, чем-то более темным, и каждый следующий шаг давался ему все легче. Никто не мог убедить его не делать этого, никакая причина, никакой внутренний голос.

Он слышал голоса адмирала и Золкина внутри, когда спокойно вставлял дужку замка в прорезь в запорном механизме люка, блокируя его с внешней стороны. Руки задрожали, но он заставил себя сохранить спокойствие. Замок тихо щелкнул. Он взял кусачки и потянулся к толстому серому кабелю внутренней системы связи, и когда они щелкнули, перерезая провод, что-то словно щелкнуло в его голове. Вольский был последним остатком власти, которую имели те старые люди в темно-синих пальто, той старой системы, оставшейся в Североморске. Однако этот же звук означал и то, что он сломал последнее звено. Дело сделано. Он перегрыз последний провод. Он твердо встал на свой путь, к добру или к беде.

Он глубоко вздохнул и вслушался, но голоса по другую сторону двери продолжали спокойный разговор. Вольский и врач были заперты в лазарете, и капитан пошел прочь, стараясь идти как можно тише и радуясь, что никто из членов экипажа не видел его в этом коридоре.

Вскоре он вернулся на мостик за два часа до конца вахты Орлова. Он поманил начальника оперативной части рукой в инструктажную, закрыв за собой люк, чтобы поговорить наедине. Теснота помещения помогла ему успокоиться, словно он оказался в тихой темной норе.

— Вольский очнулся, — сказал он, тяжело дыша. Он ощутил холодный пот на лбу, даже в холоде мостика. — Доктор сидит с ним, словно наседка, и, похоже, он идет на поправку. У нас не так много времени, Орлов.

— Что вы хотите сказать?

— Вы понимаете, что я хочу сказать. Вольский не был рад узнать, что мы атаковали американцев. Он становиться мягок и нерешителен. Он говорил о том, что следует направить корабль в открытый океан. Он не видит открывшейся перед нами возможности.

— Возможно, — сказал Орлов. — Но что делаете вы, капитан? Вы ведете нас на юг прямо в гущу событий. Если бы мы повернули на восток, мы бы избежали столкновения с американцами.

— Что? Уже спелись с Федоровым? Пытаетесь меня растрогать? А, Орлов?

— Вы меня не так поняли. Мы нанесли им тяжелый урон, и теперь они на нас злы. Вы понимаете, какими будут последствия.

— Теперь говорите как Вольский. — Карпов не был счастлив это слышать. Он сложил руки на груди, а затем погрозил начоперу пальцем. — Подумайте, Орлов. Мелких воров вешают, да? Но крупные уходят. — Он имел в виду старую русскую пословицу, значившую примерно «укради три копейки, и тебя повесят, укради пятьдесят и тебя похвалят».

Капитан знал, что не оставалось места ни для каких полумер. Они атаковали как британский, так и американский флоты. Они не встретят никакого дружественного корабля в мире, ни сейчас, ни когда-либо. Он знал, что несет полную ответственность за выбор, который сделал в разгар боя, но не мог сказать, мог ли он поступить иначе. Англичане атаковали его своими кораблями и самолетами, полные решимости обнаружить и уничтожить «Киров». Капитан понимал, что поступил так, как поступил бы любой подготовленный морской офицер в подобных обстоятельствах — он оборонялся, используя все мастерство и все средства, имевшиеся в его распоряжении. Он изо всех сил постарался вцепиться в этот образ себя, используя весь свой немалый ум, чтобы оправдать свои действия, вне зависимости от того, насколько порочной была эта логика и сколько vranyo тонко вплелось в его рассуждения.

Имея Орлова на своей стороне, он мог рассеять это ощущение затравленности и изоляции, преследовавшее его. Несмотря на все свои амбиции и настойчивость в продвижении окольными путями, Карпов взвалил слишком большой груз на свои покатые узкие плечи, когда «перегрыз последний провод». Он начинал ощущать тяжесть того, что сделал и искал союзника, сильную руку, способную поддержать его.

— Я полагал, что могу рассчитывать на вас, Орлов. Посмотрим правде в глаза, поставим вопрос ребром и примем решение, — он повторил все старые аргументы, все, что он смог придумать в темной безопасной мышиной норе. — Мы никогда не вернемся, и никто в Североморске не привлечет нас к ответу за то, что мы сделали. Мы ни отвечаем ни перед кем, кроме самих себя, понимаете? Это война, мы на военном корабле и располагаем достаточной силой, чтобы взять историю за горло, если мы решим, что это нужно. Но для этого нужен человек, а не старый колеблющийся адмирал со слишком большим количеством полос на рукавах. Время Вольского прошло. А что же вы и я? У нас впереди достаточно лет жизни и власть сделать эти годы максимально благоприятными. Мне нужно знать, кто вы, Орлов. Человек или намерены стоять на мостке как школьник, когда вернется Вольский? [108]