Церемония жизни - Мурата Саяка. Страница 19

— Ну что ж! Конечно, у каждой семьи свои особенности… Да и с учебой у Мидзухо все очень даже неплохо… — выдавила она. И залпом допила оставшийся в чашке чай.

Когда дочь вернулась из школы, Есико рассказала ей о визите классной. Но Мидзухо лишь спокойно пожала плечами:

— Ну, она же самая обычная, человек из толпы. Все лягушки повторяют то, что квакают в их болоте.

Но Есико все не успокаивалась.

— А другие в школе что-нибудь говорили? Если что не так — давай обсудим!

На что старшая дочь ответила невозмутимо — и как-то очень по-взрослому:

— Мама, ты правда надеешься, что в этом болоте тебя поймут? Если нам вместе хорошо, то пускай все идут куда подальше! Не переставай это повторять, иначе нам просто не выжить!

Друзья-подруги то и дело донимали Есико вопросами. «А вы с ней правда лесбиянки?» «А не проще ли сразу говорить, что вы снимаете одну квартиру на двоих, потому что не хватает денег?» Так бы и пнула таких под зад! Или они сами в юности не обещали кому-нибудь: «Если до старости мужей не найдем, будем жить вместе»? Мы с Кикуэ, в отличие от вас, просто выполнили свои обещания. Что еще не понятно? Но понимавших, увы, было по пальцам пересчитать.

Иногда по ночам она плакала — от ужаса за то, что навьючивает на бедных детей непосильную ношу. Кикуэ на словах оставалась неколебима. «Дом с двумя матерями — идеальная для воспитания среда. Дети рады, и это главное!» — твердо повторяла она, хотя все чаще украдкой записывала свои страхи в блокноте.

Так, поддерживая и подбадривая друг дружку, они прожили сорок лет. Все три их дочери выросли очень дружными и были всегда готовы прийти на помощь.

Старшая дочь вышла замуж, уехала на остров Кю́сю, куда ее мужа перевели по работе, и родила ему двоих детей. Средняя перебралась во Францию и училась на переводчика. А младшая закончила университет в Киото, да там же и подыскала себе работу по специальности. Каждая из девочек живет по-своему счастливо…

Когда же Есико известила дочерей о болезни Кикуэ, старшая предложила:

— Может, мне пожить с вами? О маме Кикуэ даже не говорю, но я волнуюсь и за тебя…

— Не заморачивайся, — ответила Есико. — Занимайся детьми, пока они еще маленькие. Рак, конечно, беда, но операция должна помочь, она быстро поправится. Это примерно как удалить аппендикс…

Вторая дочь разревелась в трубку и собралась тут же мчаться в аэропорт, чтобы вылететь ближайшим самолетом в Японию, но Есико осадила ее, напомнив, что один ее авиабилет обойдется дороже, чем стоимость операции и все их больничные расходы заодно.

Младшая в ближайшие же выходные примчалась на «Синкансэне», но уже через пару дней, опомнившись, умотала обратно.

— Вот так и остались — ты, да я, да мы с тобой… — вздохнула Кикуэ, когда их младшенькая умчалась из больницы в ночь на такси, чтобы успеть на последний поезд.

— Так оно и было всю жизнь, разве нет? Это и есть семья. Птенцы должны улетать из гнезда… — отозвалась Есико, желая успокоить больную. Но судя по тому, как поспешно Кикуэ схватилась за ручку и блокнот, сама эта мысль ее, скорее, расстроила.

Любовников у Кикуэ хватало во все времена, но последний мужик, на пятнадцать лет младше нее, как только услышал о раке, тут же исчез с горизонта, что, конечно, подбавляло в ее депрессию особого яду.

— Прости, что заставила ждать! Теперь мне чуток полегче… — сказала Кикуэ, как только вернулась из ванной, на ходу вытирая волосы полотенцем. — А я здесь, представь, умираю от скуки. Магазинчик на первом этаже — единственное развлечение!

— Что ж не подцепишь своим языком какого-нибудь красавчика? Ты же умеешь!

Кикуэ мрачно скривилась.

— Мужики на пороге смерти — не в моем вкусе… Хотя в хирургии вроде лежит один симпатичный! — тут же добавила она, слегка покраснев.

— Ну вот, ветра в парус! Раз в хирургии — значит, выкарабкается… Может, ночью удастся прошмыгнуть к нему в палату?

— Ну, пока я разок пообщалась с ним в комнате отдыха. И номер палаты выведать не успела… Может, подберешь для меня какую-нибудь помаду внизу?

Когда Есико стала сушить ей волосы феном, Кикуэ заметно повеселела. Роскошная черная копна, которой она гордилась всю жизнь, отливала теперь серебром, а ближе к темечку поредела.

— Значит, помаду?

— Было бы круто! Да, и еще… мне назначили дату операции. На следующей неделе.

— Вот как?

— Это в будний день, так что детей не баламуть! Особенно Мидзухо. У нее обостренное чувство ответственности. Сразу все бросит и примчится сюда, как ошпаренная, непонятно зачем. Только раскудахтается зря.

— Ладно, детям не скажу, — кивнула Есико. И вдруг с ужасом представила: а во что превратится ее собственная жизнь, останься она вдруг без Кикуэ? Ее родители уже мертвы, дети далеко. Если чью-то судьбу и способна искорежить вся эта больничная эпопея, то лишь ее собственную…

— Ах да! И пожалуйста, заодно купи мне новый блокнот. У меня этот уже заканчивается…

Кикуэ выглядела почти счастливой. Похоже, ей удалось успокоиться — и уже не терпелось сочинять дальше свои дурацкие стишки.

— Перестань изводить бумагу! — выпалила Есико чуть громче обычного, пытаясь отогнать наползающую тоску.

— Может, показать тебе мое последнее?! — с издевочкой поддразнила Кикуэ.

— Спасибо, обойдусь! Дались мне твои дешевые порнофантазии!

— Кто знает? А вдруг это — посвящение тебе?

— Тогда тем более читать не буду. Ишь, чего выдумала!

— М-да, умеешь ты обидеть поэта… Ой, смотри, что там! — вдруг воскликнула Кикуэ, указывая куда-то за окно.

Есико взглянула. Там, за окном, шел снег.

— Это же готовое хайку! «Руки семьи моей — сушат мне волосы феном — под снегопад на том берегу!» Как тебе?

— Кошмар! — оценила Есико, выключила фен и застыла, глядя на снег за окном. — Интересно… какими мы стали бы по отдельности, если бы не решили жить вместе?

— Хм-м… Я думаю, такими же и остались бы. Обсуждали бы всякие глупости, ругались то и дело — но все равно цеплялись бы друг за дружку.

— Да, наверное…

Неужели в результате их жизни вдвоем на свет появилось то, чего раньше не было? Сложно сказать. Но если бы Кикуэ вдруг умерла — никто не оплакивал бы ее горше и безутешней, чем Есико. Ни один из ее бывших любовников, это уж точно.

— Если будет так сыпать и дальше, сугробы перед нашим подъездом придется разгребать лопатой, — заметила Кикуэ.

— Вот-вот! Так что давай-ка… возвращайся домой поскорей!

Кикуэ усмехнулась. Видимо, уловила, как командный голос Есико предательски дрогнул на середине фразы.

— Обязательно. Это же наш дом. Не надейся, я не позволю тебе наслаждаться им в одиночку!

Снег валил все сильней, за окном совсем побелело.

— Как же… красиво, скажи? — пробормотала Кикуэ, подаваясь, точно малый ребенок, всем телом к окну. Исписанный до последней страницы блокнот вдруг выпал из ее морщинистых рук — и улетел под больничную койку.

Время большой звезды

Одна маленькая девочка вместе со своим папой переехала в маленький городишко, затерянный в глухой провинции очень далекой страны. Как объяснил ей папа, так нужно для его работы, поэтому теперь они будут жить в этом городе сами по себе.

— Эта страна не совсем обычная, — предупредил он дочь. — Люди здесь никогда не спят.

— Чем же они занимаются по ночам?

— Ночей здесь не наступает, хотя и делается темно. Поэтому ты можешь гулять по улицам в любое время суток.

Услышав это, девочка очень обрадовалась. Вот здорово! В обычной стране гулять, когда за окном темно, позволено только взрослым. Значит, она уже подросла?

— И у меня даже не будут слипаться глаза?

— Ветер с песчаных скал приносит волшебную пыль, благодаря которой спать больше нет никакой нужды…

Жизнь в этом городе и правда текла очень странно. С восходом солнца, едва небо окрашивалось голубым, все начинали хмуриться. «Большая Звезда пришла!» — вздыхали горожане и спешили укрыться в своих жилищах. А как только опять темнело — наступало Время Маленьких Звезд, и город вновь оживал. На взгляд его обитателей, Большая Звезда подбиралась к ним нестерпимо близко, палила слишком жарко и сияла чересчур ослепительно. А уж во время Маленьких Звезд по всему городу работали кондитерские лавки и магазины игрушек, в которых было вечно полно детей.