По естественным причинам. Врачебный роман - Люкке Нина. Страница 15

– Я должен поведать тебе еще кое о чем, о чем я думал с тех пор, как ты вышла на связь в пятницу. Не собирался говорить этого, но теперь возьму и скажу как есть. Знаешь… в конце девяностых я участвовал в одном корпоративном семинаре, что-то вроде тимбилдинга, они были популярны в то время, так вот одним из заданий было представить себя через десять лет. Где ты, чем занимаешься, чем интересуешься, о чем мечтаешь. Без оглядки на реальные обстоятельства. Нужно было дать волю фантазии, сконцентрироваться на своих желаниях и мечтах, а не думать о своих способностях и возможностях. Если ты хотел стать рок-звездой, известным киноактером, космонавтом – так и надо было написать.

Приносят мое пиво, я поднимаю бокал:

– За нас!

Бьёрн кивает, поднимает стакан, но тут же ставит его на стол, не пригубив.

– Я написал: Жить с Элин на Оскарс-гате, – продолжает он. – Не задумываясь ни на секунду. Просто взял и написал. Жить с Элин на Оскарс-гате. К тому моменту я был женат на Линде восемь-девять лет, и у нас только что родился четвертый ребенок. Написав это, я тут же изорвал бумажку в клочья.

– Вот как? – только и говорю я. Не знаю, что еще на это сказать. Мне нечем ответить ему, ведь я вовсе не думала о нем все эти годы, и в этот момент я очень об этом жалею, ведь было бы справедливым отплатить ему тем же. Я снова в этом чертовом минусе – от одной мысли об этом мне хочется пить еще и еще, без остановки, пить всю жизнь. Принесли еду, мы ковыряемся в своих тарелках, Бьёрн рассказывает, что с самого начала он следил за моей жизнью, что он знает, когда я вышла замуж, когда родила детей, когда мы переехали в Гренду, когда я получила лицензию врача, когда начала практику в нашем медицинском центре. Я сижу с полным ртом баранины и не могу вымолвить ни слова. Он знает, какое место Аксель занял в этом сезоне в гонке «Биркебейнерреннет», какое – в «Марчалонге», да и во всех остальных.

– Но я лишь узнавал то, что может узнать кто угодно, то есть то, что есть в Интернете.

Я пью уже третье пиво, а Бьёрн только первое. Я по-прежнему не представляю, что сказать. Бьёрн продолжает. У него есть коробка, где он хранит наши проездные билеты, билеты из кино, чеки, из мест, куда мы ходили вместе, и иногда он достает эту коробку и рассматривает все эти вещицы. Он вспоминает о нашем железнодорожном путешествии до Греции с проездным интеррейл.

– Помнишь, как мы всюду таскались с огромными рюкзаками и спали на привокзальной площади в Афинах вповалку с другими туристами? Такое я бы ни за что на свете не мог пережить с Линдой.

Наши руки лежат рядом. Мои меньше по размеру, но, не считая этого, они совершенно одинаковые – крупные, с длинными узловатыми пальцами.

Откровения Бьёрна вызывают у меня чувство нереальности, словно я перемещаюсь во времени, совсем как в том сериале, о котором я напрочь забыла, ведь здесь, в этом темном ресторане, начинается что-то новое. Именно здесь земля под ногами дала трещину, и то, что мне казалось бетоном и асфальтом, вдруг оказалось песчаным дном, состоявшим из миллиардов песчинок, ни одна из которых в отдельности не несет ответственности за уже начавшееся неуклонное движение тяжелой массы.

Но я все еще пребываю в уверенности, что я всего-навсего ужинаю вместе с бывшим возлюбленным, поскольку, судя по всему, переживаю кризис среднего возраста, а может, и кризис супружеских отношений, и мы с бывшим сидим и вспоминаем прошлое, как он и предположил в предшествующей встрече переписке. В отличие от Бьёрна, я ничего не скрыла от своего супруга, и скоро я поеду домой, и мы с Акселем посмеемся над всей этой историей. Мы будем стоять на кухне и смеяться, Аксель будет пить воду из литровой фляги, а я – вино из своего аквариума.

– Я не знаю, что сказать.

– Я тебя прекрасно понимаю. Я вовсе не собирался на тебя все это вываливать. Но… когда ты вышла на связь в пятницу, я невероятно обрадовался. «Что случилось?» – спросила Линда. «Элин добавила меня в друзья», – ответил я. Тогда Линда спросила, с чего бы тебе вдруг выходить на связь со мной, и сказала, что если я встречусь с тобой, то между нами все кончено. Но она угрожает мне разводом, даже если я просто забуду вынести мусор.

– Господи.

– Да-да. Вчера она пригрозила разводом, когда узнала, что я позволил себе выпить пива, хотя было воскресенье. «Может, ты и права, – ответил я, – может, нам правда стоит развестись». Такое ощущение, что одна лишь уверенность в том, что мы с тобой увидимся, придала мне сил, я ведь без конца думал о тебе с пятницы и теперь осмелился сказать ей то, что никогда не говорил – и она испугалась. Раньше она без конца кричала, что хочет развесить, а я ее успокаивал. «Что ты имеешь виду?» – спросила она. Я ответил: «Возможно, нам правда стоит развесить». – «Но развод – не решение», – сказала она. «Ты ведь сама предложила развестись, – ответил я. – У нас действительно проблемы». – «Это у тебя проблемы», – ответила она. «А у тебя разве нет? – спросил я. – Можно подумать, ты счастлива?» – «А что ты подразумеваешь под счастьем? Думаешь, можно вечно ходить как дурачок и радоваться всему?» – ответила она. «Но разве со мной ты счастлива? – спросил я ее. – Ты же даже не смотришь на меня». – «Ты считаешь, можно ходить и таращиться друг на друга тридцать лет кряду?» – ответила она. Ты знаешь, она вообще на меня не смотрит. Бывает, взглянет только, если я ее чем-то разозлю. Если допустил очередной промах, если раздражаю ее. Вот тогда смотрит, да. «Что ты имеешь в виду, развестись?» – снова спросила она. И так по кругу. В конце концов мы просто взяли и легли спать. Когда рядом есть кто-то – дети, внуки, родственники, друзья, приятели по клубу гурманов – или же мы сидим в саду и пьем кофе, и кто-то из соседей заводит разговор, – то есть когда мы так или иначе находимся в обществе, при взгляде со стороны никогда и не скажешь, что у нас что-то не так. Когда же мы одни, ей тут же нужно отыграться. Она может и слова не сказать за весь день, а потом пропесочить меня ни с того ни с сего за какую-нибудь мелочь.

Бьёрн берет приборы и начинает ковыряться в еде, но тут же отодвигает тарелку.

– Я никогда не мог бы поговорить с Линдой так, как с тобой. Я понял это в ту же секунду, когда ты вошла в кафе, и мне тут же захотелось поделиться с тобой всем, как раньше. Помнишь, как мы не спали ночами и болтали? Но ты наверняка думаешь, что я просто сумасшедший, раз сижу тут и распинаюсь перед тобой. Но я не сошел с ума. У меня никогда и ни с кем не было таких отношений, как с тобой. Следить за твоей жизнью, знать, что ты есть, – одно это меня утешало.

Я сглатываю и киваю. И снова сглатываю. И допиваю пиво.

– Я закажу еще пива. Ты будешь?

– Да, с удовольствием, – отвечает Бьёрн и наконец осушает свой стакан.

Официант приносит два пива, и мы чокаемся. Я пью четвертое пиво, Бьёрн – второе. Бьёрн со стуком ставит свой стакан.

– И уж коли я начал: сексом мы не занимаемся. То есть вообще. Мы не спали более пяти лет. Я четко помню, когда был последний раз – в Сочельник пять лет назад.

– Вообще никакого физического контакта?

– Нет. Максимум поцелуй в щеку, да и то нечасто. Ей секс больше не нужен, она считает, что для нас это пройденный этап. Зато сообщения пестрят нежными словами, поцелуйчиками и сердцами. И все эти фотографии, которые она без конца выкладывает. Порой я смотрю на ее фото и комментарии к ним, и во мне загорается искра надежды, и я думаю: кто эта женщина, что рассказывает нашу историю всему миру, неужели это на ней я женат, неужели это наша жизнь, такая потрясающая жизнь. Но когда мы вновь видимся, все возвращается на круги своя. Я очень тактильный человек, физический контакт мне жизненно необходим, но каждый вечер, уже в кровати, она лежит рядом со мной и либо сидит в «Инстаграме», либо переписывается с детьми. Только это ее интересует.

– Ты с кем-нибудь говорил об этом?

– Нет.

– Ни с друзьями, ни с коллегами, ни с кем?

– Нет. Я ни с кем этого не обсуждал, только сейчас с тобой.