Это всегда был он - Хилл Алекс. Страница 8

– Не знаю. Но нельзя же просто молчать об этом.

– Так, ладно! Никому от наших кислых мин легче не станет, – Нестерова хватает меня и Леру за руки. – Нам нужно еще успеть в деканат до начала пары.

– Зачем? – Я удивленно хлопаю ресницами, шагая следом за подругой.

– Затем, что места в автобусах не бесконечные.

– В каких автобусах? Куда ты нас тащишь? Думаешь, стала старостой, так тебе теперь все можно? – хнычет Карпенкова.

Лина останавливается и оглядывается:

– Вы чем меня слушаете вообще? Я же в среду рассказывала о посвящении в первокурсники. Ну вот, оно завтра!

Пока мы поднимаемся на второй этаж, девочки принимаются обсуждать предстоящую поездку, а я все не могу отделаться от липкого ощущения непонимания. Лина сказала фразу, которую часто можно слышать в интервью, после ужасающих событий – «Никто даже представить не мог». Но как это может быть правдой? Кто-то ведь был с ним рядом, с этим Мишей. Он с кем-то дружил, кого-то любил. У него, в конце концов, должны быть родители! Неужели совсем никто не замечал, что творится в его душе? Неужели никто не видел, как он подходит все ближе и ближе к краю?

Ультрамариновый «Форд Фокус» несется по дороге мимо ГРЭС, выпускающей в утреннее небо белые клубы пара, будто ее главной задачей является производство облаков, а не электроэнергии. Саша крепче сжимает руль, щурясь от солнечных лучей.

Год назад в этот день погода была совсем другой: серое небо, темные грозовые тучи, холодный ветер, но эти различия не спасают от воспоминаний. Каждая минута того дня, каждое слово и взгляд друга выжжены на сердце, из-за чего даже обычное дыхание вызывает сегодня десятиметровые волны боли. Почему Саша все еще дышит, а Миша нет? Разве это справедливо? Чувство вины, неуправляемое и сокрушительное, пронизывает каждую клетку и заставляет вдавить педаль газа в пол. Окна в автомобиле распахнуты, ветер хлещет Сашу по лицу, путает волосы и забивает нос, но этого мало. Ему нужно больше. Нужно больнее.

Звонок мобильника едва слышен за завыванием ветра. Саша бросает взгляд на телефон, закрепленный на приборной панели, стискивает зубы, еще крепче вцепившись в руль, и рывком упирается затылком в подголовник кресла, снижая скорость. Отвечать нет желания, но он не может так поступить. Только не с ней. Он бьет по экрану, принимая звонок, и прижимает телефон к уху, правда, ком в горле мешает выдавить даже короткое приветствие.

– Сань, – тихо зовет его мелодичный голос, – ты тут? Ты меня слышишь?

Он молчит. На мгновение прикрывает глаза, чтобы справиться с удушающим раскаянием, которое вот-вот может вылиться жалкими слезами, и вновь устремляет мутный взгляд на дорогу.

– Знаю, ты не хочешь говорить. Я просто… я… – Из динамика доносится всхлип, и Саша действительно перестает дышать. – Пожалуйста, Сань… пожалуйста, скажи, что…

– Я в порядке, – с трудом выдавливает он. – Все хорошо. Правда. Я справляюсь.

– Еще раз я этого не вынесу.

– Не придется.

– Где ты?

– Еду в универ.

– Врешь.

– Вру, – не пытается оправдаться Саша, хорошая ложь требует слишком много сил. – Я наберу тебе позже, ладно?

– Ладно. Я тебя люблю. Ты это помнишь? И ты нужен мне. Каждый день. Всегда!

– Конечно. Так и будет.

Морев завершает звонок и отшвыривает телефон на заднее сиденье. Автомобиль с ревом снова набирает скорость, легкие Саши горят, словно кто-то разжег тысячи костров, которые складываются в жуткие слова – «Ты во всем виноват».

Глава 3

Университетская база отдыха на берегу реки Дон чем-то напоминает детский лагерь. По территории разбросаны цветные фанерные домики, деревянные беседки, массивные столы и скамейки, укрытые в тени раскидистых зеленых крон. «Удобства» спрятаны в кирпичных постройках, на крыше которых установлены пластиковые бочки с водой, несколько кухонных зон общего пользования с рядами раковин и большими мусорными контейнерами разместились то тут, то там. Поляна недалеко от въезда отведена под волейбольную площадку, а с противоположной стороны базы можно найти спуск на песочный пляж. Территория огромна, я даже боюсь представить, сколько гостей она может вместить, но сейчас большая часть этого «райского» уголка занята студентами политехнического университета. Причем не только первокурсниками, в честь которых и устроена эта поездка, но и активистами старших курсов. Кто-то же должен следить за желторотиками и напоминать, что курица – не птица, а первокурсник – еще никакой не студент.

На четырех больших автобусах на базу приезжают счастливчики, успевшие внести в списки свои имена. Кто-то из ребят добирается на личных автомобилях, из открытых окон которых звучат громкие басы и крепкие словечки. Мы с Лерой и Линой сидим на лавочке у одного из домиков, дожидаясь заселения, и наблюдаем, как парни таскают коробки с едой и напитками.

– Строители? – обращается к нам высокая и стройная девушка, держащая в одной руке папку, а во второй – карандаш.

– Дизайнеры, – отвечает Лина.

– Значит, вы со мной. Фамилии.

Лина бегло называет нас, а девушка делает пометки.

– Будете спать вон там, – указывает она на небольшой желтый домик, крыша которого оплетена густым плющом. – Можете отнести свои вещи, а я пока найду вам соседок. Фух! Ну и парилка тут!

Девушка пару раз взмахивает папкой перед лицом, раздувая темные волнистые пряди, которые липнут к взмокшему лбу и шее, и блаженно прикрывает глаза, вздыхая. Бедняжка. Наверное, она здесь с самого утра, приехала первым рейсом.

– Нужна резинка? – спрашивает Лера.

– А есть?! Было бы супер! Моя сумка черт те где, – цокает она языком. – Я Аня, кстати. Староста третьего курса ГСХ. Если вдруг что, смело обращайтесь ко мне.

– Я Лина!

– Лера!

– Настя! – представляемся мы по очереди.

Зеленые глаза Ани, которые кажутся завораживающе яркими из-за окружающей нас растительности, дружелюбно блестят. Она, улыбаясь, вручает мне папку с карандашом, берет резинку-пружинку из рук Леры и наклоняется, собирая пучок на макушке.

– Вот так-то лучше. Какая же жара, – причитает Аня, путаясь пальцами в густых волосах.

– Это все потому, что я здесь. – К ней подкрадывается парень в красной борцовке и щиплет за плечо. – Смотри, не схвати тепловой удар. Из средств помощи здесь только коньяк и пиявки.

– Уж я-то постараюсь, – кокетливо говорит Аня, выпрямляясь, и упирает руки в бока. – Не люблю пиявок.

– А коньяк, значит, любишь?

Они смотрят друг на друга несколько секунд, словно обмениваясь воспоминаниями, о которых не стоит говорить вслух. Между ними чувствуется игривое противостояние, и даже мне становится жарко. Может, лучше оставить их наедине?

– Там последних привезли, – парень кивает в сторону. – Поможешь посчитать?

– Да, я… – Аня оглядывается на нашу тройку и прищуривается. – Ли-на, Ле-ра, Нас-тя…

– Нет, только не это! Бегите, пока я ее держу! – вскрикивает парень и обнимает Аню за плечи, крепко прижимая к себе.

– Вит, отвали! – Она бьет его локтем под ребра. – Я же так никого не запомню! И так каша из имен в голове!

– Поздно, – сочувственно вздыхает он. – Простите, девчонки, мне вас уже не спасти. Я Витя, если что. А эта ненормальная привыкла коверкать чужие имена.

– Я не коверкаю, а сокращаю. Берегу свой жесткий диск, – Аня стучит пальцем по виску. – Значит, вы, Лина и Лера, будете – Эл номер один и номер два, или нет – Эл в квадрате. А ты, Настя… хм-м-м… Настюша, Стюша, Стю… Вот! Ты будешь – Стю!

Витя закатывает глаза, а мы с девчонками хихикаем, потому что энтузиазм и наивная жизнерадостность Ани не оставляют шанса для глупых обид. Возвращаю ей папку и расслабленно усмехаюсь:

– У тебя, конечно, и без того имя короткое, но… по твоей логике, ты должна быть – Эн?

– А ты сечешь, – подмигивает мне Аня. – Если будет желание, приходите на кухню часа в четыре. Мне не помешает помощь с огурцами и бутербродами.