"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет. Страница 71

Ветер заметно усилился и начал срывать с меня плащ, точно нетерпеливая любовница. Я задумался о Франциске и нашей сегодняшней встрече. Внешность этого француза оправдала мои ожидания, чего нельзя сказать о его манерах. Казалось, он высмеивал все подряд и наслаждался, поражая окружающих своими выходками, не подобающими королю. Он был напрочь лишен монаршего достоинства, несмотря на все его титулы и военные победы.

Военные победы… война. Когда-то я сражался здесь против Франции. Нашего исконного врага. Французские бризы веяли нежностью, а яблоки радовали сочностью, особенно в этой местности. А ведь их наливной спелости могли радоваться сами французы…

* * *

Я провалился в сон, словно одурманенный вином, может, и впрямь опьянел от ночного воздуха. Или туманные образы, которые я силился, но не мог воскресить в памяти, стали причиной тяжелого забытья… На следующее утро я проснулся поздно, солнце заливало лежавший возле кровати яркий шелковый ковер с красно-синими узорами. Вдруг раздалось тихое металлическое постукивание, и из-за откинутого бархатного балдахина на меня уставился король Франции. По губам его блуждала сардоническая усмешка.

— Я пришел сыграть роль вашего камердинера. Мне хочется послужить вам, — заявил он, отвесив низкий поклон.

Где же камергеры? Как удалось Франциску проникнуть в мою спальню? Как он посмел ворваться сюда? Франциск застал меня в самом уязвимом положении, и с этого момента я решительно невзлюбил его, впрочем, он и раньше не вызывал у меня симпатии.

Я спустился с высокой кровати и смерил взглядом незваного гостя. Разряженный в пух и перья, он стоял подбоченившись и улыбался. Франциск наверняка догадывался, что мне захочется воспользоваться ночной вазой, однако не двигался с места. Я же был не намерен облегчаться в его присутствии.

— Как вы сюда попали? Мои гвардейцы… — сухо начал я.

— …обрадовались возможности пропустить к вам короля Франции, — закончил он.

Я огляделся. Где моя одежда? Гардеробмейстера, очевидно, отпустили вместе с остальными слугами. Что за наглость! Я решительно прошел в туалетную комнату, где хранились мои вещи. По большей части они лежали в сундуках, но часть гардероба оставалась на вешалках.

— Раз уж вы пожелали быть моим камердинером, — сказал я Франциску, — то выбирайте мне наряд.

Пусть уж болван исполнит эту нелепую миссию!

Франциск направился к длинной вешалке с крючками. На каждом висела одежда. Он задумчиво прошелся вдоль пестрого ряда и наконец выбрал бордовый камзол и подходящий к нему плащ.

— Такой наряд подчеркнет завидный цвет вашего лица, — заявил он, усмехнувшись так, будто выдал остроумное замечание.

Я поспешно застегнулся и даже накинул плащ, с неудовольствием отметив, какое редкостное преимущество получает одетый человек перед голым, особенно когда застает его со сна врасплох. Франциск продолжал бесцеремонно наблюдать за моим туалетом, и глупая ухмылка, казалось, навечно прилипла к его хитрой носатой физиономии. Он безостановочно щебетал обо всем на свете, опуская лишь одно: причину его небывалого визита.

Не удержавшись, я все-таки спросил:

— Зачем вы навестили меня?

— Чтобы узнать вас получше, mon frиre. Посмотреть, как вы выглядите в натуре.

Какой же он лжец! Я уже собирался высказаться откровенно, когда в дверях появился брадобрей Пенни, который ежедневно подравнивал и мыл мою бороду. Он принес чашу с ароматной горячей водой, полотенца, гребни, ножницы и бритву. Я опустился в кресло и отдал себя в его распоряжение.

На плечи мне легло большое белое полотенце, и Пенни, взмахнув серебряными ножницами, принялся колдовать надо мной. Франциск продолжал наблюдать, не сходя с места. Уйдет он наконец или нет? Мой гнев нарастал с каждой минутой.

— Как странно, что вы пользуетесь такими грубыми ножницами, — с притворным удивлением заявил Франциск. — Во Франции давно перешли на более изящные и удобные. Уверен, они и вам понравятся, когда у вас появится возможность сравнить их.

Я действительно возненавидел этого лицемера. Однако я не так ловок и скор на остроумные ответы, как Уолси и мой шут Уилл.

Уилл:

Ну вот, попал в одну компанию с Уолси! Комплимент или оскорбление?

Генрих VIII:

— Меня вполне устраивают привычные инструменты, — выдавил я. — Они отлично знакомы с моей бородой.

— Однако слишком старые знакомства порой приедаются… Так бывает, к примеру, в супружеской жизни!

Ножницы Пенни порхали возле моей шеи. Я не смел даже пошевелиться.

— Вашей собственной? — решил уточнить я.

— Я женат едва ли пять лет, — пожав плечами, бросил он. — И уже трое детей…

— Третий еще не родился, — резко возразил я.

— Это скоро произойдет, — мечтательно произнес Франциск. — Надеюсь, будет девочка. Я хотел бы дочку, ведь у меня уже есть двое сыновей…

— Тогда вам придется быть преданным вашей дочери так же, как вашей матери. Дочерняя любовь — высшая награда, благословенная Господом.

Весь свет знал, что Франциска с матерью связывали отношения, противные человеческой природе. Говорили, что он и шага не может сделать без материнского совета и ежедневно запирается с ней до полудня для «совещаний». Она, в свою очередь, называла его «mon roi, mon seigneur, mon César et mon fils» [51].

На мгновение самодовольное выражение исчезло с его физиономии.

— И правда, — опять улыбнувшись, продолжил он. — Я назову ее именем моей любимой матушки. Разве мыслима более великая честь?

«Очевидно, немыслима, — подумал я. — Жаль, что вы не смогли сами жениться на вашей mère» [52].

Он был поистине отвратителен.

Уилл:

Возможно, и самому Генриху захотелось бы уединиться с родной матушкой, кабы она еще была жива. Как тесно связаны ревность и отвращение? Почему никто из ученых мужей до сих пор не озадачился этим вопросом? Я лично нахожу его более увлекательным, чем унылые споры, которые нынче яростно ведутся об истинной сути евхаристии.

Генрих VIII:

Пенни закончил свою работу. Я встал с обтянутого кожей кресла, сбросил полотенце и выразительно заявил:

— Мне необходимо заняться делами.

Однако Франциск продолжал стоять передо мной с глупой улыбкой. Неужели мне надо взять флаг и помахать им перед его затуманенными глазами?

— Благодарю вас за помощь, — добавил я, — но сейчас меня призывают королевские обязанности, и нам следует разойтись.

— Вы правы, — кивнул он. — Однако мы еще встретимся… после полудня, на первом турнире.

По этикету мне полагалось проводить его к выходу. Неохотно я покинул вместе с ним спальню, пересек темную комнату и открыл дверь в большую гостиную. Добрая дюжина слуг с интересом уставились на нас.

— Bon jour [53], — приветствовал их Франциск, приподняв украшенную пером шляпу.

Приемная зала составляла шагов двадцать в ширину. Мы не прошли и половины, как Франциск вдруг резко остановился. Приложив палец к щеке, он игриво приподнял левую бровь. Потом, сдернув с головы шляпу, отбросил ее в угол.

— А давайте-ка поборемся, брат! — воодушевленно предложил французский король.

Он опять застал меня врасплох. Я не успел встать в стойку, когда Франциск, нарушая все правила, начал наступать на меня, нещадно нанося удары, и в итоге сразу опрокинул меня на спину.

Удивленные придворные смотрели сверху на мой позор. Теперь я понял, почему Франциск выбрал для меня столь тесный наряд — он буквально лишал меня свободы движений. Отступив назад, этот притворщик начал гримасничать, изображая ужас.

— О! О! Sacrebleu! [54] — затараторил он.