Там мое королевство - Демишкевич Анастасия. Страница 21

Пока мы идем через снова ставший осмысленным мир, ты рассказываешь мне про своего «мудацкого» эгоистичного мужа и ваш развод. Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это. Если бы я была рядом, ничего такого бы не произошло. Я бы защитила тебя.

– А ты встречаешься с кем-нибудь?

– Да, но ничего серьезного. По крайней мере, замуж я не собираюсь, – отвечаю я.

– Ты всегда такой была, – улыбаясь, говоришь ты.

– Ты тоже такой была. Когда-то. Прости, – тут же спохватываюсь я, потому что разговор начинает уходить в прошлое.

– Да ничего. Я просила не говорить сама знаешь о чем, а не о прошлом вообще.

– Это хорошо. А то я боялась даже использовать прошедшее время.

Теперь я улыбаюсь тебе максимально естественно. Ловлю себя на мысли, что так же, наверное, улыбался мой отец, и по спине бегут холодные мурашки.

– А у тебя тут и правда нереально красиво!

Мы зашли на мою дачу, она стоит немного в стороне от других, на краю леса, и лес как будто прорывается на ее территорию двумя большими соснами.

– Серьезно! Не могу поверить, столько кустов и цветов. Особенно цветы. Ты молодец, как тебе это удалось?

– Что удалось? – не понимаю я.

– Ну, вырастить так много красивых цветов. У тебя здесь прямо какое-то сказочное королевство.

Я удивленно смотрю тебе в глаза. Ты сказала «королевство» и, кажется, даже не вспомнила, как это слово много для нас когда-то значило.

– Не знаю, сначала ничего не получалось, – отвечаю я на твой вопрос, – а потом я стала много времени здесь проводить, и цветы меня успокаивали, поэтому я занималась ими все больше и больше. Ну вот как-то так и получилось.

– Меня тоже цветы успокаивают. Ты говорила, что у тебя есть вино.

– Да, сейчас принесу. Или ты хочешь зайти?

– Давай пока здесь посидим.

– Хорошо.

Позже вечером я звоню Ведьмаку и говорю, что ты слишком устала и уснула у меня на диване и, наверное, проведешь здесь всю ночь.

– Пусть отдыхает, – соглашается Ведьмак.

– Пусть отдыхает, – говорю я.

Ты просыпаешься часов в пять утра. Твои руки и ноги связаны, но так, чтобы тебе не было больно. Я лежу рядом с тобой на кровати и мгновенно реагирую. Заклеиваю тебе рот, чтобы ты не кричала. Сначала ты должна меня выслушать, а потом можешь и покричать.

– Я вырубила тебя амитриптилином и феназепамом, ты еще долго будешь чувствовать сильную слабость. Не пытайся кричать, сейчас рано, никто тебя здесь не услышит. Прости, я просто хотела, чтобы ты наконец выслушала меня.

Ты мычишь что-то непонятное через кляп.

– Прости, что все так. Я не причиню тебе вреда, не бойся.

Я глажу тебя по голове. Ты мотаешь ей из стороны в сторону и мычишь.

– Почему ты бросила меня одну? Я все время крутила этот вопрос в голове, он вращался, как обезумевшее чертово колесо. Все это время у меня было чувство, что я умираю, но никак не умру до конца. Я сейчас расклею тебе рот, пожалуйста, ответь на вопрос. Не кричи.

Я убираю скотч, ты делаешь два шумных вздоха, а потом все твое ослабленное тело начинает трястись и ты кричишь.

К счастью для меня, не очень громко. Ты сделала неверный выбор, и я снова заклеиваю тебе рот. Ты слабо бьешь руками и ногами по кровати, по твоим щекам катятся слезы и попадают на заклеенный рот.

– Прости-прости, – опять повторяю я, – и не плачь, пожалуйста, мне очень больно видеть твои слезы. Не надо кричать, я в любом случае отпущу тебя.

Кажется, эти слова вселяют в тебя надежду, и ты успокаиваешься.

– Я просто хочу поговорить с тобой. Послушай меня, пожалуйста.

Ты мычишь что-то, похожее на слово «хорошо».

– Я не буду говорить про Андрюшу, как и обещала. Не бойся.

С тех пор как ты улетела, почти каждую ночь я попадаю в один и тот же сон, в котором я по-прежнему в нашей комнате, напротив меня – разобранная кровать и твои вещи, разбросанные по полу. «Это ты? Ты вернулась?» – думаю я.

Слышу звуки пианино из соседней комнаты, теперь я уверена, что ты здесь. Я увижу тебя! В этот раз увижу. Нас разделяет темный коридор, в который выходить мне почему-то страшно, наверное, я боюсь, что он запутает меня, разветвится на десятки других, как было уже много раз, и я так и не смогу добраться до тебя. Я смотрю на полоску утреннего света из приоткрытой двери в конце бесконечного коридора и быстро иду к ней, стараясь не замечать ничего вокруг, чтобы не сбиться с пути.

Ты поворачиваешься на скрип.

– Я тебя разбудила? – спрашиваешь ты. – Прости!

Я кидаюсь к тебе и обнимаю. Твои волосы ничем не пахнут, но я смахиваю эту мысль, пока она не прижилась и не проросла во что-то страшное. То, что волосы не пахнут, может разрушить все.

– Конечно, не разбудила, ты не можешь меня разбудить. Милая моя, как давно я не видела тебя, как хорошо, что ты вернулась.

– Ты видела меня вчера, я уже месяц здесь, – говоришь ты и гладишь меня по волосам.

– Месяц? Но ведь ты только приехала!

Ты улыбаешься и качаешь головой:

– Я давно здесь, прошло тридцать дней, ты же знаешь.

– Но если прошло столько дней, почему я ничего не помню? Где была я, почему меня с тобой не было?

– Мы были вместе, – продолжаешь ты, – как обычно ты вставала раньше меня и шла ставить чайник.

– Я этого не помню! Этого не могло быть, если я не помню.

– Но все это было, – говоришь ты, – ты просто забыла, так бывает. Но знаешь, не обязательно пытаться вспоминать что-то, когда можно это вообразить. Хочешь, я расскажу тебе о каждом нашем дне, а ты только представляй?

– Хочу, – говорю я и кладу голову к тебе на колени, – пусть этот рассказ будет длинным.

– Он будет длинным, я обещаю, ты только засыпай.

Я закрываю глаза и надеюсь, что твой рассказ будет длиться вечность и я навсегда останусь здесь, с тобой.

– Ты просыпалась раньше меня и шла ставить чайник, – продолжаешь ты, – когда он закипал, ты приходила будить меня, а мне так не хотелось просыпаться. Ты аккуратно садилась на самый край кровати и начинала читать книгу, но знаешь, ты читала ее вслух, не очень громко, а так, чтобы слова едва до меня долетали. Мне, конечно же, становилось интересно, и я пыталась расслышать их и угадать книгу. Но сколько я ни пыталась, у меня никак не получалось, а на обложку я посмотреть не могла, так как притворялась спящей. Я начинала вспоминать все книги, которые вчера видела в комнате, но эта была не похожа ни на одну из них. А потом вдруг, услышав свое имя, свое настоящее имя, я поняла, что ты не читаешь книгу, а рассказываешь мне историю о нас.

Твой голос становится тише, растворяясь в окутывающем нас утреннем свете, и я засыпаю. Я засыпаю во сне, чтобы проснуться в мире, который я не выбирала.

Каждый раз, пробуждаясь, я испытываю шок от того, что память моментально наваливается на меня гранитной плитой, из-под которой я буду пытаться выбраться весь оставшийся день, не переставая думать о том, что тебя здесь нет. Удается выскользнуть из-под нее мне обычно только к вечеру, и тогда, когда заходящее солнце последний раз задевает верхушки деревьев, я вспоминаю, что ты оставила мне кое-что важное. Ты оставила мне мое имя, а я все еще помню твое, это значит, что где бы мы ни встретились – мы узнаем друг друга.

Но я не узнаю тебя. Ты назвала меня «Аней», а Аня – это не настоящая я. Скажи, что ты – это все еще ты.

Я отклеиваю тебе рот. Два жадных вздоха.

– Меня зовут Джеральдина, а тебя – Кимберли, – шепчешь ты срывающимся голосом, – пожалуйста, развяжи меня. Мне больно.

– Конечно, – отвечаю я. Ты назвала меня по имени, а значит ты – это действительно ты. Я тянусь к узлам, которые держат твою правую ногу.

Вместо того, чтобы развязать их, я достаю шприц из сумки, стоящей рядом, и проверяю катетер на твоей руке.

– Аня! Кимберли! Пожалуйста, не надо! Не надо! Не надо! Помоги…