Три кофейни - Прах Вячеслав. Страница 12

«…Если я никогда не боялся жизни, то почему я вдруг должен бояться смерти? Пьеро… Так прозвал себя не я, а мир, в котором остается только смеяться… Комедия? Нет, скорее драма. Трагедия… Мне не бывает плохо, и досада не мучает меня. А в сером коридоре не стены покрыты мраком, а дорога, ведущая в никуда. Мне не бывает больно, но все чаще мой смех становится громче. Пьеро. Так прозвал себя не я…

Она убеждала меня, что здесь делают самый лучший кофе в городе. Знаете, его вкус был действительно особенным, но не потому, что он был настолько изысканным, а потому, что этот кофе нравился ей. Одну чашечку на двоих. Глоток за глотком. Невероятное чувство близости… Незабываемый вкус. И знаете, я всегда думал, что губами нужно говорить. Но еще ими можно передавать свои чувства… Каждым касанием. С закрытыми глазами и открытыми объятьями. Передавать все то, что не имеет подходящих слов. Я всегда думал, что глаза нужно закрывать лишь перед сном. Просто не знал, что существуют такие моменты бодрствования, в которые я бы многое отдал, чтобы больше их не открывать. Даже время переставало дышать…

Сколько всего я мог сказать… Но я считал это постыдным, ведь мужчина должен выражать свои чувства не языком, а букетом, или прятать под красивой упаковкой подарка. Двадцать девять роз я подарил ей на день рождения. Двадцать девять синих роз. Она была так рада, что мы еще неделю после этого не могли застелить постель. Двадцать девять… Знаете, я бы все-таки сказал… мне всегда было что сказать. Мне нравились ее глаза, потому что в них не было моего отражения. Эти карие глаза были самыми светлыми в моей жизни. Я всегда видел в людях плохое только потому, что смотрел в них, как в зеркало. Каждый свой недостаток в другом человеке – как соринка в глазу. А тех немногих, в которых я находил свои достоинства, я уважал больше всех. Зеркало… Люди для меня были зеркалом, вот поэтому я так к ним и относился. Человеку порой и рот не нужно было открывать, чтобы я понял, с кем имею дело. Но в ней я себя, сколько ни старался, рассмотреть так и не смог.

Как только я уходил на работу, сразу представлял, как она лежит в моей синей рубашке и читает свою любимую книгу. Как начинает ждать меня, только вышедшего за порог квартиры, и думать, что приготовить мне на ужин. Перед возвращением я всегда знал, какое у нее настроение, еще на лестничной клетке. Если из квартиры шел вкусный запах, все было в порядке и после ужина можно было смело ставить очередной рекорд, но когда запах был не особо приятным или вовсе его не было – значит, что-то случилось. Я особо не разбирался в женщинах, но ее я познавал – страница за страницей, день за днем, и больше всего мне не хотелось эту книгу дочитывать до конца. Это только в сериалах любовь начинается с постели и заканчивается уже в другой. В настоящей жизни такого слова не существует, оно теряется в днях и используется как презервативы, которыми мы никогда не пользовались. Пусть она и остается в своих сериалах, а в жизни двоих главное – это понимание. Хотя ее понять было сложно, но я все же пытался, и иногда это даже получалось, но, в основном, мы жили страстью. Такое пошлое слово, но оно действительно самое подходящее. Как свечи, которые зажигают ночью… Капля за каплей расплавленного воска, они догорают и оставляют после себя неприятный дым. И каждый вечер эти свечи нужно зажигать заново…

Когда я впервые ей изменил, она запретила к себе прикасаться. Пыталась уйти, сбежать, но я не отпускал. Била меня в грудь и лицо, когда я крепко сжимал ее, и называла меня тем, кем я был после этого. Когда она достала нож, я впервые почувствовал, насколько она мне нужна и какой я… после этого поступка.

Глядя мне в глаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала на пол из ее запястья. Как только я сделал шаг, крикнула: “Не подходи!”, затем приставила нож к шее. Я не знал, что делать, мои руки дрожали, а сердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять… Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, была готова к следующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил из себя, чтобы она убрала нож и мы спокойно все обсудили. В ответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела, и, выпустив нож, она упала. Подбежав к ней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, но была жива. Слезы бежали у меня по лицу. Задыхаясь от боли, что обжигала мою грудь, я нес ее на руках к кровати. Она была жива…

Поутру я ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Она поцеловала меня в лоб и прижала к себе. В эту минуту я осознал, какая я тварь и ничтожество. И любой человек, посмотрев со стороны на эту ситуацию, сказал бы про себя: “Какая же она влюбленная дура!”

– Обними меня, пожалуйста, покрепче, – шепотом попросила она.

После этих слов я понял, что никого в этом мире нет ближе ее. Людей всегда можно кем-то заменить, но ее я больше заменять не хотел никем и никогда. Да, она не была женщиной моей мечты, и отца я ее ненавидел, а за что мне, собственно, его любить? Каждый мой день мог оказаться последним, и это я знал не хуже ее, но меня всегда привлекало лезвие ножа. Особенно его острая грань. Но больше всего меня ранило то, что по этой грани ходила она, без страха в глазах. Вот это действительно было страшнее всего…»

Роза и не заметила, что дождь за окном закончился и всходило солнце. Она никогда не встречала рассвет, как и не любовалась закатом. Неудивительно, что весь ее мир можно было поместить в двухкомнатную квартирку и маленькую книжечку, а затем впустить белую полоску с мягким началом и острым концом. Такой мир не имеет цвета, такой мир не имеет запаха и вкуса. В таком мире люди не живут, а однажды, засыпая ночью, забывают проснуться поутру…

Она не осознавала, что ее жизнь наполнена смыслом, как и то, что однажды споткнуться и упасть – не повод лежать и винить во всем камень. Роза не понимала, что расцветать нужно не для кого-то, а в первую очередь для себя. Она больше не смотрела в зеркало и не смеялась в приступах паники: кажется, она просто забыла, что тусклый свет лампочки никогда не заменит настоящего солнца.

Он сидел напротив нее, а она пила кофе и смотрела в окно: люди, машины, сырость, суета. Большой город, в котором легче всего потерять себя. Она думала о том, что если бы хоть один мужчина просто остановил ее и сказал, что она прекрасна, она бы действительно расцвела. Он назвал ее Розой, не почувствовав ее запаха, он был ближе всех – на расстоянии протянутой руки, которой сегодня он так и не коснулся. Не услышал. Только сделал сочувствующий вид, что ранило ее еще сильнее. Он не смог в ней увидеть ее… Ту женщину, которую держал бы за руку, гуляя по аллеям парка, и целовал под дождем. Ту, которую провожал бы до дома, а затем оставался на чашечку кофе. Он не увидел в ней ту, которая смогла бы отдать всю свою нежность и любовь безвозвратно, вставать пораньше, чтобы приготовить вкусный завтрак, а затем отутюжить его брюки и целый день ждать, отправив его на работу. Почему?

– Роза, ты смогла бы довериться мне? – неожиданно нарушил тишину он.

– Зачем? – пусто и без эмоций спросила она, по-прежнему глядя в окно.

– Мне кажется, я могу тебе помочь, но мне нужно, чтобы ты доверилась мне.

Доверие – это самая хрупкая вещь на свете. Как и сердце женщины… Однажды разбив, ты уже не соберешь его по частям. А собирая осколки, можно только глубже ранить. Так бывает: предают самые верные, не возвращаются те, кто однажды дал клятву любить…

– Мне это не нужно, – сухо ответила она.

– А если я смогу сделать счастливыми тридцать три девушки за час, ты доверишься мне?

В ее глазах появился интерес, ведь то, что он сказал, теоретически сделать невозможно. Она была в этом уверена, но то, что ради нее он решил что-то совершить, было действительно приятно. Роза улыбнулась. Что же он все-таки задумал?