Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Яновская Лидия. Страница 92

______

В Туапсе я больше не бывала никогда. Свои публикации аккуратно посылала Татьяне Николаевне — как еще я могла выразить ей свое внимание и то, что помню ее? Так же аккуратно она отвечала. Сохранилось четырнадцать ее писем; было, вероятно, больше.

Порою это действительно письма, с информацией («Теперь я Вам отвечу, что Вы меня спрашиваете. Платон, брат Саши Гдешинского, не помню, в каком году, был убит на войне с германцами. <…> Коля Сынгаевский хотел поступить в балет, поступил он или нет, я не знаю. На улице Рейтарской мы жили, кажется, месяца два, а потом сняли комнату у доктора Воскресенского».)

Но чаще это были открытки — то вложенные в конверт, то собственно открытки, без конверта:

«Милая Лидия Марковна! Большое спасибо за журнал „Юность“, что Вы прислали. Прочла с интересом и удовольствием Вашу статью…» (1975, 21 сентября.)

«Милая Лидия Марковна! Поздравляю Вас с Новым годом. Желаю Вам здоровья и чтоб в этом году побольше было бы Ваших публикаций. Коморские прислали карточку, очень хорошо Ваш сын снял их…» (1977, 7 января.)

«…Поздравляю Вас с праздником 8-го марта. Желаю Вам здоровья и, конечно, чтоб Вас печатали! Большое Вам спасибо за журнал… С большим интересом прочла Вашу статью. Что Вы еще готовите в печать?..» (1977, 28 февраля.)

«Милая Лидия Марковна! Шлю Вам первомайский привет и большую благодарность за журнал „Юность“. Я очень жалею, что не прочла роман Слезкина, его нигде не достать. Я с большим интересом прочла — то далекое прошлое — это все как было. Желаю Вам продолжать печататься. Целую Вас. Ваша Т. Н.» (1977, 27 апреля.)

«…Большое спасибо, я получила Ваши публикации, журнал „Аврора“ и „Вопросы литературы“. У нас этих журналов нет. Я с большим интересом прочла. Все очень и очень далекое, но дорогое… Я очень Вам благодарна, что Вы не забываете меня. Желаю Вам всего хорошего, главное, чтоб Вас печатали! Целую Вас. Ваша Т. Н.» (1977, 22 июля.)

Перечитывая письма Т. Н. и наткнувшись на это повторяющееся: главное, чтобы Вас печатали, я смутилась; подумала: неужели я жаловалась ей на свою литературную судьбу?

Мое положение в литературе действительно было сложным: как правило, из каждых трех представленных мною в разные редакции материалов выходил в свет один. Два другие погибали. Более того, выходил в свет — опять-таки с удивительной последовательностью — самый малый по объему. Ни одна сколько-нибудь крупная статья, ни одна большая публикация света не увидели. (А в редакциях лежали и были сброшены тщательно подготовленные мною тексты «Необыкновенных приключений доктора», «Зойкиной квартиры», «Адама и Евы» и многое другое.) Цензура? Свирепствовала не только цензура. Суетились начинающие булгаковеды. С каким охотничьим азартом разыскивались в московских редакциях мои рукописи, чтобы тут же быть вышибленными… Я петляла, как заяц, уходящий от лисы… Пробовала печататься в Ленинграде. Опубликовала статью во владикавказской газете «Социалистическая Осетия»… Выручало то, что материалы были бесконечны.

Несколько моих писем к Т. Н. сохранились. (После ее смерти Тамара Константиновна Вертышева, племянница и единственная наследница Т. Н., передала мне эти письма.) Их шесть. Нет, жалоб на литературную жизнь в них нет.

«Милая Лидия Марковна! Шлю Вам большую благодарность за фотоснимок, мне было очень приятно его получить. Как Вам удалось достать этот журнал! Жалко, что нет Вашей публикации. Желаю Вам, чтоб они были. Я всегда их читаю с большим интересом и удовольствием. Где Вы отдыхали летом? У меня была Тамара Константиновна… Живу одна…» (1977, 17 сентября.)

Не помню, о каком фотоснимке идет речь и что за журнал я для нее достала. А вопрос: «Где вы отдыхали летом?» и вздох: «Живу одна» — это тихий намек на то, что мне пора бы приехать.

«Милая Лидия Марковна! Наконец собралась Вам ответить. Я очень Вам сочувствую, я знаю хорошо, как это все тяжело переносить. (Это не о литературных трудностях; это ответ на мое письмо о том, что я в течение полугода похоронила родителей. — Л. Я.) Очень Вам благодарна за журнал „Наука и жизнь“, приятно его иметь, у нас нет в продаже, но я все Ваши публикации прочла в библиотеке. Одна добрая душа мне все же прислала книгу Булгакова — однотомник, я не поверила своим глазам, когда получила. Желаю Вам всего самого хорошего, продолжать печататься и быть здоровой». (1978, 15 мая.)

Стало быть, только в мае 1978 года ей прислали (кажется, из «Худлита») однотомник Булгакова с романом «Мастер и Маргарита»; я ей в этом помочь не могла: у меня был единственный экземпляр, издание 1973 года, подарок К. М. Симонова.

«…Очень Вам благодарна, что Вы меня не забываете. Журнал „Вопросы литературы“ я получила. Хотя там статья Ваша небольшая, но для меня каждая строчка М. Булгакова интересна и дорога. Как Ваша жизнь, написали бы как-нибудь, в каком издательстве Вы работаете и что в дальнейшем собираетесь опубликовывать. В августе была у меня Тамара Константиновна со своим сыном, 16 августа уехали… Живу одна, уже привыкла. Когда будет возможность, загляните ко мне в Туапсе». (1978, 28 августа.)

«В каком издательстве Вы работаете?» — явно кто-то у нее спрашивает. Ее смущает, что она не может ответить. Как понимает читатель, ни в каком издательстве я не работала; я вытаскивала из небытия Михаила Булгакова, а это работой не считалось…

И еще поздравительные открытки, новогодние, первомайские… В России было принято перекликаться предпраздичными открытками — подавать друг другу знак: дескать, помним, рады поздороваться, обменяться пожеланиями доброго здоровья.

«…Здоровья и больших успехов в Вашей работе, главное чтоб всегда Вас печатали…»; «…С праздником весны, желаю Вам здоровья, благополучия, и чтоб Вас печатали как можно больше. Жду Ваших публикаций…»; «…Спасибо за поздравление. Я Вас тоже поздравляю с Новым годом, желаю Вам здоровья, счастья и успеха в творческой Вашей работе. Давно я не видела Ваших публикаций…»

И снова звала в гости: «Милая Лидия Марковна! Шлю Вам большую благодарность за журнал „Аврора“… Предисловие Ваше очень хорошо написано, все же Вам мало дают печатать. Я живу все так же одна. Тамара Константиновна должна в июле ко мне приехать. Когда у Вас будет возможность приехать ко мне, буду рада Вас видеть у себя». (1979, 22 июня.)

Она понимала, что я ее люблю. Это было в ее памяти, в письмах, в бедных моих публикациях. И одного не могла понять: почему столько людей к ней едет, а я — нет, ведь Туапсе — на перекрестке курортных дорог. Но поездка в Туапсе — не прогулка в ближайший ресторан, а на курорты я не ездила.

Что такое «рОман»?

Да, с того момента, как я побывала у Т. Н., как прорвало — к ней текла толпа поклонников. Тех, кто уже стал на стезю булгаковедения, и тех, кто только собирался стать на эту стезю. Кому-то я сама дала ее адрес — я не делала из этого секрета. Кто-то увидел ее имя в моих публикациях.

И сразу же начались вымыслы. Причем до вульгарности однотипные.

Леонид Паршин напишет: «…Появилась мечта найти первую жену Булгакова Татьяну Николаевну Кисельгоф. Слухи о ней распускали один страшнее другого: что она ведьма, никого не принимает, на письма не отвечает, где живет — неизвестно и вообще умерла. „Это все неспроста“ — решил я и 6 мая 1981 года приехал к Татьяне Николаевне в Туапсе» [208].

Ведьма? Но из моих публикаций, вышедших до поездки Паршина в Туапсе, видно, что она мила и контактна. Не отвечает на письма? Но уже возникла ее переписка с Д. А. Гиреевым, С. А. Ермолинским, А. П. Кончаковским. Почему, наконец, «где живет — неизвестно и вообще умерла», если, произнеся эти слова, Л. К. Паршин немедленно отправляется в Туапсе — по точному адресу?

Замечательно, что то же самое — буквально в тех же словах и в то же время — пишет незнакомый Паршину Д. А. Гиреев.

29 ноября 1980 года он так откликается на неожиданно полученное им (в связи с выходом его книги «Михаил Булгаков на берегах Терека») письмо Т. Н.: «Глубокоуважаемая и дорогая Татьяна Николаевна! Вчера я получил Ваше письмо и был радостно оглушен. <…> Ведь в течение ряда лет я делал попытки найти Вас. Но никто из знакомых мне булгаковедов не помог мне в этом. Говорили, что не знаем, или, что Т. Н. не отвечает на письма, или, что Т. Н. уже нет в живых» [209].