Ненасыть - Сон Ирина. Страница 37

– Согласен. Звучит довольно просто.

Серый встает, отряхивает джинсы, довольный результатом совместного мозгового штурма. Три излишества – это ориентир и границы. В этом безумном месте, где сама природа ведет себя как ей вздумается, они воспринимаются спасительным огоньком маяка. Это означает, что какие-то законы тут все-таки есть, и они работают. Серый выпрямляется, уже готовится идти домой, но Тимур не идет следом – он завис с раскрытым ртом и смотрит поверх головы Серого, на кладбище. И на прозрачном лице читается чистейший шок.

– Твою ж мать… – шепчут его губы.

А за ним небо и невидимый купол, который хранит их от хмари, идет странными волнами, словно вода, в которую упал камень. Огромные круги обнимают всё в поле зрения, плывут, опускаются в землю, отчего черная крапива колышется и сияет сизым светом. За спиной, оттуда, куда устремлен взгляд Тимура, раздается громкий вороний грай. Леденея, Серый поворачивается и видит: из кладбищенских зарослей летит воронья стая, взмывает над верхушками деревьев, закручивается в воронку и кружит все быстрее и быстрее. Летят перья, какие-то птицы падают, но стая не останавливается, и над холмом несется жуткий хриплый гвалт, который не имеет ничего общего с карканьем.

«Вокруг источника кружат! Вокруг столба света!» – догадывается Серый.

– Тимка, что там? Что ты видишь?

Но Тимур молчит, широко распахнув глаза. Что бы ни происходило со столбом света – это потрясает до глубины души. А волны всё идут и идут, поднимается ветер, и кажущееся хрустальным тело тает под натиском неведомой силы.

– Они смотрят. Вороны, – бормочет Тимур затихающим голосом, словно бы не понимая, что исчезает. – Смотрят на нас…

Серый вздрагивает, оглядывается, но Тимура больше нигде нет. А волны всё идут по щиту, и орут вороны, кружась всё быстрей и быстрей. И со стороны деревни на улицу наплывает облако хмари, накатывает на щит. Волны отталкивают ее, и хмарь расплескивается ржавыми клочьями и золотистыми искрами…

Серый бежит к дому так, как не бегал никогда в жизни, надрывно крича:

– Быстрее! Щит! Хмарь! Всем в цепочку! – но слова вязнут в воздухе, словно в киселе.

У ворот Серый налетает на Василька, который стоит и смотрит на обезумевших птиц и растекающиеся над кладбищем круги. Он словно больше ничего не воспринимает, не слышит, обратившись в шокированную статую, хотя для того, чтобы увидеть хмарь и дрогнувшую защиту, достаточно всего лишь повернуть голову влево. Нужно повернуть голову влево и двигаться! Серый трясет Василька, но в карих глазах отражаются черные вороньи перья, кружится воронка из воронов, а лицо – белое-белое, застывшее, точно неживое. На руке, вцепившейся в ворота, чудятся острые птичьи когти.

Серый не успевает осознать видение. Каркающая черная воронка распадается. Птицы еще несколько секунд мечутся над кладбищем, но потом улетают в глубину рощи. От грая остается лишь эхо, невидимый щит в последний раз идет волной, и все стихает.

В ту же секунду выскакивает Михась, парой оплеух приводит Василька в чувство и оттаскивает на дорогу. Все высыпают на улицу хаотичной кучей, ошарашенно оглядываются, явно побросав дела на полпути. Мама мокрая, завернутая в халат и полотенце, Олеся в грязном фартуке, Верочка тяжело отдувается, сжимая в руке тапок – второй на ее ноге. Прапор появляется последним. Его пихает в спину Тимур, подгоняя уверенными криками.

– Отставить! – не выдерживает Прапор и отвешивает ему подзатыльник.

Тимур выпрямляется, понимает, что все недоумевают и очень недовольно смотрят на него, и, наконец, осматривается.

– Что за тревога? – спрашивает Прапор, нависнув над Тимуром.

Тот только хлопает ресницами.

– А… Но ведь небо… вороны… – лепечет он и замолкает.

На улице снова царит покой и тишина. Хмарь всё так же скользит вдоль границы, не в силах пересечь линию черных трав. Шелестят деревья, всё еще ослепительно зеленые, нетронутые. Никаких птиц, никаких волн – ничего.

– Тимур, тебе что, приснилось?! – наконец озвучивает мама общую мысль.

Серый встречает ее наполненный жизнью и гневом взгляд и понимает – морока на ней больше нет.

– А… э… Серый тоже видел!

– Видел, – кивает Серый. – По щиту шли волны. Я думал, он сейчас исчезнет. Василек тоже видел.

Васильку явно неловко быть в центре внимания. Он смущенно топчется и молча кивает.

– Почему тогда не кричали? – хмурится Прапор.

– Я кричал, – возражает Серый. – Вы не слышали. А там хмарь была.

Все переглядываются, настороженно смотрят на границу, но там ничего нет – хмарь уже улетела.

– Спросим у хозяев, – наконец, определяется Прапор. – Наверное, это они… с настройками в своем приборе поиграли. Или что там нас бережет… Серый, сгоняй к ним, уточни. Тимур, Михась, вы пока постойте на карауле.

Серый послушно делает шаг по дороге, поднимает голову и выдыхает. Ему не надо никуда идти – близнецы уже идут к ним сами.

– Не волнуйтесь! – говорит Юфим. Он делает это вроде бы негромко, но его хорошо слышно на всю улицу. – Всё в порядке. Говоря современным языком, произошло обновление программы.

– Вы бы хоть предупредили! – возмущается Прапор.

Близнецы переглядываются и разводят руками:

– Просим прощения, это несколько… непредсказуемо. Мы полагали, что это произойдет позже. Не беспокойтесь, пока мы здесь, хмарь сюда не доберется.

На этом добром слове хозяева вновь уходят в сторону пруда.

– Непредсказуемо… Пока они здесь… – ворчит Прапор. – Ладно. Будем считать, что это была учебная тревога. А караул на ночь все-таки мы выставим. Вась, у тебя никаких дел вроде уже нет? Вот и постой тут, – он кивает на парадное крыльцо. – Отсюда все хорошо видно. Мы тебе сейчас стульчик вынесем. Серый тебя сменит через пару часиков. Я потом распишу дежурство.

Михась насмешливо хмыкает, складывает руки на груди.

– Ты же только что оставлял на дежурстве Тимура и меня.

– Ничего, – шепчет Василек, кивнув. – Мне не трудно.

– Тогда я с тобой, – безапелляционно заявляет Михась.

– Тогда заодно и расписание дежурств составьте, – быстро говорит Прапор.

Василий снова кивает, а Серый невольно вспоминает, как тот стоял, обратившись в столп, и так и не повернул головы к границе, несмотря на тряску. Да, Серый такое уже видел в других группах. У людей существуют две реакции на опасность: либо замереть, либо бежать. Те, кто замирал, погибали первыми, ведь для спасения сначала нужно выйти из ступора. А хмари достаточно секунды.

Василек – тренированный человек. Он ходил по хмари все эти три года. И при малейшей чертовщине он все еще цепенеет?

Глава 14

На три дня воцаряется мир и покой. Никакие чужие люди больше не приходят, даже близнецы не заглядывают, ничего не случается, даже хмарь появляется очень редко, а невидимое поле исправно ее отгоняет. И всё на огороде растет медленно и постепенно, как положено расти приличным растениям. Вороны вылетают из рощи тоже всего один раз – и то ранним утром. Но эта странность уже привычная.

Три дня для Серого становятся некоей передышкой. Человек – такая тварь, которая ко всему привыкает, даже к необъяснимому. Серый успокаивается, перестает обращать внимание на всё, что с трудом поддается логике, – и жить становится гораздо легче и проще.

Изменения в собственном теле он даже за мистику не считает. Ну меняется иногда у него цвет глаз, ну спят они теперь с Тимуром всего пять часов в сутки. Ну вскакивают дружно еще до рассвета, несмотря на дежурство в ночь, и носятся по двору не в силах усидеть на месте, словно зайцы из старой рекламы батареек. Ну и что? Зато теперь Верочка спокойно встает вместе со всеми, вся утренняя забота о Глаше и курах легла на их плечи. Они научились доить корову, готовить завтраки, и вообще за одно утро переделывают столько дел, сколько остальные за весь день не успевают! Вот разгорается день – и энергия из них выплескивается, у них наступает, как выражается Тимур, фаза творчества. Причем очень ярко выраженная.