Morbus Dei. Зарождение - Бауэр Маттиас. Страница 43
Когда впереди показалась деревня, Иоганн остановился и сделал глубокий вдох.
В безопасности! Пусть и ненадолго.
Возвращение через лес далось ему весьма непросто. И не только потому, что он был ранен, – Иоганн понимал, какое страшное известие принесет сейчас в деревню. Дыхание постоянно сбивалось, кровь стекала по голенищу сапога и оставляла отметины на снегу.
За ним тянулся хороший след, но это его не заботило.
Только Элизабет имела значение. Иоганн вспоминал прошедшую ночь, когда они любили друг друга и он был уверен, что они всегда будут вместе. Только эти мысли и придавали ему сил, чтобы идти дальше, – он готов был пройти через ад, лишь бы вновь увидеть Элизабет.
Иоганн миновал кладбище, на котором мерцали свечи. До нее оставалось всего несколько шагов.
Деревня словно вымерла – как в тот раз, когда он впервые сюда попал.
Потом послышался шум. Распахнулась дверь харчевни. Появилась Элизабет и бросилась к нему навстречу.
Он добрался.
Элизабет подбежала к Иоганну и бросилась ему в объятия. Остальные последовали за ней, но остановились на некотором отдалении.
– Иоганн! Как я рада, что ты…
Тут Элизабет почувствовала что-то мокрое на ладони.
Она посмотрела на руку, красную от крови.
– Что…
– Все хорошо, просто царапины. – При этих словах Иоганн закашлялся.
Только теперь Элизабет заметила, какой он бледный, увидела налитые кровью глаза и глубокие морщины на лице, которых утром еще не было.
– Пойдем, я перевяжу тебя.
– Подожди, – Иоганн взял ее за руку. – Элизабет, я… должен что-то сказать вам.
Он развернулся, обвел взглядом жалкую горстку оставшихся жителей: отцы, матери, сыновья и дочери тех, кто навсегда остался под мрачными сводами. Они смотрели на него в нетерпеливом ожидании. У Иоганна пересохло во рту. Он сглотнул, не в силах подобрать слова.
Появилась Софи. Она бежала со всех ног, но остановилась, когда стало ясно, что, кроме Иоганна, никто больше не вернулся.
Готфрид не вернулся.
Софи подошла к остальным, ноги у нее подгибались. Хотя чего она ждала? Неужели она всерьез полагала, что в этот раз все обернется к лучшему? Софи ощутила глубокую скорбь, словно что-то оборвалось внутри, но глаза ее оставались сухими.
Иоганн собрался с духом и открыл было рот, но старая Зальцмюллер его опередила.
– Без лишней болтовни, кузнец. Где остальные?
Лист взглянул на старуху, и последняя надежда в ее глазах угасла. Он не знал, что сказать.
– Кто-нибудь выжил? – хрипло спросила старуха.
Он молча помотал головой.
Это молчание было подобно крику и ранило в самое сердце, как удар кинжала. Некоторые из женщин заплакали, другие, сдерживая слезы, обнимали детей.
Старики сжимали свои палки. Они понимали, что настал их черед. Как же они были глупы, если верили, что их грехи останутся безнаказанными…
Скорбь и отчаяние овладели людьми. Их стенания разносились над заснеженными лугами и растворялись в лесах…
Иоганн обнял Элизабет, и она заплакала в его объятиях.
– Что нам теперь делать? – раздался полный отчаяния голос Анны Риглер, жены Бенедикта Риглера. – Как нам теперь выжить?
Скажи им. Отмалчиваться будешь после.
– Послушайте! – Иоганн возвысил голос, но никто не услышал его. Тогда он отпустил Элизабет и хлопнул в ладоши. – Послушайте меня!
Все взгляды устремились к нему.
Ему непросто давались эти слова, но иного выбора у него не было.
– Мы должны немедленно покинуть деревню. Все. – Он сделал паузу. – Они придут, чтобы перечеркнуть наконец свое прошлое. И ваше будущее.
– Откуда ты знаешь? – спросила негромко Элизабет.
– Вот именно, откуда? Мы не можем просто взять и уйти! – закричала в истерике Анна Риглер. – Что ни говори, а это наш дом, кузнец!
Иоганн посмотрел в сторону темнеющих гор. Когда он заговорил, над площадью воцарилась мертвая тишина.
– Я это знаю, потому что… поступил бы так на их месте.
Люди смотрели на него, видели его изможденное лицо, обрызганное кровью, усталые глаза, столько повидавшие, – и они поверили ему.
XXXIX
Едкий дым и запах обгоревшей плоти наполняли зал. Ансельм невозмутимо стоял над трупами крестьян и солдат. Своих убитых и раненых они уже унесли. Глядя на искаженные болью лица, Ансельм чувствовал тяжесть на сердце.
Справедливость.
Но какой ценой?
Justitia.
Неужели они в конечном итоге превратились в монстров, какими их считали все эти годы?
Ансельм услышал приглушенный смех. Посреди зала, огромный и весь в крови, стоял Якоб Каррер. Он склонился над телом капитана и поднял с пола топор. Потом примерился к шее убитого и замахнулся.
– Каррер, нет! – разнесся по залу голос Ансельма.
Якоб опустил топор и повернулся к Ансельму. Тот содрогнулся: в нем не осталось ничего человеческого, совершенно. Ансельм наблюдал такое не раз – болезнь, которая поразила их, преображала каждого по-своему. И острее проявляла их человеческие качества, как хорошие, так и скверные.
«Должно быть, в прошлой жизни этот Каррер был предельно злым человеком», – подумал Ансельм.
– Он мой! – процедил Каррер.
Его голос походил скорее на рычание, да и в самом его облике появилось что-то звериное: белесые глаза, перепачканное кровью лицо, руки, скрюченные как лапы…
– Satis est [16], – спокойно ответил Ансельм. – Баварцы заплатили за свои грехи. Как и твоя деревня.
– Еще нет, – возразил Каррер и перехватил топор. – Господь желает, чтобы мы наказали их.
– Quia? [17] Они потеряли своих мужей и сыновей. Разве для женщин и стариков может быть наказание хуже? Подумай о детях, которые ни в чем неповинны. Innocentes sunt.
– Они все виновны, – утробно прорычал Каррер.
– Я видел, как ты поступил со своими прежними друзьями. Послушай…
– Друзьями? – Каррер язвительно рассмеялся. – В горах не бывает друзей. Есть только ты и другие.
Ансельм шагнул ближе и заглянул ему в глаза.
– Тогда мне тебя жаль. Но здесь ты будешь делать так, как скажу я.
– И что же будет дальше? Эти твои невинные дети вырастут, и что тогда? Они поступят так же, как и вы много лет назад. Надо положить этому конец, раз и навсегда! – Каррер уже кричал Ансельму прямо в лицо.
– Я повторяю: правосудие свершилось.
Якоб промолчал.
Ты еще узнаешь, что значит правосудие. И ад разверзнется над этой долиной.
При этой мысли Каррер невольно ухмыльнулся.
Тут к Ансельму подошел юный Генрих и что-то шепнул ему на ухо. Ансельм кивнул, прошептал что-то в ответ, уверенный, что Каррер их не слышит.
И это было ошибкой.
Один сбежал. Молодой, в рваном кожаном плаще.
Но как ему…
Он наткнулся на наших женщин и детей, но пощадил их. И они показали ему путь.
Они правильно поступили…
Ему удалось сбежать, но это ничего не меняет. Nihil! [18]
Иоганн.
Сбежал.
Но он, Якоб Каррер, это исправит.
Ансельм вполголоса переговаривался с Генрихом.
– Присматривайте за ним. От него…
Топор с хрустом проломил ему голову, и произошло это столь внезапно, что мгновение Ансельм еще стоял неподвижно и только потом мешком повалился на пол. Каррер стоял над ним с демонической ухмылкой.
Генрих и еще несколько мужчин смотрели на него в ужасе. Появлялись и другие, зал заполнялся.
– Что произошло?
– Он убил Ансельма…
– Помолчите, дураки! – разнесся по залу раскатистый голос Каррера.
Все мгновенно притихли.
– Мы пойдем в деревню и заставим их заплатить за свои грехи! – свирепо заявил Якоб.