Мальчик из джунглей - Морпурго Майкл. Страница 14

Уна удовлетворенно побурчала в темноте – наверняка под хоботом улыбается во весь рот. Вот бы прочесть стихотворение Уне целиком; жаль, я выучил только самое начало. Перед сном я попытался воскресить в памяти строчки с плаката. Сначала вспоминались только какие-то отдельные слова и обрывки, а потом что-то потихоньку начало всплывать. Всё-таки стихотворение засело где-то глубоко у меня в голове – если как следует постараться, можно его оттуда вытянуть.

Когда мы снова повстречали тигра, никакого противостояния не случилось. Никто ни на кого не шипел и не трубил. В этот раз мы его нагнали: он шёл по тропе впереди нас. Тигр только оглянулся через плечо, как бы говоря: «Решили идти за мной? Ну и пожалуйста, мне не жалко». Я прямо весь затрясся от волнения, и Уна тоже напряглась, я почувствовал. Но виду слониха не подала. Шла себе дальше как ни в чём не бывало. Так мы и шагали всё утро за тигром по пятам.

Через некоторое время я успокоился. Похоже, тигр вовсе не собирается меня есть. Он идёт с нами, потому что ему нравится компания – другого объяснения просто быть не может. В джунглях полно дорог – гуляй где вздумается, – так нет же, ему надо с нами, и всё тут. Когда Уна останавливалась перекусить, тигр укладывался неподалёку, вылизывался, зевал и потягивался – и ждал, пока Уна покончит с едой.

В конце концов я настолько расслабился в присутствии нашего нового попутчика, что решил с ним поговорить. Только вот я не знал, с чего начать. Что можно сказать тигру? Тут важно не промахнуться со словами, а какие слова для тигра правильные? Поразмыслив, я решил почитать ему стихотворение – те строчки, что помнил. Потому что в них были восхищение и уважение, и я надеялся, тигр это поймёт. И почему-то – сам не знаю почему, – когда я начал читать, вдруг весь стих целиком всплыл у меня в памяти – каждая буква, каждая строфа. Точно сам поэт декламировал свои строки прямо в моей голове. Он словно догадался, что сейчас его звёздный час: его стихи слышит тот, о ком он писал. Я даже имя этого поэта вспомнил: Блейк, Уильям Блейк. Так было написано на плакате в самом низу.

Хоть бы только тигр услышал меня. Хоть бы услышал. Он насторожил уши и водил ими туда-сюда, вперёд-назад. Это обнадёживало. Я прочел стих ещё раз, с выражением, чтобы у тигра не было сомнений: эти строки когда-то были написаны для него, а теперь я их для него читаю. Сам не свой от радости, что вспомнил весь стих, я прочёл его ещё раз, и ещё, и ещё, сам себе доказывая, что и правда его помню. Чтобы он на веки вечные застрял у меня в мозгах.

Когда я начал в дцатый раз, тигр остановился и посмотрел на меня. До этого я ни минуты не сомневался, что он слушает, что понимает: это для него и о нём. Секунду он смотрел на меня, и взгляд его обжигал. Но это не был взгляд хищника, видящего добычу. В глазах тигра читалось нечто большее, чем голод или обычное любопытство. Словно два наших разума встретились. Спустя мгновение тигр поднял лапу, точно наступил на шип, отпрыгнул и скрылся под сенью деревьев. Уна-то была только рада. Меня тигр не беспокоил, а вот её явно нервировал. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда он исчез.

С тех пор тигр больше не ходил с нами подолгу. Он несколько раз ещё показывался, вроде как напоминая: вот он, я. Чтобы мы о нём не забыли. Да я бы и так не забыл, и без его напоминаний. Его присутствие ощущалось. А по ночам я слышал его рычание и гвалт, который поднимался в джунглях из-за него.

Однажды утром мы наткнулись на тигра, когда он плавал в речной заводи. И он нас поджидал, спорю на что угодно. Уна, стоя на берегу, смерила его взглядом. Но в конце концов, тут была вода, чтобы напиться, и грязь, чтобы поваляться, и никаких крокодилов. При таком раскладе тигры погоды не делают. Поэтому Уна двинула в воду, держась от тигра на безопасном расстоянии. Через пару минут она уже шумно плескалась в заводи и поливала себя из хобота – только брызги летели.

Я-то отлично видел, что происходит. Уна присваивала себе заводь – и делала это уж очень напоказ. Такой настрой мне пришёлся по душе, и я решил поддержать слониху. Громко завопив, я бултыхнулся в реку с её спины. Тигру определённо не понравилось, что кто-то побеспокоил его во время утреннего купания. Он уплыл к дальнему берегу, там взобрался на камень, отряхнулся и растянулся на солнышке, всем видом давая понять, что мы его не волнуем. А я вовсю перед ним выделывался – нырял, исчезал надолго под водой, а потом выныривал.

Надо продемонстрировать тигру лучший из моих трюков, решил я. Уна стояла на глубине, я вскарабкался по хоботу, встал ей на спину, воздел кулаки к небу и, проорав: «Синие, вперёд!», ринулся вниз. А вынырнув, тут же посмотрел на тигра: как ему моё шоу? Однако тигр, кажется, нисколечко не впечатлился. Он невозмутимо умывался и не обращал на меня ровным счётом никакого внимания.

Но я заметил, что, вылизывая лапы, тигр время от времени исподтишка поглядывает в нашу сторону. Значит, это он только притворяется, что мы ему до лампочки. Наверняка его достали уже наши выходки, но уходить-то он не уходит. На самом деле мы ему просто-напросто нравимся, точно говорю. Хоть он в этом и не признается ни за что в жизни. Наша компания ему в радость – если, конечно, мы держимся поодаль друг от друга.

Я увлеченно пускал по воде блинчики. Папа рассказал мне, что надо найти камешек поплоще, тогда всё получится, а я делился этим секретом с Уной. И в разгар веселья тигр поднялся и посмотрел на нас долгим взглядом. Крутанув хвостом, он прошёл по камням, спрыгнул на берег и исчез в джунглях.

Но это была не последняя наша встреча. Потому что с тех пор я почти каждую ночь видел тигра во сне. Днём я высматривал его повсюду, но его и след простыл. Зато ночью он бесшумной поступью шёл через мои сны. В Девоне он пил с нами чай на кухне, в классе внимательно изучал плакат с собственным портретом. А иногда мы шли вместе в джунглях – Уна, тигр и я. Моя ладонь покоилась на его шее, и он был мне будто брат. А однажды мне снилось, как мы с тигром, Уной и папой идём по Фулем-роуд к стадиону «Стэмфорд Бридж» на матч «Челси». И мы все четверо выходим на футбольное поле, и сорок тысяч болельщиков восторженно нас приветствуют. Это был самый здоровский, самый обалденный сон в моей жизни. Увидеть бы его ещё, хоть разочек! Но он больше никогда мне не снился.

Я рассказал этот сон Уне. В тот день я как раз нашёл теннисный мячик. Чтобы растолковать сон, сначала пришлось поведать Уне о наших с папой походах на футбол, о пирогах со свининой и чипсах, о том, как мама ругалась, что мы «опять ели эту пакость». Я уже сто раз пересказал ей всю свою жизнь и футбол, понятное дело, упоминал. Но теперь-то я наконец мог показать ей, как играют в футбол. Уну мои истории мало интересовали, но меня это не заботило – я всё равно их рассказывал.

Теннисный мячик я обнаружил в реке. Плавающий или застрявший в камнях мусор мне был не в новинку – чем дальше, тем больше его попадалось. Пластиковые пакеты, банки из-под кока-колы – в общем, всякая всячина. А однажды я наткнулся на жёлтую футболку со скачущими лошадьми – вот была находка так находка. И ничего, что она оказалась мне до колен, зато из неё вышла отличная сеть для рыбы. И к тому же теперь я мог с чистой совестью выбросить жалкие остатки моих шортов.

И вот мне попался теннисный мячик.

Я показал Уне, как Джон Терри ведёт мяч и как Лэмпард забивает штрафной в правый верхний угол ворот. Я носился вдоль берега, размахивая руками в радостном приветствии – пусть Уна посмотрит, как это делают болельщики. Но Уна не смотрела. Ей и так было хорошо – она лениво валялась в грязи. Это её любимое развлечение, а я, между прочим, терпеть не могу, когда она так делает. Потому что после грязевой ванны она несколько дней ходит вонючая и пыльная. Да, понятно, она обожает грязь: и прохладно, и от мух какое-никакое спасение. Но мне-то потом ехать на слонихе-вонючке! Я пытался ей это втолковать не однажды. И кстати, чем сильнее от неё несёт, тем больше к ней слетается насекомых. Когда Уна лезла в грязь, я её отчитывал, но разве ж она послушает!