Мальчик из джунглей - Морпурго Майкл. Страница 16

Наевшись, я влез на одно из деревьев и отыскал отличную ветку – идеальный наблюдательный пункт, чтобы присматривать за орангутанами. Обезьяны понемногу успокоились и стали себе дальше есть инжир на другой стороне поляны – и три матери с детёнышами тоже. Ели они аккуратно: чистили каждый плод, с удовольствием его прожёвывали, и только после этого тянулись за следующим. Детёныши крепко цеплялись за мам, а те перебирались с ветки на ветку в поисках мест, где удобнее кормиться.

Я видел, что матери-орангутаны всё ещё слегка насторожены. Они пока не разобрались, что мы за птицы. Время от времени, насытившись, они устраивались отдохнуть среди всего этого инжирного изобилия. И тогда они неотрывно смотрели на меня, пытаясь разгадать, кто я такой и с чем меня едят. Была даже минута, когда мне почудилось, что все орангутаны от мала до велика, как по команде, разом уставились на меня. Наверное, я первый человек, которого они встретили в жизни. И, честно сказать, меня любопытство разбирало не меньше, чем их. Какие же мы с виду похожие, мысленно удивлялся я. И не просто с виду. Мы вообще похожи друг на друга. Мы родственные души.

Орангутанам постарше и мамам с детьми вполне достаточно было наблюдать за мной издали. Но молодняку не терпелось познакомиться поближе. И они потихоньку подкрадывались ко мне, то и дело останавливаясь, чтобы подкрепиться и поиграть. Забавный у них, кстати, способ передвижения. Орангутаны не прыгают с дерева на дерево, как гиббоны, – они для этого не такие гибкие. Судя по всему, они вообще так себе прыгуны. Орангутаны перемещаются медленнее, осторожнее, словно обдумывая каждое движение. Орангутан висит на ветке и раскачивается, пока не достанет до следующей ветки, а потом уже на ней перелетает на другое дерево. И всегда-то они умеют точно рассчитать движение. Держатся тремя лапами – нет, обеими руками и одной ногой, – а второй ногой цепляются за то дерево, куда хотят перебраться.

Вскоре я с беспокойством отметил, что как минимум трое молодых орангутанов намереваются подобраться ко мне поближе. Показать мне, кто тут главный. Глядя на них, и остальные орангутаны потихоньку двинули по ветвям в мою сторону. Особенно выделялась среди них одна мамаша – самая крупная и с более тёмной шерстью. А детёныш у неё был как раз самый маленький. Эта тёмная, наверное, была у них за вожака – за ней следовали и другие взрослые орангутаны, большинство с детишками. Куда бы я ни повернулся, отовсюду на меня надвигались обезьяны. Со всех сторон. Я слегка напрягся, но испугаться не испугался. Орангутаны не собирались на меня бросаться, в этом я был уверен. Ну или почти уверен. Они собирались меня исследовать. Но слишком уж их было много, и все таращились на меня.

Я поискал взглядом Уну – так, на всякий случай. Слонихи нигде не было видно. Ну ничего, я примерно знал, где она. Слышно было, как она вламывается в заросли, пофыркивает, покряхтывает и пыхтит. Раз-другой я мог точно распознать, где она, – по колышущимся веткам. Ветки гнулись, хрустели и ломались. Как и я, Уна решила, что здесь нам ничего не грозит, можно мирно лакомиться инжиром и никто нас пальцем не тронет. Но на деле это означало, что она оставила меня одного среди целой толпы орангутанов.

С виду они, конечно, безобидные, эти обезьяны, но всё равно, лучше бы Уна была где-нибудь рядом. Орангутаны подходили всё ближе и ближе и наконец расселись вокруг меня на деревьях. Я очутился в окружении. Теперь мне оставалось только устроиться поудобнее, прислониться спиной к стволу, скрестить ноги и руки и принять расслабленный вид. Я заметил, что обезьяны избегают смотреть прямо в глаза. Они бросали на меня быстрые взгляды и тут же отворачивались. Значит, смотреть можно, а вот пялиться не стоит. Я решил, что буду вести себя так же.

Через какое-то время молодняк принялся передо мной выделываться. Каждый из кожи вон лез, чтобы перещеголять сородичей, вовсю раскачиваясь на ветвях подо мной, надо мной и передо мной. Они мельтешили повсюду, и расстояние между нами сильно сократилось. Мне от этого сделалось не по себе. Один орангутан решил, что будет очень прикольно покачаться вниз головой, и повис на задней лапе так, что мы оказались буквально нос к носу друг с другом. Другой забрался на мою ветку и отчаянно её затряс; пришлось мне держаться обеими руками, чтобы не свалиться.

Но в конце концов меня спасли три мамаши. Они приблизились и, видимо, как-то повлияли на разошедшихся юнцов. Те утихомирились и спокойненько принялись за инжир. Я последовал их примеру. Сорвал плод и стал его чистить, стараясь не обращать на обезьян никакого внимания. Это такая игра – у кого больше терпения. Орангутаны так знакомятся. «Просто делай, как они, – твердил я себе. – Это сработает. Скорее всего».

Уна снова вышла на поляну. Она озиралась – искала меня. Я позвал её – тихонько, чтобы не растревожить обезьян. Она ничуточки не удивилась, увидев меня сидящим на дереве в компании семейки орангутанов. Я кинул ей инжир, который только что почистил. Уна, сопя, подобрала его с земли и потопала меж деревьев к реке. До этой самой минуты я совершенно не хотел пить.

И вдруг захотел.

Я уже собрался спускаться с дерева, но тут увидел крошечную обезьянку, которая перебиралась ко мне по веткам. Это была самая маленькая из детёнышей, наверное младшенькая. Она уселась рядом, так близко, что захоти я – мог бы до неё дотянуться. Но я понимал, что этого делать не стоит. Не надо её пугать. Лучше я посижу тут тихонько. Пускай моя новая подружка сама представится на свой лад. Её мать – та самая, с тёмной шерстью, что была у них за главную, – не спускала с меня бдительного взгляда. Малышка между тем ухватилась за ветку над моей головой, качнулась и повисла перед моим носом на одной лапе. Я заглянул ей в глаза и улыбнулся. А потом рассмеялся. Я смеялся и смеялся и никак не мог остановиться. Хоть бы только мой смех не напугал обезьянку, думал я.

Дальше случилось кое-что и вовсе удивительное. Кроха-орангутан качнулась, переметнулась ко мне на плечо, сползла вниз по руке и уселась рядом. Она то смотрела на меня, то отводила взгляд. Я не шевелился. Она потрогала мою руку – сперва неуверенно, покосившись на маму в поисках поддержки. Потом сцапала мой палец и потянула – да так сильно и настойчиво, что я прямо восхитился: надо же какая силища у такой малышки. Вырываться бесполезно, это сразу стало ясно: обезьянку так запросто не одолеешь. Она поднесла мою руку к носу, понюхала, коснулась её губами и выпустила. Заглянула мне в глаза и коснулась моего уха. Сейчас, чего доброго, схватит, испугался я – и осторожно отклонился в сторону.

Я заговорил с малышкой. Сам не знаю почему – наверное, чтобы как-то отвлечь её от уха. Просто слова вырвались сами собой.

– Это моё ухо, – негромко произнёс я.

Мне хотелось, чтобы она меня поняла. Ну это же нормально, всем хочется, чтобы их поняли, верно? Надо попробовать как-то ей объяснить… Я медленно, очень медленно протянул руку и тоже коснулся её уха.

– А это твоё ухо, – пояснил я. И продолжил: – У меня тоже шерсть, смотри. Не косматая и не рыжая, как твоя, но всё равно это шерсть. У тебя две руки и две ноги – как у меня. Мы вообще с тобой похожи, ты и я. Что скажешь?

Пока я говорил, обезьянка не сводила с меня глаз. И в этих глазах было понимание. Это не были глаза животного. И я невольно подумал: а может, эта юная зверушка в душе человек, как я? А сам я? Значит, я животное настолько же, насколько она человек? Эта новая мысль меня даже как-то встревожила.

Малышка тем временем ускакала к маме. А я продолжал сидеть на инжирном дереве, окруженный орангутанами. Я слышал, как Уна плещется в реке. Я так и видел, как она со всей дури бухается в воду и пьёт, пьёт, пьёт – сколько влезет. И я ей завидовал со страшной силой. Мне было жарко, и пить хотелось уже по-настоящему, а Унино плюханье меня только дразнило. В общем, мне не терпелось слезть и присоединиться к Уне, но я же не мог уйти от орангутанов. Я чувствовал, что сейчас проживаю очень важные минуты, что такая встреча, наверное, больше никогда не повторится. Я стал одним целым с этими смиренными существами, и до чего же спокойно мне с ними было. Они не хотели, чтобы я уходил. И я не уходил. Успею ещё попить, сказал я себе, и поплавать тоже успею.