Ночной поезд на Марракеш - Джеффрис Дайна. Страница 5

Клеманс наклонила голову, но, похоже, осталась при своем мнении, и Викки по-прежнему не могла для себя уяснить, что на самом деле думает бабушка.

Тем временем подали десерт.

– Ух ты! Выглядит потрясающе! – воскликнула Викки.

Клеманс передала внучке ее порцию:

– Это печенье с миндальной змеей, посыпанное сахарной пудрой. Иногда они смазывают печенье теплым медом. – В комнате на мгновение стало тихо, поскольку и хозяйка, и гостья были заняты едой; нарушив молчание, Клеманс поинтересовалась: – Ну как, нравится?

– Объедение! – ответила Викки с набитым ртом.

Она всегда была сладкоежкой и легко набирала вес, из-за чего ее постоянно дразнили.

Посмотрев на внучку немигающим взглядом, отчего та беспокойно заерзала на стуле, Клеманс внезапно спросила:

– А Жак что-нибудь говорил насчет меня?

И хотя подобная прямолинейность несколько ошарашивала, Викки спокойно ответила:

– Да так, ничего особенного. Просто сказал, что вы живете здесь. – (Клеманс медленно кивнула.) – Я совсем недавно узнала о вашем существовании, а поскольку у меня было время до сентября, решила приехать сюда.

Как ни странно, Клеманс не стала расспрашивать о Жаке и ни словом не обмолвилась о своем сыне Викторе. Чтобы перевести разговор в нужное русло, Викки сказала:

– Я не знала своего отца. О чем ужасно жалею. – И, не дождавшись ответа, предприняла еще одну попытку: – Виктор и моя мать участвовали во французском Сопротивлении. Вы в курсе?

Но Клеманс, внезапно окаменев, резко сменила тему:

– Детка, послушай меня, в Марокко ты должна быть предельно осторожной. Здесь все совсем не так, как выглядит с первого взгляда. И люди не совсем такие, как кажется.

– Что?

– Я прожила в Марокко всю свою жизнь. Видишь ли, я происхожу из семьи высокопоставленных государственных служащих и землевладельцев, поэтому знаю, о чем говорю. Здесь очень неспокойно из-за политики местных властей. Надеюсь, все изменится к лучшему, но на данный момент малейшее несогласие подавляется. Любой открытый оппозиционер режиму подвергает себя большой опасности.

Викки едва не рассмеялась:

– Но я-то тут при чем?

Клеманс пропустила слова внучки мимо ушей:

– К тому же здесь существует определенная враждебность по отношению к приезжим из Европы, наводнившим страну. Поэтому тебе лучше вернуться во Францию.

Викки удивленно посмотрела на бабушку:

– Нет! Я не могу отсюда уехать.

– Ты меня не слушаешь.

– Я проделала такой путь, чтобы встретиться с Ивом Сен-Лораном. Я хочу на него работать. – Викки не сказала, что, помимо всего прочего, не уедет отсюда, пока не узнает получше свою новую бабушку.

Голос Клеманс стал ледяным.

– Сомневаюсь, что смогу отвечать за твою безопасность.

– Я аполитична.

– Ты не представляешь, с чем можешь столкнуться. И не поймешь, с кем имеешь дело.

– Вы хотите, чтобы я уехала? – Викки была на грани слез.

– Это было бы желательно.

– Но я ведь только что приехала.

Клеманс, похоже, смягчилась:

– Послушай, моя дорогая, думаю, я сумею помочь тебе встретиться с дизайнером. Он вполне демократичный человек. Никакой шумихи, никаких формальностей. Живет в маленьком доме в старой части города. Его вилла называется Дар-эль-Ханч, или Змеиный дом. Я также слышала, он проводит много времени в студии в Пальмераи. Это в получасе езды на север от площади Джемаа-эль-Фна. Там, среди пальмовых деревьев, расположено несколько роскошных, правда в основном заброшенных, французских вилл.

– Вы действительно сумеете мне помочь?

– Возможно. Хотя и не сразу, так как он здесь наездами.

– Как я уже сказала, в Париже меня ждут только в сентябре.

Клеманс тяжело вздохнула:

– Хорошо. Но если мне удастся познакомить тебя с Ивом Сен-Лораном, обещай, что уедешь домой, как только сделаешь то, зачем приехала в Марокко.

В столовую вошел Ахмед и вручил Клеманс небольшой пакет. В ответ на ее вопросительный взгляд Ахмед объяснил, что пакет принес какой-то молодой марокканец. Покосившись на Викки, Клеманс положила пакет на стол – похоже, не желая открывать его в присутствии внучки. Интересно, что скрывала Клеманс? А она определенно что-то скрывала. Викки это нутром чувствовала. Как-никак ее воспитывала мать, хранившая в секрете свое прошлое и наотрез отказывавшаяся довериться дочери, несмотря на все мольбы и уговоры. И вот теперь по иронии судьбы настал черед Викки хранить секреты как от матери, так и от Клеманс. На самом деле ни мать Викки, ни ее отчим понятия не имели о существовании еще одной бабушки, и Викки не собиралась им об этом рассказывать. По крайней мере, до тех пор, пока не узнает все то, что хотела узнать.

Глава 5

Касба дю Паради, на следующее утро

Кристально прозрачный утренний свет проник в окно, и Клеманс снова извлекла из верхнего ящика туалетного столика тот самый пакет. Открыв его накануне вечером, после того как внучка легла спать, пожилая женщина потеряла покой. В пакете лежал конверт со старыми фотографиями и короткой запиской: «Возможно, Вам захочется это иметь». Почерк был незнакомым, карточка с именем отправителя отсутствовала, и Клеманс терялась в догадках, кто бы это мог быть. Ей хотелось хоть с кем-нибудь поделиться своей тайной, и теперь она упрекала себя за то, что в свое время оттолкнула любовь всей своей жизни, единственного мужчину, которого когда-либо по-настоящему желала. И даже сейчас, спустя столько времени, при мысли о нем у нее сладко обмирало сердце, хотя возврата к прошлому уже не было.

То были черно-белые снимки семьи Клеманс и их дома. Одно фото стояло особняком: кабинет отца на следующий день после пожара. Она прищурилась, пытаясь вспомнить, кто именно сделал ту фотографию. Мог ли их семейный врач, отец Патриса Калье, стоять тогда в разрушенном дверном проеме с камерой в руках? Клеманс вгляделась в фото, заставив себя сохранять спокойствие. До пожара, уничтожившего отцовский кабинет, там всегда пахло жированной кожей и гаванскими сигарами. Она на всю жизнь запомнила этот запах, а еще тошнотворный запах виски, резкого одеколона и перезревших абрикосов в синей керамической миске. Однако человека, стоявшего в дверях, скрывала мгла. Клеманс дрожащими руками спрятала фотографии в ящик.

Неужели фотографии прислал Патрис Калье? Скорее всего. Больше некому. Но зачем? Вероятно, это своего рода послание. Или она слишком подозрительна? Ощущение, что за ней наблюдают, заставило Клеманс оглядеться по сторонам. Впрочем, разве она сама не была тем самым наблюдателем? Всю свою жизнь она недремлющим оком наблюдала за происходящим, ибо страх разоблачения так долго преследовал ее, что стал навязчивой идеей. Хотя, даже если фотографии действительно прислал Патрис, это вовсе не означает, будто ему что-то известно. Клеманс сделала глубокий вдох и, решительно отмахнувшись от неприятных мыслей, отправилась завтракать.

К немалому удивлению Клеманс, Викки, оказавшаяся ранней пташкой, уже ждала бабушку в столовой. Девушка смотрела в окно на водопад, искрящийся в медовом утреннем свете, собаки послушно лежали возле ее ног.

– Доброе утро. – Викки с улыбкой встала, и Клеманс в очередной раз отметила для себя ее удивительную привлекательность. – Надеюсь, вы не обидитесь, что я начала без вас.

– Ничуть. Садись, пожалуйста. Я рада, что ты подружилась с Коко и Вольтером. Я подумала, что мы могли бы пойти прогуляться после завтрака. Возможно, нарвать дикой мяты.

– Это было бы чудесно!

Клеманс внимательно посмотрела на внучку, не в силах заглушить звеневшие в голове вопросы. Похожа ли Викки на Виктора? И чьи у нее глаза? Унаследовали ли они хоть что-то от нее, Клеманс? Она специально запретила Жаку присылать ей фотографии сына, и сейчас непрошеные мысли упорно рвались наружу.

Надия, сестра Ахмеда, принесла свежезаваренный кофе и фрукты. Надия была изящной девушкой с высокими скулами, сияющей кожей и добрыми темно-карими глазами. И она замечательно справлялась с Мадлен. А пока что все обитатели дома усиленно старались держать Мадлен подальше от правнучки. Одному богу известно, что может эта безумная старуха ненароком сказать о Жаке или Викторе.