Мальчик из леса - Кобен Харлан. Страница 6

Хестер хотела отвертеться, но поняла, что спорить бессмысленно.

– Только между нами. Мэтью попросил меня взять этот вопрос под личный контроль.

– Почему?

– Не знаю.

Орен ждал.

– Правда не знаю.

– Что ж, тогда ладно.

– По-моему, он за нее волнуется.

– Волнуется? В смысле?

– Говорю же, не знаю. Но если не возражаешь, я тоже слегка покопаюсь.

– Покопаешься? – Орен нахмурился. – Как это?

– Пожалуй, заеду к ней домой. Поговорю с отцом. Ты не против?

– Если даже и против, какая разница?

– Никакой. И я тоже не думаю, что дело серьезное.

– Однако?

– Однако Мэтью никогда ни о чем меня не просил. Понимаешь?

– По-моему, да, – сказал Орен. – Хорошо. Если что-нибудь выяснишь…

– Тут же позвоню, честное слово. – Хестер протянула ему свою визитку. – Здесь мой сотовый.

– Мой тебе нужен?

– Не понадобится.

Он не сводил глаз с визитки.

– Но ты же только что сказала, что позвонишь, разве нет?

Она почувствовала, как в груди бьется сердце. Возраст – странная штука. Когда сердце начинает так биться, кажется, что ты снова в школе, в выпускном классе.

– Орен?

– Что?

– Знаю, нам положено изображать современных людей. Равноправие и все такое.

– Точно.

– Но я все равно считаю: правильнее, когда не девушка звонит парню, а парень девушке.

– И так уж вышло, что теперь у меня есть твой номер. – Он по-прежнему держал в руке ее визитку.

– Мир тесен.

– Береги себя, Хестер.

– В общих чертах. – Тим передал листки Хестер. – Скоро будет остальное.

В багажнике был принтер, подключенный к ноутбуку: его Тим держал в бардачке. Иной раз помощники сбрасывали информацию ей на телефон, но Хестер все равно предпочитала читать с бумаги, ей нравилось держать в руках твердую копию. Нравилось делать пометки шариковой ручкой, подчеркивать важные фразы.

Женщина старой закалки. Или просто старая.

– У тебя есть адрес Наоми Пайн? – спросила она.

– Есть.

– Далеко отсюда?

Тим сверился с навигатором:

– Две целых шесть десятых мили. Шесть минут.

– Поехали.

Пока Тим вел машину, Хестер бегло просмотрела записи. Наоми Пайн, шестнадцать лет. Родители в разводе. Отца зовут Бернард, мать – Пиа. У отца единоличная опека, что само по себе любопытно. По сути дела, мать отказалась от родительских прав. Мягко говоря, нестандартная ситуация.

Дом был не дом, а старая развалюха. Изначально краска была белой, теперь же стала желтоватой, а кое-где – бурой. Все окна были плотно зашторены или закрыты треснувшими ставнями.

– Что скажешь? – спросила Хестер.

Тим скорчил гримасу:

– Похоже на европейский «надежный дом», конспиративную квартиру. Или на пыточную для диссидентов.

– Жди здесь.

На подъездной дорожке стояла новенькая «Ауди А-6». Наверное, стоит подороже, чем эта халупа. По пути к двери Хестер рассмотрела здание получше. Когда-то это был дом в викторианском стиле, со сплошной верандой и резным карнизом, стареньким, но все равно красивым. Да, точно, такие дома еще называют «разукрашенными леди», хотя краски на этом экземпляре осталось немного и все «женское» очарование кануло в Лету. А может, его никогда и не было.

Хестер постучала в дверь. Тишина. Хестер постучала еще раз.

– Просто оставьте у двери, – сказал мужчина.

– Мистер Пайн?

– Я сейчас занят. Если нужно расписаться…

– Мистер Пайн, я не курьер.

– А кто вы?

Голос звучал невнятно. Мужчина по-прежнему не открывал дверь.

– Меня зовут Хестер Краймштейн.

– Как?

– Хестер… – Наконец дверь отворилась. – Мистер Пайн?

– Я вас знаю, – сказал мужчина.

– Нет, не знаете.

– Нет, знаю. Точно, видел по телевизору.

– Совершенно верно. Меня зовут Хестер Краймштейн.

– Ого! – Бернард Пайн щелкнул пальцами. Указал на нее. – Вы адвокат по уголовным делам. Вас показывают во всех новостях, верно?

– Верно.

– Так и знал. – Пайн отступил на полшага назад. Теперь он насторожился. – Погодите, что вам от меня нужно?

– Я по поводу вашей дочери. – Он чуть шире раскрыл глаза. – Наоми, – добавила Хестер.

– Я помню, как зовут мою дочь, – сказал он резче, чем хотелось бы. – Что вам нужно?

– Ее давно не было в школе.

– И что? Вы школьный инспектор?

– Нет.

– Тогда какое отношение вы имеете к моей дочери? И что вам от меня надо?

Он выглядел и вел себя как человек, только что вернувшийся домой после трудного рабочего дня. Пятичасовая небритость превратилась в семи- или даже восьмичасовую щетину. Белки глаз покраснели. Пиджака нет, рукава рубашки закатаны, галстук ослаблен. Хестер готова была поспорить, что где-то в доме его уже ждет стакан чего-нибудь спиртного.

– Можно поговорить с Наоми?

– Зачем?

– Я… – Хестер нацепила свою обезоруживающую улыбку. Об этой улыбке слагали легенды. – Послушайте, я не желаю вам зла. Я здесь не в качестве юриста.

– Тогда зачем вы приехали?

– Понимаю, что выхожу за рамки, но скажите – с Наоми все в порядке?

– Что-то я запутался. Какое вам дело до моей дочери?

– По сути, никакого. Я вовсе не собираюсь лезть в вашу личную жизнь. – Взвесив все «за» и «против», Хестер решила, что сейчас нужно говорить искренне, от первого лица. – Ваша Наоми – одноклассница моего внука Мэтью. Она о нем не рассказывала?

Пайн поджал губы:

– Зачем вы здесь?

– Я… Мы с Мэтью решили убедиться, что у нее все нормально.

– Все у нее прекрасно.

Он начал закрывать дверь.

– Можно на нее взглянуть?

– Вы что, шутите?

– Мне известно, что она перестала ходить в школу.

– И что?

Хватит обезоруживающих улыбок. Хестер добавила голосу металла:

– Итак, где Наоми, мистер Пайн?

– Какое право вы…

– Никакого, – сказала Хестер. – Никакого права. Ни единого. Ноль прав. Но друг Наоми волнуется за нее.

– Друг? – Пайн презрительно фыркнул. – Выходит, ваш внук с ней дружит, так?

Хестер не поняла, как расценивать эти слова.

– Я просто хочу на нее взглянуть.

– Ее здесь нет.

– В таком случае где она?

– Вообще-то, не ваше дело.

Чуть больше металла в голос.

– Вы сказали, что видели меня по телевизору.

– Ну и что?

– Значит, вам известно, что не нужно будить во мне зверя.

Хестер прожгла его взглядом. Пайн попятился:

– Наоми в гостях у матери. – Он покрепче ухватился за дверную ручку. – И знаете что, миссис Краймштейн? Моя дочь – не ваше дело. Не ваше и не вашего внука. А теперь прочь с моей земли.

Он закрыл дверь. И громко задвинул щеколду, словно поставил жирную точку.

Тим ждал у машины. Завидев Хестер, он открыл дверцу.

– Подмывок, – пробурчала Хестер.

Дело шло к ночи. Уже стемнело. Чем ближе к горам, тем меньше света. Здесь его почти не было. На сегодня вопрос Наоми Пайн закрыт.

Тим уселся на водительское сиденье, завел машину.

– Пожалуй, пора обратно. Через два часа у вас эфир. – Он посмотрел в зеркало, перехватил ее взгляд, стал ждать.

– Давно мы не заглядывали к Уайлду? – спросила Хестер.

– В сентябре будет шесть лет.

Удивительно, как много времени прошло. Удивительно, что Тим так быстро вспомнил год и месяц.

Удивительно. Но Хестер не удивилась.

– Как думаешь, найдем дорогу?

– Так поздно? – Тим задумался. – Наверное.

– Давай попробуем.

– Может, лучше позвонить?

– Вряд ли у него есть телефон.

– Может, он переехал.

– Нет, – сказала Хестер.

– Или его нет дома.

– Тим!

Тим переключил рычаг передач в положение «драйв».

– Вас понял.

Глава пятая

С третьего захода Тим нашел нужный съезд с Галифакс-роуд. Узкая полоска дороги была почти полностью скрыта от посторонних глаз. Казалось, автомобиль продирается сквозь гигантский куст. По крыше хлестали ветви – точь-в-точь ленточные губки на автомойке. В нескольких сотнях ярдов к югу находился молитвенный лагерь «Сплит рок суитуотер», а молились там… как же они теперь называются? То ли народ ленапо с горы Рамапо, то ли горный народ рамапо, то ли индейцы-рамапо, то ли просто рамапо. Их генеалогия была покрыта мраком, но некоторые из них утверждали, что являются прямыми потомками местного племени или местных племен и гессенских наемников, принимавших участие в Войне за независимость, или беглых рабов, нашедших приют в делаварском племени еще до Гражданской войны. Как бы то ни было, теперь рамапо – для простоты Хестер решила остановиться на этом названии – вели затворническую жизнь, и племя их вырождалось.