Агент «Никто»: из истории «Смерш» - Толстых Евгений Александрович. Страница 51

Пробуждения природы доктор не любил. Нет, он, как мальчишка, радовался возвращению перелетных птиц, первым подснежникам, возможности перебраться из надоевшего за зиму тяжелого, подбитого ватином пальто во что-нибудь полегче. Правда, этим скудным набором удовольствий и ограничивалась радость смене времени года. Хлопоты, которые приносила весна заведующему Минской областной психиатрической больницей Ольшевскому, не оставляли камня на камне от приятных ощущений температурных перемен. Начиная с конца февраля, на больничные койки слетались, как грачи после зимовки, постоянные обитатели клиники - в основном немолодые люди, страдающие всевозможными болячками: от шизофрении до паранойи. Их и до войны было немало, а уж четыре года горя добавили в список пациентов «психушек» тысячи и тысячи новых имен. Да помолодел «псих»: с фронта возвращались мальчишки, которым не было и двадцати пяти. Хорошо, если удавалось сразу отыскать местечко в мирной жизни, о которой мечтали, промерзая в окопах, топая по разбитым дорогам. А коли нет?.. Коли в тепле и при зарплате оказывались те, кто о войне знал лишь из сводок Совинформбюро, а гнавшие из родных мест врага, вернувшись домой, на землю, которую они щедро полили своей кровью, вдруг понимали, что кроме жен и матерей их здесь никто и не ждал. Одни, которые покрепче и посмелее, звенели орденами в райкомах, доказывая свое право на место под солнцем; другие, уставшие, пили горькую и попадали к Ольшевскому. За год, прошедший с окончания войны, минская психушка разбухла больше чем на сотню коек, но мест все равно не хватало.

Доктор отошел от окна и повернулся к молодой женщине в белом халате, сидевшей на покрытом серым парусиновым чехлом стуле у стены, завешанной медицинскими плакатами, графиками дежурств и диаграммами, отражающими динамику психических заболеваний в области.

- Вы нашли место для новенького? - спросил Ольшевский, разглядывая аккуратную прическу сотрудницы.

- В третьей палате, на первом этаже; там семь человек, мы поставили еще одну кровать в углу, как вы сказали, подальше от окна и двери.

Для ординатора Акимовой просьба заранее подготовить место для «важного» больного выглядела странно. Обычно размещением пациентов занимался заведующий отделением, а тут сам главный дважды вызывал ее к себе, предупреждал, чтобы были готовы принять какого-то особого «неадекватного». На подробности Ольшевский был скуп, говорил лишь, что ему звонили откуда-то «сверху», рекомендовали быть особенно внимательным с больным, которого привезут со дня на день люди из военной контрразведки. Рекомендация в этом случае означала приказ, невыполнение которого грозило большими неприятностями.

- Вы хоть что-то о нем знаете? - осмелев, спросила Акимова.

- О ком?

- Ну, об этом… которого должны привезти.

- Ни черта я о нем не знаю! - раздраженно выпалил Ольшевский. - Позавчера позвонили из округа, сказали, что нужно понаблюдать одного человека, которого привезут и будут охранять два вооруженных бойца. Кто он, что с ним, почему к нам - понятия не имею!

- А откуда его привезут?

- Из военного госпиталя. Там его смотрел профессор Аккерман и пришел к заключению, что это наш больной.

- Аккерман? - вскинула тонкие нитки бровей Акимова, - а какое отношение Аккерман имеет к психиатрии?

- У военных и стоматолог роды примет! - отрезал Ольшевский и, услышав шум подъехавшего автомобиля, сделал шаг к окну.

Поскользнувшись на недотаявшем ледке, у больничного крыльца тормознула санитарка-полуторка. Выскочивший из кабины солдат одернул короткий, чистенький бушлат, закинул на плечо автомат и вбежал по лестнице, исчезнув из поля зрения Ольшевского. Через минуту на крыльце появились две санитарки - крупные женщины, составлявшие главную тягловую силу больницы, - с носилками, покрытыми несвежей простыней.

- Вот сейчас все и узнаем, - кивнул в сторону окна Ольшевский, - кажется, привезли «бесценный груз», идите, встречайте.

Акимова нехотя поднялась со стула, по пути к двери свернула к окну, бросила взгляд на возню возле машины. Санитарки вместе с бойцами пристраивали к фургону носилки. Акимова пожала плечами и решительным шагом вышла из кабинета. Она спустилась по лестнице, шагнула в коридор приемного отделения и почти столкнулась с высоким, широкоплечим сержантом в отутюженной полевой гимнастерке и начищенных хромовых сапогах.

- Где мне ваше начальство найти, уважаемый товарищ доктор? - спросил он, оглядывая стройную фигуру Акимовой.

- А вы кто?

- Сержант Павленко, контрразведка «Смерш». Вашему главврачу звонили по поводу одного больного.

- Из военного госпиталя?

- Так точно. Мы его привезли.

- К вам пошли санитарки с носилками.

- Санитарки - это хорошо, а носилки у нас свои, из госпиталя, он на них пока и лежит. Похоже, что мне не надо искать начальство, вы в курсе дела?

- Да, он будет наблюдаться в моей палате, - Акимова исподлобья бросила взгляд на сержанта, отметив, что офицерские погоны ему подошли бы больше.

- А вас как зовут, уважаемый доктор? - игриво улыбнулся Павленко.

- Врач Акимова.

- А по имени?

- Несите больного в третью палату, там все готово, - сухо пресекла попытки ухаживания Акимова.

- Есть, товарищ доктор, хотя мне надо бы взглянуть на место жительства нашего подопечного… Ну да ладно… - козырнул ей сержант и загремел сапогами в сторону крыльца.

Кравченко внесли в тесную, уставленную койками комнату, которую трудно было назвать больничной палатой. Левое крыло клиники ремонтировали, поэтому приходилось ютиться, используя каждый уголок. Застеленная серым суконным одеялом кровать стояла у стены, отгороженная от высокого, под потолок, окна еще одной койкой и отделенная от двери нешироким столиком, на котором по утрам раскладывали лекарства.

- Вот сюда, - командовала черноволосая санитарка, не без интереса поглядывая на крепких бойцов, маневрировавших носилками между прижавшихся друг к другу кроватей. - Да не опрокиньте больного, он пока еще ваш, за нами не числится…

- А он и после будет наш, мы его не бросим, он нам люб и дорог, - пошутил высокий сержант.

- Так это что, вы при нем останетесь? - поинтересовалась санитарка с тайной надеждой в голосе.

- Есть такой приказ, - улыбнулся сержант.

- И жить здесь будете?

- А как же? Приказано поставить нас на все виды довольствия, включая женскую ласку.

- Уж прямо-таки и ласку! Каши дадим, а остальное заслужить надо.

- Так заслужим! Вас как зовут? - сержант вытащил из-под Кравченко носилки и протянул чернявой санитарке для знакомства руку.

- Ее зовут санитарка Богданова, - раздался за спиной игривого сержанта голос Акимовой, - и попрошу вас, товарищи военные, в палату без халатов впредь не входить; это не казарма и не штаб, а медицинское учреждение. Халаты вам выдадут. Богданова, принесите два самых больших, какие у нас есть.

Санитарка недовольно повела плечами и вышла, стрельнув глазами в сторону Павленко. Доктор присела на кровать, пощупала пульс больного, заглянула в зрачки.

- Когда он потерял сознание? - тревожно спросила она сержанта.

- А мы думали, что он спит, - простодушно ответил боец, - да мы его такого из госпиталя забрали.

- И человека погрузили в машину в таком состоянии?! - почти крикнула Акимова.

- Да вы не волнуйтесь, доктор, это заключенный, он под следствием.

- Это не лишает его права на гуманное обращение. Где сопроводительные документы?

- Вот бумаги, которые приказано вам передать, - Павленко протянул тонкую картонную папку с написанной чернилами фамилией «Кравченко». - Смотрите, доктор, больной глаза открыл.

Кравченко тихо простонал и приподнял опухшие, синеватые веки. Взгляд его остановился на верхней планке дверного проема и замер.

- Вы слышите меня, больной? - вкрадчиво произнесла Акимова, взяв Кравченко за руку.

Больной кивнул, не отводя глаз от двери.

- Вы можете отвечать на мои вопросы?

Кравченко медленно повернул голову к стене и закрыл глаза.