Мышь - Филиппов Иван. Страница 39

У дверей в метро Сева немного замешкался — а вдруг это плохой план? Костя понял его сомнения и открыл дверь первым.

Внутри стоял тяжёлый трупный запах. Настолько тяжёлый, что мальчики закашлялись и поспешили натянуть на лица повязки — запах через них всё равно чувствовался, но хотя бы не так резко.

Переход прямо перед ними был завален телами, но не так густо, и братья смогли, аккуратно обходя погибших, двинуться вперёд. У линии турникетов Сева снова остановился:

— Смотри!

Он показывал рукой на два тела, застрявших между турникетами. Это были полицейские — в форме и касках, с оружием в руках. Кажется, толпа их просто вжала и задавила насмерть. Сева отошёл от Кости и через минуту вернулся с двумя пистолетами.

Они оба были ветеранами Call of Duty и множества других игр, поэтому Сева с лёгкостью достал магазин, проверил, что он полон патронов, засунул его обратно и взвёл предохранитель. Только после этого он засунул пистолет себе в джинсы. Второй же, тоже тщательно проверенный, он протянул Косте.

— Положи в рюкзак. Просто на всякий случай. Чтобы был.

В прошлой жизни Костя был абсолютно одержим идеей собственного оружия. Это было первым, что он хотел сделать по наступлении совершеннолетия: получить право на ношение и купить себе ружьё. Или два! Они с Севой, которому эта идея категорически не нравилась, много раз об этом говорили.

Теперь Костя смотрел на пистолет с ужасом. Он понимал, что его надо взять, но ему было страшно. Он никогда не стрелял по-настоящему, только в играх. И теперь он думал о том, что взять в руки пистолет — это ведь, значит, как бы согласиться с тем, что ты его используешь, что если будет надо — ты не дрогнешь и выстрелишь. Ему от этой мысли было очень страшно, но он взял железку и положил её в рюкзак рядом с книжкой про «Муми-троллей».

Огромное пустое пространство станции метро «Библиотека имени Ленина» действительно было освещено тусклым красным светом аварийного освещения. С верхней ступени огромной лестницы, ведущей к платформам, была видна вся станция. Слева стоял поезд с открытыми дверьми. Очевидно, именно из него на станцию хлынули заражённые. Пол между тремя лестницами был усыпан телами. Часть тел лежала на путях с другой стороны. Заражённых видно не было.

Освещая пространство перед собой фонариками, Костя и Сева спустились на платформу.

— Давай тут спрыгнем, только очень, очень осторожно! Мне кажется, что если работают фонари эти аварийные, может и третий рельс работать, а это — верная смерть.

Костя кивнул, а Сева продолжил:

— Ты просто имей в виду — он жёлтый, он по краю идет. Его нельзя никогда трогать.

Костя снова кивнул, и по очереди — Сева первым — они спустились на пути. Переступив через несколько тел растерзанных и упавших на рельсы москвичей, они двинулись по тоннелю и уже совсем скоро оставили станцию позади.

Сева хотел уйти по тоннелю настолько далеко, чтобы можно было дышать без масок. Когда наконец запах смерти перестал преследовать их столь настойчиво, они разбили лагерь. В этом месте два тоннеля шли параллельно друг другу, и между ними было пространство, достаточное, чтобы поставить палатку. Контактный рельс был у дальнего края тоннеля, поэтому даже если бы кто-то из мальчиков во сне вылез из палатки, например, пописать и забыл об опасности, вероятность случайно умереть от удара током была не очень велика. По крайней мере, на это надеялся Сева.

Несмотря на то, что формально прошли они совсем немного и был ещё день, оба мальчика чувствовали какую-то совершенно смертельную усталость. Идти в неизвестность по тёмному тоннелю в таком состоянии не хотелось совсем.

Костя забрался внутрь палатки и зарылся в спальник. Сева ещё минуту стоял снаружи и смотрел на эту картину: пустой чёрный тоннель метро благодаря жёлтому свету, излучаемому палаткой, стал неожиданно уютнее.

— Почитаешь мне? Пожалуйста?

— Конечно.

Если бы Костя не спросил, Сева предложил ему сам: сейчас он был готов делать всё что угодно, только бы отсрочить момент, когда он останется тут один. В тишине. С мыслями и воспоминаниями о Маше, обо всём, что произошло с ними сегодня. Он залез в палатку, застегнул молнию, открыл книжку и начал читать:

— Первый снег пал на Муми-дол хмурым утром. Он подкрался, густой и безмолвный, и за несколько часов выбелил всю долину. Муми-тролль стоял на крыльце, смотрел, как зима пеленает землю в свой белый саван, и думал спокойно: «Вечером мы погрузимся в спячку»…

Сева продолжил читать, даже когда Костя уже давно уснул, крепко обняв своего Плюшевого Лиса Семёна. Потом он закрыл книгу, выключил фонарик и устроился поудобнее рядом с братом. Он лежал и слушал, как Костя дышит, как бьётся его сердце. Рядом с ним ему было не так страшно.

Глава 10

Артём родился немым. Один случай на миллион — неразвившиеся голосовые связки. Когда он пошёл в первый класс, мама рассказала, что его отец ушёл из семьи именно из-за этого, и маленький Артём никак не мог понять: но почему? Он же не был виноват в своей немоте. Это ведь от него не зависело. Мама, спохватившись, сказала, что со злости сморозила глупость, но Артём запомнил.

На его детстве отсутствие отца удивительным образом никак не сказалось. Его воспитали две любящие женщины: мама и бабушка. Им было наплевать, что он немой, они любили его таким, какой он есть. А потом была школа и сложности, потом мама Артёма пришла в Церковь и привела его с собой. Бабушка креститься отказалась категорически.

Мамина вера была тихой и уютной. Не пламенной и не злобной. Артём с удовольствием влился в приходскую жизнь и даже начал встречаться с девушкой по имени Варя из церковного хора. В институт сразу после школы он не попал, в армию его и не звали, и он спокойно работал на заправке: денег было немного, но на жизнь им хватало.

День, когда мышь под номером МБ1#99324 укусила Веронику, должен был быть последним днём работы Артёма на заправке. Через неделю он собирался заступать в ремонтную бригаду плиточником. Это вышло совершенно случайно — как-то их сосед дядя Володя зашёл к ним спросить, нельзя ли одолжить штопор, и обратил внимание на то, как первоклассно уложена плитка в кухне. Мама объяснила, что Артём её клал сам, предварительно потратив, кажется, несколько месяцев на разнообразные обучающие видео на YouTube.

Дядя Володя, у которого была ремонтная компания на шесть бригад, был так потрясен качеством укладки, что тут же и предложил Артёму работу. Когда они с мамой узнали, сколько получают в Москве хорошие плиточники (в месяц примерно столько, сколько он заработал бы на заправке за год), Артём так обрадовался, что они устроили с мамой и бабушкой праздник: с бутылкой шампанского и «Киевским» тортом.

Но всё это было в прошлой жизни. В той, которую закончил вирус Михайлина. В новой жизни Артём, не издавая ни звука, бежал в сторону Тони и Лавра. Сейчас им двигал только голод.

С кофемашиной Лавр не справился, зато нашёл чайные пакетики и чайник. Теперь они с Тоней сидели посреди разгромленной заправки и пили чай с круассанами. За несколько дней круассаны зачерствели, но ни Тоню, ни Лавра это ничуть не смущало. Они ели быстро и молча и никак не могли наесться. Тоня встала из-за стола первой.

— Пойду посмотрю, может там на полках у входа ещё какая-то еда есть. Хоть сушки…

Небольшую полку с бутербродами и скоропортящимися продуктами они осмотрели первой, но, видимо, электричество на заправке пропало давно, и ничего съедобного они не нашли. Погружённая в свои мысли, Тоня не увидела Артёма. И не услышала — ведь, в отличие от всех остальных заражённых, он не издавал ни рёва, ни жуткого клёкота… Его увидел Лавр, повернувшийся к Тоне что-то сказать.

—Тоня, сзади!

Она никогда не была лучшей на курсах по стрельбе, которые проходила вместе с сослуживцами. И прежде Тоня никогда не оказывалась в ситуации, когда достать и использовать оружие было необходимо моментально, но тут что-то сработало в её мозгу, что-то включилось, какой-то первобытный страх смерти. Артём уже добежал до неё, занес руки и раскрыл измазанный кровью рот, но Тоня успела достать пистолет и выстрелить ему в подбородок. С ужасом она увидела, как пуля превращает в кровавую кашу его лицо.