Мышь - Филиппов Иван. Страница 62

В подмосковных аэропортах разгружали бесчисленные вереницы грузовых самолётов, привозящих со всего мира медикаменты, одежду для спасённых, палатки, генераторы.

Алексей Навальный от должности исполняющего обязанности президента РФ отказался, объяснив это тем, что в отличие от Ройзмана, его ещё никто и никуда не выбирал. Вот будут выборы — и.о. президента Ройзман назначил их на 1 декабря — вот тогда посмотрим. Зато он и его команда приняли активное участие в координации спасательной операции — очень помог опыт организации предвыборных кампаний и митингов.

Впервые за двадцать лет жители большой России получили доступ к настоящим новостям. Не только вся страна, но и весь мир смотрел репортажи о спасательной операции, о строительстве стены — за временными баррикадами, возведёнными впопыхах, Куренной теперь строил настоящую стену — шириной в КАМАЗ и высотой с пятиэтажный дом. Россия и мир слушали интервью с выжившими, с новыми политиками новой, уже изменившейся, России. Главные российские телеканалы заговорили голосами Ильи Варламова, Юрия Дудя и Ирины Шихман — все трое в момент начала эпидемии были не в Москве. Екатерина Шульман — нехотя и после очень длительных переговоров — приняла предложение стать новым главой МИД РФ.

Спустя пять дней после катастрофы мир вздохнул с облегчением — общими усилиями дальнейшее распространение вируса было предотвращено.

Севу, Костю, Расула, Асю, Тоню и Ульяну поселили в одну палатку. Это была даже не палатка, а здоровенный шатёр, разделённый занавеской на мужскую и женскую части. На каждой из них стояли раскладные кровати со свежим бельём и тумбочки для личных вещей. В своеобразной прихожей стоял диван, на третий день один из волонтёров притащил туда небольшой телевизор.

Первые сутки они спали. Их всех тщательно осмотрели врачи, но, кроме обезвоживания и общей невероятной усталости, с выжившими всё было в порядке. Добродушная врач-педиатр похвалила Асю и Расула за то, как они о девочке маленькой правильно смогли позаботиться.

Костя и Сева спали и вторые сутки тоже. Сквозь сон Сева видел, как Костя один раз встал, достал из рюкзака Плюшевого Лиса Семёна и снова провалился в сон. Иногда в шатёр кто-то заглядывал, но ребят не будили. Ася и Расул говорили тихонько о чем-то своём, а Тоня каждую минуту проводила с маленькой Ульяной. Они выходили из шатра погулять, она кормила девочку и, кажется, всю свою тоску по погибшему Лавру она превратила в заботу и нежность. Наверное, Лавр был бы этому очень рад.

На утро третьего дня к ним пришёл волонтёр и выдал каждому по телефону с сим-картой — позвонить родным. Он же предупредил их о том, что в течение дня с ними зайдёт поговорить представитель полиции. Это была новая практика — не допрос, разумеется, просто каждого выжившего просили под запись рассказать, как именно он выжил. Руководителям спасательной операции показалось, что личный опыт может быть им очень полезен в дальнейшем.

И они бросились звонить! Ася дозвонилась до мамы. Отец Расула не мог поверить своему счастью, когда услышал голос сына, которого считал погибшим. Сева вспомнил телефон дедушки, и они два часа провели в рыданиях и разговорах, и обещаниях. Дедушка рвался скорее приехать и забрать их из лагеря, но движение в сторону Москвы было категорически запрещено. Сева пообещал, что они скоро сами приедут. Тоне звонить было некому, и она свободное время и доступ к телефону потратила на то, чтобы попытаться выяснить, нет ли у Ульяны каких-то родственников за пределами Москвы, но так никого и не нашла.

Пришедший в шатёр сотрудник полиции был высоким и грустным. Его лицо посерело, а глаза ввалились. С каждым новым выжившим он надеялся, что хоть в этот раз услышанный им рассказ будет не таким ужасным и наполненным не таким страшным горем, и каждый раз он жестоко обманывался в своих ожиданиях. Косте рассказывать о прожитом было особенно тяжело, но он рассказал. И о заражённых, и о людоеде, и о том, как они встретили Льва Семёновича, и как угнали электричку. Полицейский слушал и кивал. Заканчивая разговор, он сказал:

— Если у меня когда-нибудь будут дети, я хочу, чтобы они были такими же смелыми, как и вы.

Сева хотел возразить, хотел сказать, что они вообще не смелые, и всю дорогу, каждую секунду они дрожали как зайцы, но не стал. У него не было больше сил.

Лев Семёнович в лагере чувствовал себя лучше всех — он стал всеобщим любимцем. Совершенно самостоятельно он уходил из палатки и шёл осматривать лагерь, и всюду, где бы он ни появился, его целовали и обнимали. А иногда и угощали! Ему такая жизнь очень нравилась.

На четвёртый день в шатёр пришёл тот самый улыбчивый солдат, которого они встретили у ворот. Его звали Матвей, и он сказал, что примерно через полтора часа за всеми придут и отвезут туда, куда они скажут. Сева с Костей поедут к бабушке, Ася с Расулом договорились поехать сначала к Асиной маме в Александров, а дальше… Дальше решим. Тоня с Ульяной останутся в лагере, но их переведут из карантинной зоны в большой лагерь для беженцев под Мытищами. Ася, Тоня и Расул подробно всё обсудили и договорились, что пока не найдутся какие-нибудь родственники, Уля будет жить с Тоней. В глубине души Тоня надеялась, что никакие родственники никогда и не найдутся.

В ожидании машины Сева смотрел новости по телевизору. Телефон им выдали один на двоих, и его немедленно отжал Костя. Сейчас он забрался с ногами на диван, грыз шоколадку и залипал в тиктоке, периодически — и подчас совершенно против воли старшего брата — показывая Севе что-нибудь самое оттуда интересное.

Тихонько, чтобы не разбудить спящую у неё на руках Ульяну, рядом с Севой села Тоня. Расул и Ася — как всегда в обнимку — уселись сбоку от Кости. Это был длинный диван, рассчитанный сразу на всех обитателей шатра. Молодые влюблённые смотрели больше друг на друга, чем в экран телевизора. А вот Сева слушал и смотрел.

В новостях рассказывали об изменениях в рамках операции по спасению выживших. Теперь вертолёты — британские Sea King и огромные американские Chinook — садились на стадионы или на большие площади в Москве. Силы специального назначения зачищали улицы вокруг и с помощью громкоговорителей собирали для эвакуации выживших.

Сева с открытым ртом смотрел на снятый с беспилотника видеорепортаж одной такой операции. Как быстро и красиво военные расчищали себе путь среди заражённых, как они тащили в вертолёты обессиленных и едва, но живых москвичей.

— Эх, вот бы нас так спасли!

Костя тоже, оказывается, смотрел репортаж. Сева кивнул. Да, многое бы он отдал за такое спасение.

Затем в новостях показали, как израильские ВВС совместно с украинскими военными сумели эвакуировать выживших в московском зоопарке животных. На экране появилось видео того, как спящего жирафа, перевязанного огромными тросами, тащит в небо вертолёт.

Тоня всхлипнула.

— Тоня, что вы, не плачьте! С жирафом всё в порядке будет, они же рассказали: животные просто спят, только для транспортировки, — решил успокоить её Костя.

— Нет, нет, я не из-за жирафа, не волнуйся. Я так. По человеку одному скучаю.

Костя кивнул и погладил Тоню по плечу. Слова тут были лишними.

А потом молодая корреспондентка по имени Мария Борзунова начала репортаж из Петербурга. Столицей России после гибели Москвы снова стал Питер — ни у кого на этот счёт не было ни сомнений, ни возражений. Сегодня в Зимнем дворце исполняющий обязанности президента РФ Евгений Ройзман должен был сказать речь. Специально на это выступление в Санкт-Петербург прилетели международные лидеры, в том числе президент Украины Владимир Зеленский, премьер-министр Великобритании Борис Джонсон и многие-многие другие.

Камера показывала зал Зимнего и трибуну, к которой медленно шёл Ройзман. Высокий, строгий, сильный и смертельно уставший, он вышел к микрофону. Очевидно, гримёры предприняли какую-то отчаянную попытку придать ему более презентабельный вид, но по Ройзману всё равно было видно, что он не спал много дней. Откашлявшись, он посмотрел в зал и начал: